какая! А мы над этой ямой столь беспечно присаживаемся… И спохватилась: какой Мандроморковнер? При чем тут Мандроморковнер?! Откуда он взялся? Пряники-сухарики, да это меня в сон утащило. Задремала на посту.
Я оглядела охраняемую территорию. На западном фронте все оставалось без перемен. На стене тикали часы. Сколько же я дремала? Свечи успели уже догореть до половины. Я засмотрелась на неподвижные язычки пламени, и меня, кажется, вновь повело в дремоту, как вдруг огни свечей дрогнули. Плоская туша стола, устрашающе задравшая ноги к потолку, скрипнула и едва заметно сдвинулась с места, а затем бесшумно поползла вправо.
Я вскочила на ноги и взяла на изготовку древко электрошокера.
Столешница отъехала в сторону. Из дыры в полу высунулся по пояс Кувыка и огляделся. Я видела, как он поворачивает голову, но лица его не различала – свечи по обе стороны пролома освещали подземного дедка с боков, оставляя лицо в тени. Только глаза поблескивали. Дышал Кувыка шумно и прерывисто.
Затем он медленно поднял правую конечность. Блеснул желтый металлический отсвет. Кувыка держал в руке какое-то продолговатое оружие – кинжал или короткий меч, отливающий золотом в свете свечей. Он помахал клинком над головой, положил оружие на пол, налег брюхом на край пролома и стал выбираться из ямы. Вытянул руки вперед, вцепился в половицы, подтянулся… Когти царапали пол далеко за пределами мелового круга, охватывающего пролом.
Круг не действовал. По-видимому, монстр его даже не замечал.
Мама что-то крикнула сверху, но я не различила слов – все мое внимание было сосредоточено на Кувыке. Он уже полностью выкарабкался из пролома, однако не спешил подняться на ноги. Схватил свое оружие, блеснул им в воздухе и пополз ко мне. Почему он не встает на ноги? Вероятно, после двух неудачных атак избрал какую-то новую, непонятную мне тактику. Что он задумал?
Теперь, когда источники света остались позади, Кувыка на их фоне казался неясной темной массой, надвигающейся на меня медленно и бесшумно, как в кошмарном сне.
Я покрепче сжала древко рогатины, чтобы вернуться к реальности. Мне было очень страшно, но я не могла ни убежать, ни броситься вперед. Оставалось только ждать, когда чудище войдет в зону действия моего оружия.
Добравшись до меловой отметки, Кувыка остановился. Видимо, он тоже старался разгадать мой замысел и решил не пересекать белую черту, пока не поймет, что она означает и чем ему грозит. Припав к полу у самой границы досягаемости, он раскачивался из стороны в сторону, размахивал над головой золотым тесаком и пришепетывал:
– Ап чоп хых хагн… Ап чоп хых хагн…
Тут у меня не выдержали нервы. Я поняла, что он дразнит меня, насмехается. Хорошо, если бы только насмехался… Он играл со мной в поддавки – потому и демонстративно отказывался подняться во весь рост. Дескать, и без того справлюсь. Он играл со мной, как черт с младенцем. Нет, скорее, как кот с мышкой. Поиграет-поиграет, подразнит-подразнит и сожрет. Я взбеленилась. Ах ты, чудо черноземное! Испакостил наш участок, в дом вломился – так еще и издеваешься…
– А ну, иди сюда! – заорала я. – Я тебе покажу Кувыкину мать!
И потыкала в его сторону рогатиной, чтобы он получше меня уразумел.
Кувыка уразумел и вызов принял. Он тоже направил на меня сверкающий клинок и уже не пришепетывая, а ясно и отчетливо проговорил:
– Ап чоп хых хагн…
«Раз так, то держись. Иду на вы». Именно так я перевела его высказывание. Безо всякого словаря.
Кувыка сдал немного назад, неспешно поднялся на ноги по ту сторону черты и остановился, выжидая. Он явно выбирал момент для атаки.
Я выдвинула левую ногу для лучшего упора и выставила перед собой электрошокер. Кувыка качнулся вперед, переступил через белую черту и попер на меня. (Сзади послышался какой-то неясный шум.)
Кувыка был совсем близко, как вдруг поскользнулся (значит, не зря я давеча полила пол водой!) и начал неуклюже заваливаться на бок. Он тяжело рухнул наземь, словно мешок с картошкой, и завозился, пытаясь встать в шаге от меня – в зоне действия моего снаряда.
Я с силой послала рогатину вперед. На миг что-то помешало удару – будто невидимая рука дернула электрошокер назад, но тут же отпустила, и две вязальные спицы, подключенные к напряжению в двести двадцать вольт, впились монстру под ребра.
Попала! Я ощутила, что попала, но Кувыка даже не вздрогнул. Тогда я налегла на древко, чтобы продлить действие электрического разряда.
– Что ты в него тычешь? По башке его палкой, по башке! – вскрикнула мама за моей спиной.
Я похолодела. Почему она здесь?
Должно быть, я невольно ослабила нажим на рогатину – Кувыка одним махом отбил в сторону электрошокер, не причинивший ему никакого вреда, и уперся руками в землю, чтобы встать. Я отскочила и стремительно оглянулась. Мама стояла позади меня как седая растрепанная валькирия, воздев над головой красную пластиковую мухобойку.
– Оля, я с тобой! Оленька, мы его вместе…
Провод валялся на полу. И я мгновенно сообразила, что произошло. Услышав крики, мама бросилась на помощь. Она слетела вниз по лестнице, зацепила ногой шнур электрошокера, споткнулась и в самый неподходящий момент выдернула вилку из розетки.
– Мама, вилку воткни!!! – гаркнула я, отворачиваясь к Кувыке.
– Вил-ку?
– Мама!!! Быстрее!
– Ольга, при чем тут вилка? – раздраженно проговорила мама. – Я не вижу никакой вилки.
Кувыка уже вставал.
– Штепсель!!! – проревела я благим матом. – Штепсель!!! В розетку!
– Ах, штеп-сель… Так бы сразу и сказала. Но здесь нет штепселя…
Конечно, с ее-то возрастной дальнозоркостью такую маленькую вещицу трудно отыскать и в солнечный полдень на Красной площади, не то что в темной комнате, тускло озаренной лишь двумя свечами, которые создают больше мрачных и черных теней, чем дают света.
– Оля, берегись! – взвизгнула мама за моей спиной. – Он сейчас тебя схватит!
Это я видела и без нее. Кувыка шел на нас, держа клинок в опущенной руке, как держат его опытные бойцы. Так не увидишь, как и куда он ударит. Опередить его! Я подшагнула ему навстречу и произвела довольно-таки неуклюжий выпад обесточенной и оттого почти безвредной рогатиной. Монстр неторопливо уклонился, выдернул у меня из рук древко и отбросил его в сторону. Теперь у меня не осталось никакого, даже символического оружия.
Кувыка наступал. Хрипло и прерывисто дыша (боже, как мне было страшно – не за себя!), я отступала и заслоняла маму, растопырившись, как наседка, защищающая цыплят, а сама мысленно молилась: «Только бы ее от страха не хватил удар. Только бы не инфаркт».
А что, если споткнусь и упаду на нее? Я остро ощущала, какая она хрупкая и уязвимая, моя старушка. Один сильный толчок, да что там толчок – одно непомерно сильное впечатление и…
Кувыка остановился и поднял сверкнувший в полутьме клинок. Все! Дальше отступать некуда. Я мгновенно приняла решение. Брошусь на него первая, не дожидаясь удара. Терять нечего. Я глубоко вдохнула, собираясь с силами. Вперед! Я чуть присела перед броском, но тут над моей головой промелькнула тень.
Роксай.
Он прыгнул с верхней ступеньки лестницы, пролетел над нами, почти коснувшись моих волос, и молча, как волк, врезался в Кувыку. На ноги мне брызнуло что-то теплое и липкое. Кувыка прохрипел угрожающе:
– Хагн! Хагн! Ап чоп хых хагн…
По-прежнему заслоняя собой маму, я едва повернула к ней голову и прошептала:
– Поднимайся наверх.
– А ты?
– Я с тобой…
Я чувствовала себя предательницей, потому что бросала Роксая без помощи, но главное – вывести маму с поля боя.
Роксай с Кувыкой покатились клубком по полу, сшибли свечу, стоящую справа от пролома, свалились в яму и следом туда же опрокинулась вторая свеча. В полной темноте я помогла маме нащупать нижнюю ступеньку, и мы начали подъем в светелку. Мама едва держалась на ногах.
Роксай пронзительно взвизгнул. В первый раз за все это время. Я даже не обернулась. Все равно не различить, что происходит внизу, в темноте. А там творилось что-то страшное.
– Мамочка, милая… – прохрипела я. – Можешь немного быстрее?
Мама одолела последнюю ступеньку, я ввалилась в светелку вслед за ней, захлопнула дверь, но по-прежнему отчетливо слышала, как Роксай жалобно вскрикивает, не замолкая. Словно малый щенок, которого сбила машина. А я ничем не могла
