Дети. И мы.
Алмас. Дети, нельзя делать такие вещи. Сейчас же-возьмите обратно.
Сюрьма. Учительница, я устала. Я не могу обратно нести.
Шариф. Ничего. Пусть остается. У них в этом году картошка хорошо уродилась.
Алмас. Нет, нет, Сюрьма, золотко мое, ты моя хорошенькая, отнеси назад.
Дети. Нет, учительница, мы не отнесем, мы устали.
Плачут.
Алмас. Дети, мои прекрасные дети, мои голубчики, слушайте! Тайком от родителей ничего делать нельзя. В ряды становись!
Все становятся.
Пусть каждый возьмет свою вещь в руки.
Все берут.
Тайком от матери на полки лазить нельзя. Повторите хором. Раз!
Дети (хором повторяют). Тайком от матери на полки лазить нельзя.
Алмас. На-ле-во!
Все поворачиваются налево.
Шагом марш!
Все уходят.
Вот они своими чистыми детскими сердцами пришли мне на помощь. Пусть еще пройдет два или три года, и когда они вырастут, тогда вся деревня по-новому будет жить. И засмеется жизнь здоровой, чистой радостью молодости. Кто это говорит, что у меня здесь нет помощи?! Где мой тар? (Берет свой тар).
Керосин в лампе кончился. Свет постепенно гаснет. Комната освещается только лунным светом. Алмас играет бодрую восточную мелодию.
Ш а р и ф. Алмас-ханум, я люблю тебя!
Алмас. Шариф, я вас тоже люблю, как товарища.
Шариф. А я вас люблю как Меххум... Словом, влюбленный... Как душу свою, люблю!
А л м а с. Шариф, ведь у тебя же есть жена.
Шариф. Э! Жена, жена!.. К черту жену! Я тебя больше люблю. Убей меня! Я тебя больше всех звезд, больше луны и больше солнца люблю! Вся жизнь моя - твоя.
Алмас. Шариф, милый, я тебя по-твоему любить не могу. У меня есть жених. И я его люблю, сильно люблю.
Шариф. Нет, Алмас, ты должна быть моей. Я люблю твои прекрасные глаза, твои волнистые золотистые волосы. Ты должна быть моей! (Подходит к окну и вдруг целует ее в плечо).
Алмас (отступая). Шариф!..
Шариф. Алмас, душа моя! Ты!.. Все красивые слова из всех книг выучил для тебя, а сейчас все забыл, черт побери!
Алмас. Шариф, постыдись же!
Шариф. Я из-за тебя со всей деревней поссорился. Жестокая!
Алмас. Шариф!..
Шариф обнимает Алмас. Алмас вырывается из его рук, становится к нему лицом, смотрит на него внимательно и вдруг изо всех сил ударяет его в лицо. Но Шариф, стиснув зубы, бросается на нее и обнимает. Алмас старается вырваться из его рук.
Алмас. Оставь, тебе говорю!
Шариф. Нет. Ты подожди, я... я тебе фактологически и документологически докажу свою любовь!
Алмас. Оставь, тебе говорю! (С силой отталкивает Шарифа. Шариф падает).
Входят Гаджи-Ахмед, Бала-Оглан, Барат и Наз-Ханум. Шариф поправляет платье. Алмас стоит сильно взволнованная. Вошедшие в недоумении многозначительно переглядываются.
Гаджи-Ахмед (обращаясь к Бала-Оглану). А? Бала-Оглан. А?
Шариф смотрит на Барата; уловив его сердитый взгляд, уходит, захлопнув за собой дверь.
Н а з-Х а н у м. Что случилось?
Алмас (возбужденно). Принесли?
Гаджи-Ахмед. Принесли.
Алмас (резко). Давайте.
Гаджи-Ахмед рукой указывает на Барата; при нем, мол, нельзя.
Ничего, можно и при нем.
Гаджи-Ахмед. Здесь две тысячи. Часть внес мулла Субхан. Деньги мечети. Быстро не израсходуешь. Бала-Оглан, а ты все принес?
Бал а-О г л а н. Да, да, да.
Гаджи-Ахмед (указывая на зембиль). А тут немного мелочи.
Алмас. Барат, вот они, почетные старики нашей деревни и предсельсовета, мне за мое молчание платят две тысячи рублей. Хватит или нет? Как ты думаешь?
Молчание.
Барат (растерянно). Не знаю... Тебе лучше знать.
Алмас. Советуй.
Барат. Алмас-ханум, тебе самой лучше видно. Делай так, как ты сама думаешь.
Алмас. Что я думаю? Я думаю -лучше вот так! Так! Так! (Гневным движением бросает деньги в Гаджи-Ахмеда). Вот так!.. Теперь можете идти. Лестница сломана. Смотрите, не упадите.
Гаджи-Ахмед. Не прощаемся еще. Увидимся. (Смущенный, уходит).
А л м а с. Барат, выбрось им и эти вещи.
Б а р а т. Постойте, постойте, возьмите и это. (Хватает деньги, выбрасывает в окно. Слышно, как они падают со звоном). Молодец, Алмас!
А л м а с (после некоторого молчания, с очень усталым и расстроенным видом). Барат, и ты уходи. Я очень устала.
Барат. Алмас-ханум...
Алмас. Уйди, Барат. Увидимся потом, потом...
Барат. Прощай! (Выходит).
Алмас подходит к окну. Прислонившись к раме, некоторое время стоит, освещенная лунным светом. Потом очень устало садится и берет кусок хлеба на окне. Наз-Ханум недовольным взглядом смотрит на нее.
Наз-Ханум. Очень хорошо. Коровье масло выбросила на улицу, а сама теперь сухой хлеб ест. Дурак тот, кто тебя умной считает.
Алмас (с легкой улыбкой глядя на мать). Эх, мама, мама, и ты против меня!
АКТ ЧЕТВЕРТЫЙ
КАРТИНА 4-я
А л м а с перед училищем, окруженная детьми.
Сюрьма. Учительница, почему вы теперь совсем не смеетесь?
Алмас. Нет, моя хорошенькая, моя умненькая, я по-прежнему смеюсь.
Сюрьма. А почему мы теперь с песнями по селу не ходим?
Алмас. А потому, что хозяева не дают.
Сюрьма. Учительница, а почему вас тогда люди бить хотели?
Алмас. А потому, что они вас у меня отнять хотят и превратить в своих пастухов. А я вас в трактористов, машинистов и летчиков готовить хочу. А они не хотят, потому что это им невыгодно.
Сюрьма. Учительница, разреши с песнями идти по селу!
Алмас. Хорошо, дети. Если хотите - идите. Только скорей возвращайтесь.
Сюрьма. А что петь? Какую песню?
Алмас. Какую хотите. Ну, в ряды стройся! Вперед, ма-арш, марш!
Дети становятся в ряды и начинают песню. Напевая, уходят. Алмас входит в ворота училища. В это время Шариф вбегает на площадь, открывает калитку во двор Бала-Оглана, кричит.
Шариф. Бала-Оглан! Бала-Оглан! (Отходит обратно от калитки). Куда он, дьявол, пропал?
Шариф второпях хочет уходить и сталкивается с Гаджи-Ахмедом.
Гаджи-Ахмед. Шариф?
Шариф. Гаджи, здорово!
Г а д ж и-А х м е д. Это ты к нам приходил?
Шариф. Я, я. Вот это видел? (Показывает газету).
Г а д ж и-А х м е д. Нет. Откуда я мог видеть? А что там?
Шариф. Пропала! С треском провалилась! И все честь-честью, фактологически и документологически...
Гаджи-Ахмед. Да что ты говоришь? Если так, то завтра же режу серого барана. Ей-богу. А ну-ка...
Шариф. С самого начала пишут: "Зарвавшаяся учительница". А дальше кроют и пишут: заведующий училищем Мирза-Самендар - человек старательный, добросовестный и пользуется любовью всей деревни. Но учительница не хочет подчиняться его указаниям и творит совершенно недопустимые безобразия. Устраивает у себя на квартире кутежи и пьянки. Развращает деревенскую молодежь...
Гаджи-Ахмед. Вот молодец! И Барата здесь нужно было бы прицепить.
Шариф. Ты дальше слушай... Мало того, что она сама развращена, она также развращает и детей. Приводит их раздетыми к себе на свои кутежи и заставляет голыми плясать перед своими друзьями... Вот здесь нужно было бы и Барата пристегнуть.
Гаджи-Ахмед. Молодец!
Шариф. Хорошая статья... Кроме того, принуждает учеников красть тихонько от родителей из дома масло, сыр и другие продукты для своих кутежей.
Гаджи-Ахмед. Молодец! Теперь она пропала. Завтра серого барана режу.
Шариф. Сегодня утром на ячейке был большой шум. Прямо драка.
Гаджи-Ахмед. Передают, она говорила, что секретарь ячейки не годится.
Шариф. Не годится-она не говорила, а говорила, что занимается семейственностью и молчит.
Гаджи-Ахмед. Ну и хитрая девушка! А чем же кончилось?
Шариф. Чем? Ничем. С треском провалилась.
Г а д ж и-А х м е д. Как же так?
Шариф. Да очень просто! Сказали ей, что не будут поддерживать человека, который создает интригу в деревне.
Г аджи-Ахмед. Ай, молодец!
Шариф. Только немного Барат да еще кое-кто пробовали заступиться, но ничего не вышло. С одной стороны Самед крыл, с другой - Раджаб. Словом, заткнули.
Г а д ж и-А х м е д. Молодец!
Входят Бала-Оглан и Оджаккули.
Бала-Оглан. Я вас ищу!
Оджаккули. Чудо, братья, чудо!
Шариф. Мы про это чудо слышали. Ты уж лучше пойди, расскажи другим.
Оджаккули (не слушая его, начинает). Мулле Субхану приснился сон. Старец святой в белом платье и на белом коне... (запинается) явился ему во сне и спрашивает: "Что ты, мулла Субхан, спишь? Господь бог в эту деревню холеру пошлет и всю деревню шиворот-навыворот перевернет". - "А почему?" спрашивает мулла Субхан. А тот ему в ответ: "Потому что...".
Гаджи-Ахмед. Ты это расскажи другим крестьянам, мы этот сон давно слышали.
Оджаккули. Человек божий, дай же мне рассказать!
Гаджи-Ахмед. Ты лучше Кербалай-Фатмансе и другим расскажи.
Оджаккули. Фу ты, проклятый! Вот бог-то нас наказывает за такое... это... Ни младшему внушения, ни старшему почета.(Уходит).
Шариф (Бала-Оглану). Читал про красавицу?
Бала-Оглан. Как же, как же, читал...
Шариф. Ну, что? Нравится тебе мое перо?
Бала-Оглан. Как же! Еще бы!
Шариф. А она, наверное, подумала, что крестьяне ничего не поймут. Как барашка - куда захочу, туда и поведу. А в этой деревне такие могучие львы живут вроде меня, которые сотни таких одним глотком проглотят.
