Лошань в провинции Хэнань – там, где жили несколько поколений моих предков. Рядом со мной много людей – и взрослые, и дети. Вместе мы смотрим на чистое темное небо, по которому скользит звездочка.
Это был первый китайский спутник «Дунфан Хун-1». На календаре 25 апреля 1970 года, и мне тогда было семь лет.
Тринадцать лет прошло с тех пор, как в космос запустили спутник, и девять лет с того дня, как Землю покинул первый космонавт. Всего лишь за неделю до той ночи «Аполлон-13» вернулся из опасного путешествия на Луну.
Ничего не зная об этом, я смотрел на летящую звездочку, мое сердце было наполнено невыразимым любопытством и волнением. Кроме того, я прекрасно помню, что мне хотелось есть. В то время в моей деревне, как и во всей округе, царила запредельная бедность, и постоянным спутником каждого ребенка был голод. Мне еще относительно повезло, ведь у меня была обувь, а большинство моих друзей были босы, и на нескольких детских ножках все еще виднелись незажившие следы обморожения. Позади нас стояли ветхие лачуги с соломенными крышами; из трещин в их стенах виднелся тусклый свет керосиновых ламп – электричество в деревню подвели только в восьмидесятых.
Взрослые сказали, что спутник не похож на самолет, потому что он летит высоко над Землей. В то время заводы еще не загрязнили воздух дымом и копотью, и звездное небо было особенно ясным, и Млечный Путь – четко виден. Мне казалось, что звезды на небе не дальше от нас, чем крошечный спутник, и поэтому я думал, что он летает между ними. Я даже встревожился, что он наткнется на одну из них.
Моих родителей со мной не было – они работали в угольной шахте, которая находилась в провинции Шаньси, более чем за тысячу километров от деревни. Несколькими годами ранее в районе шахты развернулись боевые действия между группировками, участвовавшими в «культурной революции». Я помню стрельбу по ночам, проезжавшие по улицам грузовики, в которых сидели вооруженные винтовками люди с красными повязками на руках… Но в то время я был слишком мал, и поэтому не могу сказать, являются ли эти образы настоящими воспоминаниями, или картинами, которые я вообразил себе позже. Ясно одно: на шахте было слишком опасно, моих родителей тоже затронула «культурная революция», и поэтому им пришлось отправить меня в их родную деревню, в Хэнань. В тот день, когда по небу пролетел «Дунфан Хун-1», я уже прожил там более трех лет.
Прошло еще несколько лет, прежде чем я понял, какое расстояние разделяло спутник и звезды. В то время я читал простые научно-популярные книги из серии под названием «Сто тысяч почему». В книге, посвященной астрономии, я прочел, что такое световой год. Я уже узнал, что свет за секунду преодолевает расстояние, равное семи с половиной окружностям Земли, но никогда не думал о том, какое ужасное расстояние можно пересечь, двигаясь с такой скоростью в течение целого года. Я представлял себе луч света, который проходит сквозь холодный безмолвный космос со скоростью 300 000 километров в секунду. С трудом воображая леденящие огромные просторы и глубину космоса, я чувствовал груз невероятного страха и благоговения и одновременно испытывал что-то похожее на эйфорию, вызванную наркотическим опьянением.
Тогда я понял, что обладаю особым талантом: масштабы и объекты, которые выходили за пределы человеческого восприятия – как в макро-, так и в микромире – и которые другим казались всего лишь абстрактными числами, в моем сознании принимали конкретные формы. Я мог прикоснуться к ним, почувствовать их точно так же, как другие могли прикоснуться к дереву или камню. Если речь заходит о радиусе Вселенной, равном 15 миллиардам световых лет, или о «струнах», которые на несколько порядков меньше, чем кварки, у большинства людей начинается ступор, но в моем сознании концепции светового года или нанометра создают живую, величественную картину в моем мозгу и пробуждают во мне невыразимый трепет и шок. Большинство людей не испытывает подобных ощущений, и я не знаю, повезло мне в этом или не повезло. Но мне ясно, что подобные ощущения сначала превратили меня в фаната фантастики, а затем в писателя-фантаста.
В тот же год, когда меня потрясла концепция светового года, недалеко от моей деревни произошло наводнение («Великое наводнение августа 75-го»). За один день в регионе Чжумадянь в Хэнани выпало рекордное количество осадков – 100,5 сантиметра. Пятьдесят восемь плотин обрушились, и началось наводнение, в ходе которого погибли 240 000 людей. Вскоре после того как вода спала, я вернулся в деревню и увидел в округе толпы беженцев. Мне показалось, что настал конец света.
Спутник, голод, звезды, керосиновые лампы, Млечный Путь, локальные гражданские войны «культурной революции», световой год, наводнение… все эти на первый взгляд не связанные друг с другом вещи объединились и образовали первую часть моей жизни, а также создали облик фантастики, которую я пишу сейчас.
Я, писатель-фантаст, который начинал как простой фанат фантастики, не использую свои произведения для того, чтобы как-то замаскировать критику реальности. Мне кажется, что величайшая притягательная сила фантастики связана с ее способностью создавать великое множество воображаемых миров. Я всегда считал, что самые великие и прекрасные истории в истории человечества не пели бродячие менестрели, о них не писали пьесы и романы – нет, эти истории нам рассказали ученые. Истории о науке гораздо более величественные, интересные, глубокомысленные, завораживающие, странные, жуткие, таинственные и даже трогательные по сравнению с теми, которые можно найти в художественной литературе. Однако эти чудесные истории скрыты в холодных уравнениях, и большинство людей не знает, как их прочитать.
Мифы разных народов о сотворении мира бледнеют по сравнению с величием Большого взрыва. Продолжающаяся уже три миллиарда лет история эволюции живых существ – от самокопирующихся молекул до нашей цивилизации – содержит в себе такие повороты сюжета и романтические темы, которых не найти ни в одной легенде или саге. А еще есть поэтический образ пространства-времени в теории относительности, чудный субатомный мир квантовой механики… все эти прекрасные научные истории обладают невероятной притягательностью. С помощью научной фантастики я стремлюсь с помощью силы воображения создать свои собственные миры, показать в этих мирах поэзию Природы и поведать романтические легенды о Человеке и Вселенной.
Но я не могу уйти от реальности и отказаться от нее – точно так же, как не могу оторваться от своей тени. На каждом из нас реальность оставляет неизгладимый след. Эпоха заковывает в невидимые кандалы каждого, кто прожил ее, и я могу лишь плясать
