Гуанчжоу, ту самую, которую написала элегантная зрелая дама, вдохновившая ее на превращение в нынешнюю успешную личность. Сейчас эта книга, «Секреты пятизвездочного миллиардера», напомнила ей, зачем она приехала в Шанхай.
– Почти все эти книги не мои. – Уолтер так и стоял на пороге. – На время взял глянуть.
– Надо же, сколько их. – Присев на корточки, Фиби пыталась вызволить «Секреты». – Неужели ты все прочел?
– Нет, конечно. Вообще-то я их использую как справочный материал. Я, видишь ли, сам пишу книгу о том, как достичь успеха. Делюсь жизненным опытом. И все эти книги нужны, чтобы знать, о чем повествуют мои конкуренты.
Выуживая «Секреты», потертый экземпляр со сморщенным корешком, Фиби уронила верхние книги. Она села на кровать и стала медленно переворачивать страницы, у которых уголки были загнуты в аккуратные треугольнички. На полях имелись пометки, и на каждой странице хотя бы одно-два предложения были ровно подчеркнуты карандашом.
– Я знаю эту книгу, – сказала Фиби. – Автор – потрясающая женщина.
– Это я ее написал. Под псевдонимом. И нанял актрису, которая снялась в видеоролике.
– Врун! – Фиби расхохоталась. – Думаешь, меня так легко одурачить? Ты все выдумал, чтоб произвести впечатление!
– Но это правда. Мне-то зачем такая книжка?
Сперва Фиби подумала, что он выдает себя за автора книги, изменившей всю ее жизнь, чтобы затащить ее в постель. Но Уолтер был так серьезен и даже печален, что она засомневалась. Может, и вправду он написал эту книжку, ему-то, богачу, зачем покупать учебник жизни? В любом случае книга, похоже, ему радости не доставила. Фиби столько всего из нее почерпнула, а вот ему все эти книжки ничего не дали.
Уолтер подсел к ней на кровать. Он опять был весь красный. Фиби почувствовала, как от коньяка у нее пульсирует в висках. Стало жарко, и щеки ее, наверное, тоже горели.
– Зачем тебе столько дешевой посуды? – спросила она. – Уж ты-то мог бы позволить себе приличный сервиз.
– Не знаю, привычка. – Уолтер пожал плечами. – Так повелось у нас с отцом. Ему нравилось собирать купоны, чтобы получить тарелку, ручку и прочую ерунду. В наших краях все это делали. Красивые вещи нам были не по карману, даже стеклянные тарелки считались роскошью. Тебе это неведомо, ты молодая, из другого поколения. Вы, детки восьмидесятых годов, видели только это. – Он кивнул на бескрайние огни Шанхая за стеклянной стеной. – Взгляни на себя. Вы, молодые континентальные китаянки, красивы и благополучны. Другой жизни вы не знаете и чертовски уверены в себе. Вот почему вы так желанны, и богатые мужики из Гонконга и Сингапура стремятся завести себе юную континентальную любовницу. И дело не в том, что вы красивы, просто с вами будущее кажется безоблачным. Вот отчего истасканное старичье вас домогается. Но я… другой. И ты другая. Мы оба не отсюда.
Уолтер издал смешок и повалился навзничь, уставив взгляд в потолок. Стакан в его руке был пуст.
– Да, я знаю, что ты другой, – сказала Фиби.
– Мечты тех мужчин очень простые и очень… грубые. Мне отвратительна грубость. Все друг друга используют. Даже меня. А так хочется хоть каплю нежности. Я вспоминаю дурацкие поселки, в которых я вырос. И девушек, которые не умели одеваться и оттого всегда ходили в одном и том же дешевом наряде. Даже когда старались прихорошиться на свадьбу или еще какой праздник, они выглядели плохо. Эти девушки не умели держаться, как стильные шанхайки, в них не было никакой изысканности. И мне это нравилось. Никто не притворялся, не строил из себя гран-даму, не то что здесь. Иногда я ненавижу Китай. И весь мир вообще.
Фиби кивнула. Уолтер потер лоб, сморгнул раз-другой, остекленевший взгляд его был пуст. Он пошарил по кровати, ища руку Фиби, но та ее не подала, спрятав под себя.
– Я родом из мест, что у черта на куличках. – Уолтер говорил очень тихо, как всякий раз, когда накатывали чувства. – Малайзийская глубинка – это что-то с чем-то. Она тебя корежит, закаляет, но в сути ты не меняешься. Я знаю, ты меня понимаешь. Потому-то мне так хорошо с тобой, что тебе не нужно ничего объяснять.
Фиби хотелось сказать: да, я прекрасно тебя понимаю. Я прекрасно понимаю тебя, потому что все это время врала. Во всем, что я говорила о себе, нет ни крупицы правды. При этой мысли вдруг нахлынула радость, и она представила их будущую жизнь, в которой они шутливо спорят, чей поселок гаже, беднее и грязнее, их совместную жизнь, в которой эту пустую квартиру они наполнят красивой мебелью и воспоминаниями о городках в малайзийской глуши. Они посмеются над ее дешевыми нарядами и поддельными сумками во времена, когда настоящие были недоступны, над ее вульгарной манерой одеваться как шлюха. Посмеются над той, какою она была до недавних пор. Хотя, наверное, слишком поздно, пути назад нет. Фальшивая Фиби слилась с настоящей, их биографии переплелись, они стали неотличимы. Уолтер никогда не простит ложь, не примет администраторшу низкопробных караоке-баров, работницу-мигрантку. Иного выхода нет, надо и дальше оставаться той Фиби, какую сама сочинила.
– Теперь ты успешный человек, – сказала она. – Прошлое не имеет значения.
Уолтер тихо вздохнул и закрыл глаза. Губы его кривились в обычной насмешливо-грустной улыбке.
– Ты меня понимаешь. Мы с тобой очень похожи.
Фиби поцеловала его в лоб и легла рядом. От его теплой, чуть сальной кожи исходил слабый запах мокрых листьев.
Фиби казалось, что потолок слегка качается и плывет.
– Голова раскалывается, – сказала она. – Наверное, от коньяка.
22
时过境迁
Со временем границы изменяются
Джастин задавался вопросом, почему не может заставить себя позвонить Инхой. Да просто потому, что теперь он никто и ничто. Такова жестокая правда. И это не имеет никакого отношения к их прошлому, запутанному, точно рыбацкая сеть, штормом выброшенная на берег. Коли на то пошло, их давешняя встреча предоставила шанс все уладить, объяснить и даже подправить давние события. Инхой и Дункан часто говорили о бессмысленности «разжёва» – мол, нынче всем требуется окончательный вывод, мораль, никто не хочет принять жизнь в ее извечной неразберихе. Всему виной американское кино, утверждали они. Но вот Джастину требовался «разжёв», то бишь полная ясность.
Сейчас от звонка его удерживало отсутствие каких-либо собственных достижений. Он вообще мало преуспел в жизни, а теперь и вовсе превратился в абсолютный ноль. Раз десять он брал телефон и набирал номер с визитки Инхой. Оставалось лишь нажать зеленую кнопку, чтобы услышать ответное «алло». И что он скажет? Чем наполнит беседу, если о своей успешной шанхайской жизни
