не работали. Анькина родная бабка несколько лет назад умерла от рака молочной железы, так что она вполне себе представляла, о чем говорила. Мысль о сыне меня тогда сильно зацепила, я словно вынырнул из этого серийного кошмара. Решил – буду делать все, что только возможно. Понемногу начал собирать деньги, наверняка же понадобятся, а куда деваться. Распростился со своим новеньким «Бентли», взял бюджетный вариант – «Рено» с небольшим пробегом.
Стал готовиться к операции: собрал все анализы, прошел необходимые обследования. В направлении на госпитализацию значилось «кардиоэзофагеальный [71] рак желудка». В особенности этого вида рака я стал вникать подробно позже, тогда же мне было достаточно понимать суть операции и перспективы на будущее. А перспективы были не ахти: как говорили врачи и писали в интернете, такому виду опухоли присущи агрессивный рост и склонность к метастазированию. Я сразу понял, что одной операцией не отделаться. К слову сказать, операция прошла без осложнений: хирург удалил часть желудка и пищевода, ближайшие лимфоузлы в брюшной полости, которые могли нахвататься раковых клеток. Составили план химиотерапии и облучения.
Пока отходил от операции и первой химии, начитался всяких отзывов на форумах и медицинских статей, и снова неуклонно начал впадать в депрессуху. У меня, откровенно говоря, все это лечение с самого начала вызывало сомнения и казалось недостаточным. Пятилетние проценты выживаемости при моем диагнозе тоже не радовали. Так что будущее виделось исключительно в мрачных тонах.
Доживать остаток дней под дамокловым мечом рецидивов и метастаз как-то совсем не хотелось.
Не хотелось стонать от боли, лишь на время отключаясь от нее под наркотиками. Да и вообще не хотелось доживать. Хотелось жить. Думаю, для моего возраста (тридцатник) это вполне понятное желание. Конечно, жить хочется в любом возрасте – и в 50, и в 80 лет. Но все же есть разница, согласись.
Короче, погрузился я по уши в интернет, стал искать инфу про альтернативные методы лечения. Шаманские танцы с бубнами и заговоренные настойки мухоморов отмел сразу, у меня все-таки не терминальная стадия, чтоб за такие соломинки хвататься. Много чего любопытного нагуглил, начитался и про вихревую медицину, и про биорезонанс и многое другое. Интернет, конечно, мощный источник информации, но также и гигантская свалка мусора, и надо обладать хорошим фильтром интуиции для его отсева. Опираясь на свое шестое чувство, как на шестое доказательство Канта [72], среди прочих теорий больше всего я заинтересовался гипертермией.
Суть метода в том, что у человека вызывают сильный перегрев организма до критической температуры, 42–43,5 градуса, вплоть до порога сворачивания белка, а потом обратно приводят к норме, к родным 36,6. Здоровые клетки и ткани при охлаждении «приходят в себя», восстанавливаются, а вот вирусы, вредные микроорганизмы и раковые клетки-мутанты разрушаются безвозвратно. Помните, как там у Ершова в «Коньке-Горбунке» было: «Бух в котел – и там сварился»? Ну, это про вредного царька было, а вот Иван вышел таким хорошим да пригожим, что ни в сказке сказать. Вот и после процедуры гипертермии пациенты выздоравливают, поскольку многие вирусы погибают.
Так что, хоть и не было у меня Горбунка, который бы мордой макнул в те котлы с кипящим молоком, но я все же решился испытать удачу. Насколько смог разобрался: в России такую процедуру применяют в Новгороде и Новосибирске, с той разницей, что в Нижнем для перегрева организма используют электромагнитные волны (как в микроволновке), а в Новосибирске – именно ванну с горячей водой. Ну прямо как в сказке. В общем, я созрел.
С микроволновками у меня «сложные отношения» – с одной стороны, оно, конечно, удобно, но с другой – матушка моя их недолюбливает и не доверяет, вот и мне с детства, наверное, свои страхи привила, на уровне подсознания, записала где-то на подкорку. Можешь смеяться, ага. Но до шапочек из фольги, по крайней мере, дело не дошло. Так что все норм.
Созвонился с московским офисом Новосибирского института, чтобы поставили меня в очередь, потом связался с профессором в самом институте, тот сказал, какие обследования нужно дополнительно пройти. Сердце, мозг – в первую очередь, и прочее – печень, почки, легкие. Все это нужно было проверить, чтобы исключить лишние риски. Мои все меня поддержали – и матушка, и бывшая. Анька смеется: «Не боись, не сваришься. Иван ты или не царевич вовсе?»
Почему еще я решился? Потому что гипертермия не конфликтует ни с химией, ни с лучевой терапией, их можно применять параллельно, а то и вместе. Наоборот, она лишь усиливает действие традиционной терапии. И не нужно стоять буридановым ослом [73] перед выбором и чесать репу – танцы с бубнами или все же мухоморы? Это меня тоже устраивало. Отправил я пакет со всеми своими документами, выписками, результатами, анализами. Наконец пришел вызов. Поехал. Денег, по всем расчетам, должно было хватить, и мама еще подкинула со своих «похоронных», говорит: «Мне все равно, в каком гробу лежать, а сын пусть по земле подольше походит». Вот такая у меня мама. Деньги я взял, чтобы мать почем зря не обижать, но до поры заныкал, пусть полежат.
О самой гипертермии еще могу добавить, что проводится она под общим наркозом, чтобы избавить больного от теплового шока, а весь процесс был более управляемым. Плюс заранее вводят специальные препараты, которые позволяют предупредить возможные разрушения белка и повреждения органов. Используют эту технологию, кстати, не только в случае онкологии: гепатит С, ВИЧ, туберкулез, бронхиальная астма, нейродермит – вот малая доля того, что я запомнил.
В течение двух недель я прошел три процедуры по 20 минут. Впечатления исключительно положительные, чувствую себя классным, тюнингованным красавцем «Порше», которому любые ухабы теперь нипочем. А главное – у меня появилась твердая уверенность в победе. Так что будем жить! Другой альтернативы нет. Для меня – нет.
20 ноября 1934 года в городе Сан-Диего (Калифорния) состоялся банкет в честь гениального изобретателя Рояла Реймонда Райфа, на котором присутствовали представители 44 наиболее авторитетных медицинских учреждений Америки из разных городов страны. Банкет проходил под громким девизом «Конец всем болезням» и имел все основания для подобного утверждения. Он был знаком уважения и признания выдающихся успехов Рояла Райфа в его исследованиях микроорганизмов и борьбе против множества болезней, прежде всего против рака.
Инструментальной базой для исследований Райфа стал сконструированный им же в начале 1930-х годов и усовершенствованный в течение 14 лет уникальный оптический микроскоп. Он позволял добиться небывалого (и не только по тем временам) увеличения в
