Первый очерк о стюардессах на азиатских авиалиниях Барбара написала под мужским псевдонимом Саймон Маклин. Саймон было вторым именем её отца, Гари Саймона Маклина. Ну, а дальше - диплом и, после смерти матушки, "Стрейтс таймс".
Свет лампы у полки с книгами сделался ярче. Приближались сумерки.
Кимоно, которое Барбара дала Шемякину, оказалось просторным и длинным, только запахивалось на женскую сторону.
Бэзил жадно пил томатный сок из картонной коробки, забыв закрыть дверцу холодильника.
За пластиковой ширмой, на которой дамы и господа прогуливались возле Вестминстерского аббатства, шипел душ, двигались изломанные тени согнутых рук Барбары, её поднявшегося колена...
- Дай и мне! - крикнула она, услышав, как хлопнула дверца холодильника.
Бэзил отодвинул занавеску.
- Ты никогда не загораешь, что ли? - спросил он.
Никаких следов купальника после загара.
- Разглядел только сейчас? Какой же ты целомудренный! Знай, китаянки не загорают. Мы все жаждем быть белыми... Кто же была твоя первая женщина?!
- Первая женщина в моей жизни, - сказал Бэзил, отдавая Барбаре кимоно и становясь под душ, - была еврейка...
- Почему национальность тут так важна?
- Потому что потом она стала китаянкой...
В Шанхае, в пансионе, когда детей разделили не на мальчиков и девочек, как делалось прежде, а в зависимости от направления отправки - в Харбин или в Сингапур и потом кто куда, Бэзил остался в дортуаре вдвоем с Руфой Сакович. Родителей её убили "орлы" из Русского фашистского союза в Чунцине. Руфа считалась барышней, ей исполнилось семнадцать. Она велела Бэзилу подойти к её кровати, раздеться и лечь к ней...
Спустя много лет Бэзил встретил Руфу Сакович в Лаосе. Она вышла замуж за китайца, окончившего какой-то институт в Краснодаре и работавшего экспертом ООН, и новое имя Руфы было Мэй Лифань. С её очкастым мужем, изумительно готовившим пельмени, Бэзил говорил по-русски. Руфа удивлялась. Даже с русскими коллегами по ООН муж предпочитал говорить по-английски. Бэзил не сказал Руфе, что он - единственный, кому её муж, возможно, доверяет полностью. Муж Руфы брал у него номера "Посева", "самого антисоветского белогвардейского журнала", приходившие во Вьентьян из Франкфурта с трехмесячным опозданием.
- Странная у тебя судьба, - сказала Барбара.
- Странная и у тебя судьба, - сказал он.
Но последнее слово осталось за ней:
- Странная судьба у нас обоих.
Зазвонил телефон.
- Слушаю, - сказала Барбара в трубку.
- Добрый день, уважаемая госпожа Чунг... Здесь стряпчий Ли из конторы "Ли и Ли". Надеюсь, вы поживаете хорошо?
- Да, господин Ли, да... Добрый день и наилучшие пожелания.
Ли на другом конце провода помолчал, словно собираясь с мыслями. Или подбирая слова, чтобы сделать их скользкими - ни за одно не ухватишься. Донести смысл с помощью корявейших выражений - высокое мастерство.
- Итак, мэтр? - напомнила о себе Барбара.
- Госпожа Чунг, разбирая почту, я случайно...
Почту в конторе "Ли и Ли" разбирал Ли-младший, сын Ли-старшего. Это знали все. Ссылка на собственное участие в этом процессе означала, что речь пойдет о необычном.
- ...Обнаружил посылку с магнитофонной пленкой. Видимо, перепутали адрес... Словом, ошибка. Посылка не предназначалась мне. Естественно, вскрывая пакет, я не мог знать об этом заранее. Да, вот именно, не мог.
- И что следует из пленки, которую вы непроизвольно прослушали?
Барбара постаралась придать голосу естественность, чтобы показать старику: на неё можно положиться, она не столь брезгливо относится к подслушиванию, если уж так случилось.
- Из неё следует, что сотрудник представительства российского холдинга здесь, в Сингапуре, его имя Севастьянов, встретился в Золотом салоне гостиницы "Шангри-Ла" с Клео Сурапато и его компаньоном по прозвищу Крот. Севастьянову предложили миллион с четвертью сингапурских долларов в обмен на то, чтобы он не напоминал тем, кого это касается, о неких ста восемнадцати миллионах американских долларов. Это те деньги, которые... насколько я знаю... Сурапато и Крот не горят желанием возвратить их законному владельцу...
Барбара посмотрела на Бэзила, который, перевернувшись на живот, смотрел по телевизору старинный клип с Бой Джорджем. Колонна скелетов во главе с певцом распевала агитку против войны.
Она ждала.
- Вы меня слушаете, госпожа Чунг? - спросил Ли.
- Да, слушаю, конечно... Это связано с предстоящим судом по делу о банкротстве Ли Тео Ленга, не так ли?
- Либо судебное заседание не состоится, либо оно станет последним вообще для волчищи Сурапато и его компаньона со странным именем. Чем кончатся их препирательства с Севастьяновым, всем совершенно безразлично. Но членам аудиторского совета совершенно не безразлично, если разразится скандал... Неважно какой. Из-за кражи у русских ста восемнадцати миллионов или из-за русского беглеца, получившего взятку...
- Это интересная информация. История выскочит на первую полосу. Благодарю вас. Я высоко ценю, господин Ли...
- Вот с первой полосой хотелось бы повременить.
- Не понимаю, - сказала она. - Зачем тогда звонок?
Бэзил, перевернувшись на спину, смотрел теперь на нее. Он явно уловил имя Ли Тео Ленга. Что же, Шемякин его знает?
- Ах, уважаемая госпожа Чунг! Сотни извинений за вторжение в вашу частную жизнь... Но у кого она осталась действительно частной? У меня? О, нет! Одни иски да заботы о благоденствии и спокойствии соотечественников... Ведь у вас теперь в гостях русский журналист... этот... Шем... Шем... Шемкинг? Расскажите ему то, что вам стало известно от меня. Русским неплохо бы поберечься. Мы заинтересованы... Деловые связи в их стране требуют повышенной осторожности. Не так ли?
Ли прервал затянувшееся молчание, сказав доверительным тоном:
- Ты меня поняла, умница?
Кафе "Касабланка" в нижней части улицы Изумрудного холма славилось эклерами "Длинный Джон" с неимоверным количеством желтоватого крема, казавшегося прогорклым. Барбара терзала свой эклер ножом и вилкой.
Молодая пальма раскачивалась над их столиком, выставленным на тротуар. Утреннее, ещё нежаркое солнце подмигивало сквозь листья-лопасти.
Бэзил тянул кофе, вкуса которого, после услышанного, он не чувствовал.
Странно совпадающими выглядели случайные обстоятельства, составившие вдруг неразрываемую цепь. Встреча с Барбарой в Бангкоке, продолжение отношений в Сингапуре, появление Рутера Батуйгаса и теперь этот звонок старого адвоката с предупреждением относительно Севастьянова.
- Как все это понять, Барбара? - спросил он. - У нас отняли веру друг в друга...
- Ты старше и опытнее меня, Бэзил. Но ты из другого мира. Ты не знаешь богатых, как я, это иная планета... Ты все соразмеряешь со своей странной моралью, похожей на недоверчивость дикаря... Даже меня, даже меня и сейчас. А разве ты вправе усомниться в искренности моего чувства? Это означало бы унизить меня... У богатых своя логика. Там можно все, абсолютно все... Я же, как кукушка, подкладываю информационные яйца в чужие гнезда, в их банки данных... Вот и все. Я наемник. Как и ты... Только ты лицемерно скрываешь это от себя... Адвокат Ли воспользовался сложившимися обстоятельствами. Вломился в частную жизнь, то есть использовал тебя и меня... ты понимаешь это? Не меня только, а тебя и меня вместе! Для него это только обстоятельства...
Дома у Барбары, на полке с пестрыми французскими книжками, была фотография в фарфоровой рамке: девушка с гладко зачесанными, почти натянутыми на затылок рыжеватыми волосами, забросив руки за колокол широкой юбки, полуобернувшись, отчего скосолапились стройные ноги в туфельках на высоком каблуке, улыбалась китайской даме в пижаме.
Такой Барбара была в начале пути, сразу после замужества с "привидением".
Золотой, жемчужный и малахитовый браслеты небрежно путались на холеном запястье, покоившемся на сумке итальянского сафьяна, мягкого, словно шерстяная материя. Крошки эклера и капелька желтого крема пристали к перламутровому маникюру на тонком пальце, выбивавшем дробь о краешек чашки.
Такой она стала теперь.
- Лучше сказать правду, Барбара... А у тебя на моем месте не возникли бы подозрения, что даже наша встреча - только часть дьявольской интриги против Севастьянова? Что ты чего-то добиваешься от меня по указке этого Ли?
- Бэзил, я, как и ты, добиваюсь информации... Есть какой-то закон, который срабатывает всегда сам по себе... Сильной и сенсационной информации добиваешься, когда сам охвачен волнением... Смотри, как все складывается. Я иду дорогой твоей логики...
- Моей логики?
- Да, твоей... Несколько дней назад я не выбросила в корзину, как обычно, а попробовала вникнуть в то, что рассылает информационная служба вашего посольства по здешним редакциям. Ты ведь почувствовал, что я ждала встречи с тобой и заранее знала, как все у нас сложится... Я хотела немножко понять, что там, на твоей стороне. Бюллетени русской информационной службы весьма общи, расплывчаты и полны похвальбы, как мне кажется, скрывающей некую слабость, недоверие... Зачем тебе такое же?
