начали рано, пока куриные ножки подрумянивались на решетке, а угли пыхтели во всю мочь, пока полоски свиной грудинки истекали соленым соком, пока рыба уплотнялась и прогревалась в своей фольге. Ближе к вечеру солнце ушло по траве в темно-зеленом плаще, и она снова стала хрустящей. Майкл и Пит лечили пивом свое похмелье: Пит командовал у мангала, Майкл ему ассистировал. Вид у них был мальчишеский, заговорщицкий, и они постоянно перешучивались. Дэмиэну казалось, что его бросили, забыли. Может, его чувство юмора не годится для таких ситуаций? Может, он не так дружен с Майклом, как полагал? Все это способствовало тому, что облик Мелиссы, сходящей вниз по ступенькам, когда он уже снова собрался ускользнуть ради очередной порции Толстого, показался ему легким и прелестным. На ней было желтое платье в горошек с белым воротничком. Волосы распущены, никаких сережек.
– Очень мило выглядишь, – заметил Дэмиэн.
– Спасибо.
– Платье тебе идет.
– Спасибо!
Мысли сами текли на язык, и он не мог их удержать. Может, из-за пунша, который Дэмиэн понемногу прихлебывал с трех часов дня, – из тех пуншей, что на вкус напоминают малиновый сироп с примесью бензина. Теперь, окутанный насыщенной ягодной дымкой, Дэмиэн уже не считал свои чувства к Мелиссе мимолетным увлечением. Нет, все было куда серьезнее. Каждый раз, оказываясь на пляже, он старался не сравнивать ее со Стефани – ее пружинистое тело, ее красивые ступни, йоговскую подтянутость, то, как она ела пончик, так, словно на самом деле вовсе не ест пончик, а вот когда Стефани ела пончик, она выглядела ровно так, словно просто ест пончик. За неделю, что Дэмиэн спал поблизости от Мелиссы, она приобрела в его сознании новое измерение. Вода в душе шумела Мелиссой. Лестница хранила ее шаги, ее очертания прорисовывались среди теней, ее голос пронизывал воздух, словно песня ветерка.
– Мне в нем немного странно, – призналась она. – Я вообще-то почти не ношу платья. Вот решила попробовать нарядиться ради нашей последней ночи. – Она коснулась пустой мочки уха, и море серебряных браслетов колыхнулось вокруг ее поднятого запястья. – Блейк, слава богу, спит, так что я могу спокойно тусоваться. План такой: как можно раньше отправить их всех спать, а самим дебоширить. Ты готов?
– Мне только рубашку сменить.
– Ладно. Но если ты намерен читать, то имей в виду: я не думаю, что Хейзел сегодня с этим смирится. Толстого и его приятелей не приглашали.
Она потрепала его по волосам и унеслась, оставив легкую дымку аромата, к грохоту «Нирваны», звучавшей из айпода Майкла. У колонны уже началась небольшая дискотека. Саммер учила Хейзел и Аврил (которая теперь выглядела более довольной – она все-таки свыклась с Андалусией) движениям хип-хопа; каждая по очереди воспроизводила движения, остальные копировали. На траве здесь и там валялись куриные кости. Мангал еще не потух, угли светились.
– Хочу всю ночь не спать! – заявила Риа. – Можно?
– Нельзя, – твердо ответила Стефани.
Лишь ближе к одиннадцати дети наконец ушли с верхней лестничной площадки: им надоела доносящаяся снизу беспредметная пьяная болтовня взрослых, их разглагольствования о методах воспитания, пересуды о никому не интересных знаменитостях и ценах на жилье и восторженные отзывы и воспоминания о фильмах, которых они не видели. Усталые дети рухнули в кровати, и им приснился полет обратно в Англию, где их собственные постели, пустые, безмолвные, ждали, когда самолет вынырнет из облаков и устремится вниз, к дому.
– Знаешь, чего мне хочется? – Хейзел обратилась к Мелиссе. – Мне хочется сходить поплавать.
– Тебе? Ты же не умеешь плавать.
– Могу просто окунуться. Давай, пойдем со мной.
– Нет. – Мелисса отмахнулась. – Мне не хочется плавать. Мне хочется уютненько посидеть вот в этом теплом, сухом кресле.
– Не позволяй ей плавать. Она пьяная. Может утонуть. – Стефани тоже выпила больше своей нормы. Ей хотелось танцевать. Запел Майкл Джексон, и она в самом деле пустилась приплясывать за диваном, не выпуская из рук бокал с вином. На комоде горели две большие черно-белые лампы, окрашивая гостиную в медные тона. Дверь в сад была распахнута. Под прыгучие ритмы песни «P.Y.T.» разговор свернул на Майкла Джексона, на его предстоящие гастроли с пятьюдесятью концертами.
– Не сможет он выдержать все эти представления, – заявила Хейзел. – Ни за что. Я слышала, он и петь-то больше не может. Как он вынесет пятьдесят концертов?
– А может, и вынесет, – возразил Пит. – Видно, ему очень нужны деньги.
– Это рекламный ход, чтобы опять привлечь к нему внимание, – вставил Майкл. – Неважно, может он петь или нет. Люди просто хотят увидеть его, потому что это он.
– Ну, я слышала, что он по-любому того, – заметила Хейзел, подливая себе вина. – Одна моя подруга работает с его менеджерами. Она рассказывала, что однажды пришла к нему домой, он открывает дверь, а по лицу у него размазана помада.
– Что, в дом в Неверленде? – спросил Дэмиэн.
– Ну да.
– Твоя подруга была в Неверленде?!
– Судя по всему, да.
– Ух ты. И как там?
– Не знаю. Если хочешь, я у нее спрошу, – сказала Хейзел не без сарказма. Ей не очень нравился Дэмиэн. Он слишком серьезно ко всему относился и вообще был немного странноватый.
Между тем Майкл Джексон продолжал взвизгивать в динамиках. Звучала композиция «Wanna Be Startin’ Somethin’», первая в альбоме Thriller. Головы кивали в такт, плечи двигались.
– Кто-нибудь пойдет? Почем билеты?
– По сотне. Может, по двести. Меня Пит приглашает.
– А меня приятель обещал провести!
– Везет!
Стефани сидела на подлокотнике дивана, далеко от Дэмиэна, опрокидывая бокал за бокалом. После того, что случилось с Аврил, они старались держаться корректно, избегать дальнейших неловких стычек, чтобы снова ее не расстраивать. Словно были едва знакомы друг с другом.
– Бедняга, – сказала она. – Я ему сочувствую. Как вы думаете, он правда приставал к детям?
– Нет дыма без огня, – произнесла Хейзел, а Джексон меж тем все вздыхал, ворковал, ахал, а потом скрежетал, ухал, хихикал; было даже слышно, как он подпрыгивает. «Оу!» – восклицал он.
Мелисса сказала:
– Просто слушайте его, чуваки. Другого такого нет. Никто не умеет так визжать. – Она встала, чтобы потанцевать. – Обожаю эту песню. – Она уже хлопала в ладоши, делая скользящие шажки. – Что он тут, собственно, говорит? Он правда говорит «ты – овощ»? Мне это всегда было интересно…
Дэмиэн исподтишка наблюдал за ней, смотрел на озаренную медным сиянием впадинку шеи, на ее кружащуюся талию в горошек. Он надел рубашку с коротким рукавом, хорошую, с красивым принтом, надеясь подчеркнуть наработанную за неделю мускулатуру. Он тоже поднялся и стал в такт музыке сгибать ноги, шевелить бедрами. Музыка была словно наркотик, и Джексон танцевал вместе с ними в своем сверкающем белом костюме. «Оу!» Он был с ними, в этой комнате:
