юбилеем. Мы никогда не были с ней особенно близки, даже в лучшие времена, но связь не теряли, она всегда старалась меня поддержать, тем более после ухода Николая. От Вики я и узнала о его болезни. Она не рассказывала никаких подробностей, сказала просто: „У тебя еще есть время проститься. Сделай это, пока возможно“. И я позвонила.
Мы встретились на следующий день, Коля сразу прислал свой новый адрес. „Извини, ехать придется далеко, но Серега тебя отвезет, у него машина на ходу“. Сергей, Колин брат, заехал за мной наутро и повез куда-то за город. По дороге в общих чертах обрисовал ситуацию. Со своей молодой подругой Николай расстался, как только подтвердился диагноз. Недолго думая, продал свою долю в бизнесе, который они вместе с Сергеем замутили еще на заре Перестройки и который даже сейчас был достаточно успешным. Достаточно – чтобы не протянуть ноги и вполне сносно существовать. На часть денег с продажи он купил участок земли в Подмосковье с небольшим коттеджем и переехал туда жить.
И вот мы наконец-то добрались до места. Я не очень-то представляла себе, как встретимся с Николаем, как будем говорить и о чем. Но все вышло легко и просто. Проще, чем я себе накручивала всю дорогу. Пока Сергей разгружал сумки с продуктами и собирал на стол, Коля с гордостью показывал мне дом и хозяйство. Сам он заметно изменился, но вовсе не выглядел умирающим, красовался, как обычно, смотрел бодрячком. Я даже подумала, что Викины страхи серьезно преувеличены и ситуация на самом деле не столь угрожающая. Хотя Николая было действительно трудно узнать: он заметно похудел, прежде длинные курчавые темные локоны стали совсем седыми, и теперь он носил очень короткую стрижку, под расческу.
– Только недавно начали отрастать после химиотерапии, – пояснил он и провел рукой по волосам, заметив мой взгляд. – Как писал Шарик из Простоквашино, „Старая шерсть с меня сыплется – хоть в дом не заходи. Зато новая растет – чистая, шелковистая! Просто каракуль“. Примерно так и было поначалу.
Онкологию Николаю поставили спустя примерно год после того, как он ушел из семьи. Обнаружили опухоль в бронхах по обычной флюорографии – он то ли простыл, то ли обострилась его обычная весенняя аллергия, но кашель не проходил две недели, часто поднималась температура. Испугавшись пневмонии, Николай побежал к врачу. Участковому терапевту сразу не понравились снимки, и она направила его к пульмонологу. Сделали еще ряд снимков в разных проекциях, и тогда уже он попал к онкологу. Обследования в онкоцентре, КТ, биопсия, кровь и прочие анализы – и все они лишь подтвердили наличие злокачественной опухоли. „Аденокарцинома во второй стадии“ – так звучал диагноз Коли.
Немного придя в себя от шока и обдумав ситуацию, Николай принял решение расстаться с новой женой, при этом он ничего так и не сказал ей о болезни.
– Да зачем ей знать? – так вот просто и прямо сказал мне Коля. – Семьи у нас все равно не получалось, детей она не хотела, боялась испортить фигуру. „Я еще слишком молода, чтобы похоронить себя в пеленках и соплях“, – это тоже были ее слова. А я представил, каково ей будет „с больным сидеть и день, и ночь, не отходя ни шагу прочь“ [68]. Такая жизнь для нас обоих стала бы мученьем. Вот и не стал я ей ни о чем говорить, просто предложил тихо-мирно разбежаться. Меньше всего тогда хотелось, чтобы меня жалели. А она наверняка бы осталась, узнав о болезни, из чувства долга или из каких других принципов, сама вряд ли бы ушла. А так все проще. И лучше для всех.
„Тебе просто нравится так думать, ну и ладно“, – решила про себя я.
– А может, мне просто нравилось так думать, так легче, – вслух произнес мои мысли Коля, и меня по сердцу резануло это забытое ощущение, когда один подумал, а другой повторяет вслух.
– Но почему ты ничего не сказал мне? – главный вопрос наконец-то слетел с моих губ. – Почему не вернулся ко мне? Ты ведь знаешь, что я ждала…
– Знаю.
Третий час уже мы сидели на маленькой веранде, поужинали, потом гоняли чаи, и только сейчас разговор зашел не о болезни и смерти, а о жизни.
– Знаю, – повторил он. – Я знал, что ты меня простишь и примешь, несмотря ни на что. Все это время я мечтал лишь о том, чтобы приехать и упасть перед тобой на колени. Но теперь, с таким грузом, мне это казалось совершенно недопустимым. Нечестным. Бессовестным.
– Но откуда взялась эта опухоль? Что врачи говорят? – Я попыталась уйти от темы. – Ты ведь даже не курил никогда.
И это действительно было так. Курить Николай бросил давным-давно, еще до нашего знакомства. В студенческие каникулы с друзьями они поехали на юга, поселились в поселке недалеко от моря, у родных кого-то из ребят. И чуть ли не на следующий день по приезде у Коли случился жуткий приступ аллергии, его на скорой увезли в больницу. Как оказалось, рядом с этим поселком находился табачный завод, там все жители как раз и работали. Ни у кого такой реакции на запах табака, как правило, не было, а вот Коля с тех пор ни одной сигареты не выкурил и сторонился дымящих напропалую компаний.
– Трудно сказать, что причиной, кто виной. Британские ученые пока не в курсе дела. – Николай ответил в своей обычной игривой манере, и я наконец-то узнала его настоящего. – Какая-то мутация генов, говорят.
Сергей, как оказалось, давно уже уехал, оставив нас вдвоем разбираться с нашим прошлым и настоящим. С прошлым мы управились быстро, там все было понятно и давно решено. О настоящем Николай тоже все рассказал: ему сделали операцию, полностью удалили правое легкое, где была опухоль; прошел несколько курсов химиотерапии (в том числе перед операцией) и облучение. Впереди была еще одна химия и очередное обследование. Пока все анализы показывали хорошую реакцию на препараты и эффективность назначенного лечения.
Невыносимых болей у Николая не было – как говорят врачи, в самих легких нет болевых рецепторов, – но ему было тяжело дышать, тем более после удаления легкого, больше всего он страдал от одышки. Потому, собственно, и переехал жить в Подмосковье.
По мере сил занимался садом, выращивал черную смородину, даже вывел новый сорт, как он мне позже хвастался. Ягода и правда меня удивила, когда пошла летом, – крупнее вишни и очень урожайная. Ну и яблоням уделял много времени: прививал, подрезал и прочее. Яблок каждый год было
