небеса мне ответили: «Ну ничего, это же всего неделя».
На следующий день я уволился с работы.
Эх, где же вы, те времена, где же ты, тот я, который мог из-за девушки спонтанно уволиться с работы? Жив ли ты ещё? Можешь ли ты уговорить меня нынешнего на какие-то безумные поступки: ради девушки, да или вообще просто так? Или уже страшное слово «ответственность» настолько поработило моё сознание, что нет больше в моей жизни места романтике и мечте?
Точнее, на работу на следующий день я пошёл, но проработал где-то до обеда. И в обед я понял, что если сегодня не увижу Настю, то просто умру. Я пошёл к администратору магазина. В тот день им была потрясающе красивая девушка по имени Кристина.
– Кристина, – сказал я, – я умираю.
Причиной, правда, я назвал не желание встретиться с Настей, а несварение желудка.
– Это у меня после обеда, похоже съел что-то не то в столовке для сотрудников.
Бедная Кристина страшно перепугалась, но не за меня, а что я, не дай Бог, в её смену пожалуюсь в какую-нибудь санэпидемстанцию, и отпустила меня с миром до следующей недели.
Естественно, возвращаться туда я не собирался.
Я шёл по парку и набирал Настин номер.
– Привет, давай встретимся.
– Ты же вроде работаешь? – изумилась она.
– Я уволился.
– Почему?
– Понял, что не смогу ждать неделю до встречи с тобой.
– Блин, но тебе же нужна работа!
– Она мне нужна и я найду другую. Давай встретимся.
Мы встретились через час. Я взял её за руку и мы пошли гулять вокруг озёр. Было 31 июля. Она подробно расспросила меня о работе, и я ей рассказал свой хитроумный план, с помощью которого я сбежал с работы. Она посмеялась, а потом пожурила меня, сказала:
– Это безответственно! Нельзя из-за девушки увольняться с работы.
Мы остановились возле озера, около разрушенного мостика. Я обнял её за талию.
– Возможно, – сказал я ей, – но ведь тебе же приятно, согласись.
– Ну конечно приятно, я же девушка.
– Ты знаешь, я заметил.
Она легонько шлёпнула меня по щеке.
– Эй, мессир, а ну-ка не хамить.
Как барышня, воспитанная на французских романах, Настя называла меня «мессир», кокетничая со мной. А я в поддержание этой темы звал её «миледи».
Тут что-то произошло. То ли какая-то энергия носилась в воздухе, то ли ещё что-то. До этого Настя никогда не обнимала меня за плечи, а прятала руки на груди. Сейчас же, несмотря на то, что я довольно плотно её обнял, она освободила руки и обвила ими мою шею. Наверное, решила всё-таки, что никакие тени прошлого ей не указ, а её парень – я.
И я её поцеловал.
Какие эпитеты можно подобрать, чтобы описать первый поцелуй? Чудесно? Восхитительно? Невероятно? Конечно, это всё было чудесно, восхитительно, невероятно, потому что девушка была чудесной, восхитительной, невероятной. Потому что мы были молоды. Потому что время было волшебное. Потому что мы влюблялись и страдали, не объясняя это объективными причинами, а потому что хотели влюбляться и страдать.
Мы наконец-то оторвались с ней друг от друга, и в этот же самый момент где-то в городе грянул салют. Я посмотрел в ту сторону. Было самое странное время летнего дня – когда свет переходит в тьму и очертания предметов вокруг становятся зыбкими и неясными. В сумеречном небе над нами расцветали огненные вспышки и яркими разноцветными ленточками падали вниз, на землю.
Честно, не знаю, в честь чего был этот салют, никаких праздников не было. Киношная ситуация просто до безобразия, но клянусь, всё это произошло на самом деле.
– В тему фейерверк, не находишь? – подмигнул я Насте.
Она засмеялась, а потом сама поцеловала меня.
Вот так мы и целовались под звуки фейерверка, и нам было наплевать на всех вокруг, потому что мир принадлежал нам.
20
Почему-то у всех моих девушек было плохое зрение. Мои друзья шутили: «Поэтому они с тобой и встречаются».
Настя не была исключением. На тот момент зрение у неё было «-9» на оба глаза. Она носила очки дома и в универе, а на улице почему-то жутко этого стеснялась. Но ей чертовски шли очки, а она мне не верила.
Как-то я провожал её домой и она сказала мне, что примерно на неделю едет в Москву вместе с отцом. В Москве работал какой-то врач, который как раз занимался проблемами со зрением, теми, что были у неё. Можно было сделать лазерную операцию, что-то там связанное с хрусталиком глаза, но для начала необходимо было съездить на обследование.
Мы договорились созваниваться, причём звонить должна была она, так как в роуминге ей это было дешевле. Если же я звонил ей, у неё со счёта снимались астрономические суммы.
Я же тем временем осваивался на новой работе. В газете я увидел объявление «Требуется продавец сувенирных изделий». Я съездил и познакомился с работодателем. Это оказался приятный мужичок лет под сорок по имени Виталий. И это было начало долгой дружбы и тесного рабочего сотрудничества. Мы и сейчас общаемся с Виталиком, созваниваемся, иногда встречаемся попить пивка, и вспомнить былое. Не перечесть сколько раз этот человек выручал меня в иные сложные моменты моей жизни: иногда работой, иногда деньгами, а иногда и просто добрым словом.
На тот момент Виталик около года занимался бизнесом по продаже сувениров из бересты: у него было всё от брелков и расчёсок по 40 рублей до красивейших резных хлебниц по 3500 рублей. И ему нужен был продавец на торговую точку возле моря. Шесть рабочих дней в неделю, зарплата 700-800 рублей в день. Это было как раз то, что мне нужно, на оставшийся летний месяц. Я приступил к работе.
21
Через несколько дней Настя мне позвонила и сообщила, что она в Питере.
– Как так, в Питере? – изумился я. – Ты же с утра ещё была в Москве!
Оказалось, что они уже собирались возвращаться обратно, но сделать это было надо именно через Санкт-Петербург. Настя восторгалась красотами этого города и нафотографировалась всласть.
В тот же вечер она уже была дома. Несмотря на её усталость после двух перелётов, мы встретились и пошли в наш любимый парк. Она сидела у меня на коленях, болтая ножками, и показывала мне фотографии на фотоаппарате и всё удивлялась, что это было каких-то пять часов назад, а с той поры уже так много изменилось.
У нас с ней во многом совпадали музыкальные предпочтения. Мы оба любили «тяжеляк», только я больше
