замуж за влюбленного немолодого профессора – вполне обычный сюжет, такой банальный, сериальный сюжетец. Странно другое – как их приличная семья стала участницей этой пошлой комедии?
– Спасибо, Гена, – выдавила она. – Тебе, надо сказать, удалось меня… удивить! – подобрала она слово. – Эффектно, что уж. Браво, аплодисменты. Фотографии, хронометраж событий. Роман с моей матерью, ее брак с… – Юля запнулась. – С отцом. То есть с отчимом, верно?
Кружняк развел руками – дескать, прости.
– Ну да, да, – продолжила она, – я уже большая девочка, все пойму и приму, ведь правда – это главное, а ты за правду, Гена? Ты же у нас правдолюб.
Кружняк молчал.
– Он знает обо мне? Этот, как его… Шахмиржан?
– Шахиджан, – поправил ее Кружняк и покачал головой: – Нет, не знает. Думаю, нет. Если бы знал – искал тебя, это несложно. Армяне народ чадолюбивый!
– Ну что там еще? – спросила она с напором. – Что еще у тебя, Гена, в загашнике, какие еще секретные сведения? Чьи еще тайны в твоем кармане, кто еще попал под раздачу? Может, сестра или мачеха, может, кто-то из них диверсант или шпион? Или мой муж? А может, мой, так сказать, отчим, мой приемный отец? Ой, только дошло: почему ты сказал мне только сейчас? Ты ведь знал давно, верно? Папа умер, и ты решил открыть страшную тайну. Как благородно, Геннадий! Хотя чему удивляться – ты у нас благородный человек, правда, Ген? Ну так что дальше?
– Муж, Юля. Ты права – муж. И никаких секретных бумаг, никаких фотографий. Все просто как белый день. Твой муж, Юль… – Кружняк словно размышлял, сказать или нет, и наконец решился: – Словом, у него вторая семья. А в той семье ребенок, мальчик Павлик четырех лет. Мне кажется, ты должна это знать. Глупо как-то не знать, а? Кто добровольно захочет оставаться в дураках? Ты точно нет, Юля, я тебя знаю.
На этот раз земля не поплыла и не закачалась. Ребенок, мальчик четырех лет, зовут Павлик. Что ж, вполне ожидаемо. Вполне резонно, если подумать. И очень банально, опять-таки по-сериальному. Главное – найти силы встать и уйти. Не рухнуть, не свалиться, не разреветься, не доставить ему удовольствия, не порадовать эту сволочь. Ну что, попробуем?
Юля поднялась со скамейки, одернула юбку и улыбнулась:
– Спасибо, Ген! Предупрежден – значит вооружен, правда? А знаешь, – усмехнулась она, – у тебя получилось!
– Что получилось? – не понял Кружняк.
– Удивить. Удивить меня, Ген. Но не убить, понимаешь? А, ну да! Месть – холодное блюдо! И еще, Гена. Ты мне очень помог! Правда! Теперь я знаю, что делать дальше! – И, развернувшись, Юля пошла прочь. Вдруг она остановилась и обернулась. – Слушай, Гена, а тогда, перед свадьбой, с назначением моего мужа тоже ты постарался? Ты поспособствовал, чтобы он не стал главврачом?
– Что ты, Юль! – Он сделал обиженное лицо. – Как-то мелко, нет? Да и зачем мне это?
– Зачем? – усмехнулась Юля. – Да просто так. Просто нагадить. Подлому человеку радость от сделанных гадостей, разве нет? Вот я все думаю – как я могла? Как я могла спать с тобой, есть, пить, гулять? Разговаривать? Любить тебя? Как? Я ведь всегда знала, что ты, Гена, сволочь. Ну да что я спрашиваю? Глупо. Эти вопросы ко мне.
Дорога до метро была совсем близкой, четыре минуты спокойного хода. Но Юле она показалась бесконечной, и каждый шаг давался с трудом. Только бы не упасть, удержаться. Удержалась и не упала – она всегда крепко стояла на ногах.
Муж был дома. Юля бросила взгляд на часы – ого, ничего себе! В половине восьмого – и дома, чудеса. Как будто специально, как будто знал, что она начнет разговор. Ей была нужна правда.
Вряд ли Кружняк соврал. Информация убийственная, но ее легко проверить. Скинув туфли и бросив на кровать пиджак, Юля посмотрела в зеркало: бледная, глазищи вполлица, волосы разметались по плечам – буйные кудри, предмет зависти окружающих и ее вечная головная боль.
И тут она вспомнила про фотографии. Вторая «новость» перекрыла первую. Смешно… А если вдуматься, первая новость куда важнее, чем вторая! Ее настоящий отец жив и проживает в Париже. Да уж, дела… А вот вторая новость более банальная – подумаешь, муж завел ребенка на стороне! Делов-то! Таких историй не море – океан! Внебрачный ребенок от молодой женщины – наверняка от молодой, точно моложе жены. Чему удивляться? Она же не захотела рожать.
Юля прошла в спальню, села на кровать. Что делать? Сказать ему сейчас, да, прямо сейчас, не тянуть и не мучиться, сказать и погнать поганой метлой. По-другому не будет. По-другому она не умеет. Кстати, а почему он до сих пор не ушел? И правда, интересно! Смешно говорить про любовь – они и поженились-то без особой любви.
И все-таки им было неплохо вместе, совсем неплохо. Тихие семейные вечера, редкие, но приятные. Совместный отдых, путешествия по миру. Им не надо было занимать себя пустыми разговорами, им и молчать было прекрасно. Они всегда ладили. Ну да, старые, проверенные друзья, от которых не ждешь подлости и предательства. Не ждешь, а вот оно, предательство. Но Игорь уж точно не подлец. Это не Кружняк. Тот сволочь, конченая мразь и подонок. Так и не отпустил. Разрушил ее жизнь и теперь успокоится. Но как долго готовился!
Не раздеваясь, она прилегла на кровать, поджала ноги, свернулась клубком. Больше всего ей хотелось исчезнуть с планеты Земля. Перед глазами плыла дорога, ровное и гладкое, как зеркало, шоссе – автобан, как называют его немцы. Юля пьет кофе, хрустит печеньем, на лобовом стекле бликует солнце, и тихо поет Азнавур. Справа и слева горы, а впереди замки и городишки, маленькие немецкие городки, похожие друг на друга и все-таки разные. Кукольные, сказочные, чистенькие, как дом у прилежной хозяйки, – розовые, бежевые, салатовые, голубые домики под черепичными крышами, яркие палисадники с розовыми кустами, фигурки гномов и зверей, зеленые газоны, плетеные кресла. Как она любит Европу!
У мужа красивый, мужественный профиль, Юля смотрит на него и понимает, что он ей нравится.
– Что? – спрашивает он, заметив ее взгляд.
– Ничего, – отвечает она и смеется.
Ей хорошо с ним, и в эти минуты она думает, что все сделала правильно. И живут они правильно, без ссор, склок и скандалов. Они из одного теста и понимают друг друга.
Юля вздрагивает и морщится, как от боли, вспоминая о Кружняке. Почему «как»? Это и была боль, самая настоящая боль. Вторгся и все порушил. Это их метод.
А ведь тогда, в машине, на автобане, ей
