- Дорогой Федор Пахомович, русский язык для меня родной и, увы, единственный, которым я владею.
- Реплика ваша пришлась кстати, но выражение это употребляется в наше время редко. И с вами не очень вяжется. Но, наверно, и у меня есть невольные предубеждения. Тем более вы в Израиль собрались.
- А что бы вы на моем месте сделали?
- Наверно, то же самое. Да не лезьте вы в амбицию, я вас вовсе не осуждаю. Помните, я вас про лояльность спросил?
- Помню, вы при этом упомянули про какую-то связь...
- Связь прямая, непосредственная. Начнем с вас. Как реагировали вы и многие другие сограждане еврейской национальности? Вы приняли решение покинуть страну, где вы подвергаетесь ограничениям и притеснениям. Вы не стали кричать про свои права, гарантированные сталинской конституцией, не предлагали создать Еврейскую ССР со столицей в Малаховке. Вы ведь не выбрали этот светлый путь?
- Потому что это химера, утопия. Потому что ничего хорошего из этого не вышло бы.
- Совершенно верно. Вместо того, чтобы выслушивать демагогию о дружбе народов и подвергаться полицейским преследованиям, вы проголосовали ногами. Это для властей бомба замедленного действия. Ваш пример подрывает в глазах остающихся миф о крепости и незыблемости режима. И указывает им путь. Обратимся теперь к Еврейскому антифашистскому комитету. В нем была представлена, главным образом, привилегированная интеллигенция. Выехать из Союза они не могли, даже в только что образовавшийся Израиль их бы не отпустили. Однако существовал другой путь, другой способ протеста. У них были постоянные и обширные контакты с Западом, поскольку ЕАК был для того и создан, чтобы качать деньги из зарубежного еврейства и вести среди него пропаганду. Могли они при этом передавать на Запад информацию о нарастании антисемитизма в СССР? Могли. Передавали они такую информацию? Нет, не передавали.
- Да кто бы им позволил? Скрутили бы при первой же попытке.
- Неверно. Опасность очевидная, но были и возможности. Они постоянно общались с чужеземцами, ели с ним и пили, передавали им множество материалов с дозволения начальства. Они определенно могли вложить туда несколько листков крамолы. Особенно на идиш. У МГБ были с этим языком немалые трудности. Это я вам сейчас продемонстрирую.
Он ушел в другую комнату, откуда вернулся с коричневой папкой для бумаг. Положив папку на стол, он очень ловко, наподобие того, как кассиры пересчитывают деньги, перелистал ее содержимое и извлек машинописный листок.
- Вот стихи Маркиша из поэмы, посвященной памяти Михоэлса, опубликованы в газете ЕАК:
Разбитое лицо колючий снег занес,
От жадной тьмы укрыв бесчисленные шрамы,
Но вытекли глаза двумя ручьями слез,
В продавленной груди клокочет крик упрямый:
О, Вечность! Я на твой поруганный порог
Иду зарубленный, убитый, бездыханный.
Следы злодейства я, как мой народ, сберег,
Чтоб ты узнала нас, вглядевшись в эти раны...
Течет людской поток - и счета нет друзьям,
Скорбящим о тебе на траурных поминках,
Тебе почтить встают из рвов и смрадных ям
Шесть миллионов жертв, запытанных, невинных.
Вот что можно было, оказывается, напечатать в СССР в 1948 году. На идиш, разумеется. Представьте, что они могли бы передать. Если бы, конечно, захотели.
- Вот не ожидал я, что Маркиш был такой...
- Какой?
- Даже не зная как выразиться.
- Думаете, смелый? Не обольщайтесь. Он вообще-то Михоэлса недолюбливал. Это у него стиль такой, безудержный. Маркиш поначалу считал, что на стихи по поводу убийства имеется социальный заказ, поскольку это дело рук польских националистов, ходил такой слух. Вот другой образец его творчества:
На бойни гнать бы вас с веревками на шеях,
Чтоб вас орлиный взор с презреньем провожал,
Того, кто родину, как сердце, выстрадал в траншеях,
Того, кто родиной в сердцах народов стал.
Знаете, когда это написано? И по какому поводу?
- Нет.
- Январь 37-го, процесс Пятакова-Радека.
- Действительно социальный заказ. Хотя не вполне понятно.
- Важен общий смысл. Орлиный взор и человек, заменяющий родину, -атрибуты Сталина, которому, правда, не пришлось сидеть в траншеях, но все равно сгодится. В восхвалении переусердствовать невозможно. Тогда все вышло на славу, через пару лет Маркиша наградили орденом Ленина, по тем времена редкая почесть для литератора. Бросается в глаза, что Михоэлс, Маркиш и другие никогда, я это подчеркиваю, никогда не говорили с иностранцами про антисемитизм, только про большие успехи евреев в СССР. Знаете причину, помимо страха? Они пользовались немалыми благами и привилегиями, которых потерять не хотели. Все меньше людей понимало идиш, но государство - пока - содержало убыточный театр Михоэлса. Маркиш хвастался одному американцу, что у него вышла книга на русском языке, гонорар за которую составил 120 тысяч рублей, и это не считая 20-30 тысяч за журнальные публикации. Вы понимаете, что это были за суммы?
- Мне про это трудно судить, после войны вроде бы была сильная инфляция.
- Это правда, но зарплата обычных людей исчислялась в сотнях: 300, 400, 700 рублей в месяц. 150 тысяч они даже выговорить не могли. Надо еще помнить, что элите не приходилось тащиться на черный рынок или в коммерческие магазины, где цены были астрономические, например, кило масла 200 рублей. Нет, Маркиш и его друзья свои литерные пайки отоваривали в закрытых распределителях, где цены были довоенные. Так оно и шло. Приходилось лизать руку, которая их попеременно кормила и секла, а в конце концов задушила.
- Хреновая ситуация, ничего не скажешь. Но, Федор Пахомович, вы же не хотите сказать, что подыми они голос, они бы выжили.
- Кто в СССР застрахован от сумы и тюрьмы! Но тогда они хотя бы знали, за что их жарят на медленном огне. То, что с ним произошло - театр абсурда. Члены ЕАК провели на Лубянке три года, и все это время пытались доказать, какие они замечательные патриоты социалистической родины. Но довольно, я им не судья, я только высказал одно соображение. Вам нравится роман "Три мушкетера"?
Глава 8: егор и лаврентий
- Сюжет острый, - ответил я неуверенно, не понимая, куда он гнет.
- Клюквенный кисель для дошкольного возраста, а не сюжет. Отечественные политики того периода, про который мы говорим, сочинили образцовый остросюжетный роман, пока, увы, секретный. Мы обращаемся к этому произведению, при чтении которого вы не раз будете сбиты с толку, это я вам обещаю. Начнем с краткой сводки событий 48-го года. Январь - убийство Михоэлса; март - Абакумов посылает в ЦК и Совмин информационную записку с обвинениями в адрес ЕАК; 20 апреля СССР завил в ООН, что поддерживает создание еврейского государства в Палестине; 14 мая - провозглашение Израиля, немедленное признание со стороны СССР, поставки оружия еврейскому государству через чехов; 24 июня начало блокады Западного Берлина; 1 июля Маленков вернул себе должность секретаря ЦК, на том же пленуме Жданов получил нагоняй, в плохом состоянии поехал в отпуск и умер 31 августа; в сентябре в Москву в качестве посла Израиля приехала Голда Меир, восторженно встреченная туземными евреями, в том числе и женой Молотова; чехи прощупали почву относительно посылки в Израиль советских добровольцев, израильтяне отказались; 6 октября - землетрясение в Ашхабаде, которое пытались скрыть от всего мира; ноябрь - Политбюро решило закрыть ЕАК; декабрь - начались аресты еврейских националистов, первыми были поэт Фефер и актер Зускин. 30 декабря Политбюро исключило из партии Полину Жемчужину, с которой Молотов накануне развелся по требованию Сталина. Молотов сначала воздержался, но потом письменно проголосовал за. В 49-ом еврейские аресты продолжались: 13 января директор Боткинской Шемелиович и Юзефович, правая рука Лозовского и сексот, 21 января Жемчужина.
- Что-то здесь не пляшет. Поддержка Израиля, и в то же время преследование жены министра иностранных дел за контакты с послом Израиля? Зачем тогда посылать евреям оружие?
- Сталин рассчитывал, что помощь Израилю ослабит британское влияние на Ближнем Востоке и даст возможность СССР туда пролезть.
- Но ведь одновременное открытое преследование евреев в СССР имело прямо противоположный эффект.
- Нормальная диалектика. Сталин был не очень силен в географии и мировой политике, свои решения основывал на всесильной науке марксизма. Если действительность отклонялась от правильного курса, тем хуже для нее.
- Я все равно не понимаю.
- Здесь понимать нечего. Во второй половине сороковых годов у Сталина наряду с ухудшением физического состояния наблюдается прогрессирующее ослабление умственных способностей. Израильско-еврейские дела - всего лишь пример. И не самый яркий. Возьмите отказ от плана Маршалла в 47-ом, когда половины страны лежала в развалинах, а на Украине был голод. Возьмите конфликт с Югославией. Сталин раздул его из пустяков, заодно показав миру, что он не так всемогущ в Восточной Европе, как раньше думали. Москва так и не смогла скинуть Тито, который был больший сталинист, чем хозяин Кремля. В январе 49-го начал действовать Совет экономической взаимопомощи, с которым Сталин связывал далеко идущие планы. Он заявил собравшимся вождям восточноевропейских стран, что СЭВ скоро станет основным поставщиком сырья в Европе, особенно для Франции и Италии, которые по этой причине откажутся от американской помощи. Еще один пример сталинской дальновидности блокада Берлина. Сталин бросил вызов Америке, которая дважды успешно применила атомное оружие. У него самого такого оружия еще не было, равно, как и средств доставки, т.е. стратегической авиации. США и союзники предпочли не воевать, а снабжать двухмиллионный Западный Берлин по воздуху. Сталин возможно радовался, что истощает ресурсы капиталистов, но Западная Европа благодаря плану Маршалла быстро освобождалась от последствий войны. Еще хуже для советской политики было создание НАТО. Провалившуюся блокаду сняли 5 мая 49-го года, но еще на месяц раньше десять западноевропейских стран, США и Канада создали организацию Северо-Атлантический договора. Нападение на одного участника пакта означало нападение на всех. Раньше Сталину была присуща крайняя осторожность, постепенность. Впав в маразм, он закусил удила. Блокада ничему его не научила. В октябре коммунисты Мао Цзе-дуна победили в Китае. Сталин, который почти до последней минуты считал, что главная компартия в Азии не китайская, а индийская, теперь подался в другую крайность. Он решил, что пора бросить вызов Америке на Дальнем Востоке и очень скоро дал Ким Ир Сену добро на развязывание корейской войны.
