1 Вздумал по некоем времени Лазарь и посетителей именитых, что к Горынским, знатности их и хлебосольства ради, по соседству ли, аль нарочно из дальних вотчин, наезжали, также и былых своих соратников, что к старому князю наведовались, на пир и беседу звать. (288)
2 Стольничал с ними до чашничал, лебедей рушил, романеей запивал.
3 За гостьми и старик, хозяин ласковый, к сыну жаловал, даром что на него, неповинного, хмурился за его убожество; согбен был князь Давыд горем-обидою, а старинной спеси и в горе не избыл.
4 И от вельможных гостей Лазарь те же, что и от смердов, пени на крутые времена и нестроение государства и на разруху земскую слышал; а и сим на словах печальникам в лицо, будто злорадствуя, свое твердил:
5 «То ли еще, государи-братцы, будет! А и лихо к добру. Коль не принудят нас гости незванные за ум взяться, — помните слово мое, — никаково̀ нам не сдобровать: сами себя разладом да неурядицею погубим.
6 «Коли в конец примучены не будем, прочной не сколотим избы, крепкого не построим царства».
7 И нате слова иные гневались, иные же Лазаря не токмо плотию мнили расслабленным, но и в уме поврежденным. Он же, их занозу и кичливость примечая, на̀ зло им пущим прекословием свой норов тешил:
8 «Царь надобен земле, да такой, чтобы лише ворога пришлого князей да бояр примучил. Крепкое нам потребно самодержавие, а князьям тому самодержцу холопам быть».
9 Тут и князь Давыд, осерчав, прю с Лазарем затевал: горою стоял за княжьих родов власть. «И в кого ты таков у меня уродился, что своего же рода честь и славу забыл?» — в сердцах на сына щетинился.
10 А Лазарь в ответ: «Не нам, Горынским, змею многоглавую, Идрою именуему, прикармливать: сами свое племя усобицею предки наши изгубили. Се, и Омир оный еллинский изрек: 'не добро многоглавие, един глава да будет'.»
11 И расходились гости, над сиднем потешаючись: «Начетчиком, сидючи стал; поди, и чернокнижником: всех окаркал.
12 «Омира некоего к ночи поминает — а сей кто таков есть? — сам ли Вельзевул, али какой шу́тов прихвостень?»
Х
1 Жил в недалекой лавре священномонах Мелетий, родом Грек, и книги церковные правил.
2 Сей муж, пресловутый книжностию и писаниями, не токмо в еллинских словесных хитростях измлада искушен был от философов (289) и витий цареградских, но и в Италии и в Галлии путешествуя по церковным надобам и в греческих словесах охочих наставляя, с первыми земель тех совопросниками обращался, и наречия оных разумел.
3 Книг же мних тот с собою привез множество несметное. И загорелся Лазарь от мудреца того иметь наставление; и поусердствовал сына ради князь Давыд Мелетия в гости залучить.
4 И похвалил Мелетий рвение Лазарево, и своего ученика излюбленного учителем ему приставил, по имени Епифания;
5 его же на Святой Горе из младых иноков словенских изыскал и неотлучно при себе держал, в странствиях многих и трудах келейных подручником.
6 Был Епифаний веком не старше Лазаря, телом щупл и тощ, трудолюбец и воздержник, ликом благообразен, но длиннонос и никл, в беседе смирен и тих, мыслию изощрен и прозорлив, книжной мудрости кладезь.
7 Поучал он Лазаря грамоте еллинской, последи же и латынской, и упражнял его спервоначала в баснях Есоповых, посем и в книгах церковных, и в творениях святоотеческих, и в предложениях Евклидовых, и в Аристотелевых суждениях.
8 А пил Лазарь учение, как земля сухая росу. И как то ли Мелетий сам у Горынских неделями гащивал, то ли Епифания к ним надолго присылал, года почитай за три сидень изрядно в науках понаторел.
9 Но, плавая по морям премудрости, о пристанях сам рассуждал, куда путь править: не всему равно прилежал, себе потребное избирая.
10 От превыспренних умствований отвращался, наипаче же вперял мысль в судьбы царств и мужей преславных деяния, народоначальников и военачальников и правителей, и в домостроительство государственное, и в кесарей законы, и в уставы правосудия.
11 И как во всем, по исследовании и вникновении, за свое суждение держался, помалу и в состязания с наставниками своими вступать осмелился.
12 Укорял Мелетий латинян, что правого обычая не держат, да и в рассуждении вещей божественных блуждают и совращаются;
причину же сего шатания в том полагал, что, осуетившись мыслию, от Платонова богомудрия отступили и прилепились к Аристотелю.
13 Вопречь ему Лазарь говорил: «О правиле веры судить не моего скудоумия дело; а что Аристотелю паче послушествуют, разумно творят.
14 «В премирное Платон простирается; посему и любомудрие смерти предварением именует, и песни лебединой уподобляет. Но (290) коли в жизни смерть предварит мудрец, на земле будет, лебедю подобно, хромец.
15 «Таковым ли лебедям, незримого, что, мнят, на небе видели, взыскующим, долу же горнее низвести не могущим, государствовать? Стагирит же по земле ходить учит, как и ученики его ходунами нареклись.
16 «Не вышних слав умозрением, яко млѐком духовным, младенческую в нас память питает, но к действенному целей исполнению мужескую мощь движет.
17 «Градовладык Платон воспитать тщился втуне; Аристотель же великого воспитал вселенной владыку».
18 Отвечал Мелетий с огорчением: «Долга твоя рацея, да зрение коротко. По недоуке твоей, наипаче в писаниях отеческих, и по суете мысленной превратно умствуешь и криво судишь.»
XI
1 То словопрение слышав, говорит Епифаний наедине Лазарю: «Высокомудрствуют Греки и надмеваются мыслию, а веры живой не имут.
2 «Видел я своими очами их распрю и братоненавистничество, и лютость, и лукавство, и хлад сердечный. Не устоять державе их ветхой, подобно Риму первому.
3 «А кто по ним наследие правой веры приимет и царство православное, яко некий третий Рим, в мире обновит?
4 «Не мы ли, днесь немощные по детскому неразумию нашему и озорству?
5 «Два к тому средства есть: и первое средство царёвой власти крепость самодержавная; а другое средство — от латынской ереси и от Фрягов и Немцев застава непроходимая.
6 «Лазутчиков искусных посылать надлежит к еретикам лукавым да выведывать, что и нам пойдет на потребу, подобно как Евреи в сороколетнем по пустыне странствии в землю обетованную засылали; а кто с неверными общается, анафема да будет».
7 Отвечал ему Лазарь: «От наследства славы и державы не откажемся, коли поднять таковое силы хватит, — ежели, сиречь, крепкое у себя наперво созиждем царство.
8 «А стена твоя мне не по̀ сердцу: нечего нам от чужих людей хорониться, словно красной девице в терему, — не равно и век проневестимся. (291)
9 «Случится — побьемся, доведется — и на мировщину пойдем: а промеж ладов да драки, гляди, и ума невзначай от соседей лихих наберемся.
10 «Вот и Греки себя всех превыше мнят, всех де они и мудрее, и благолепнее; и стеною от варваров застенились.
11 «А поколе на том жили из века в век, нового добра не наживаючи, варвары то их велелепие мало не перещапили. Как первый Рим сии разорили, так и второй ужо погромят, да и сокровище его зарытое в лихву пустят».
12 Уклонился от спора Епифаний, очи потупил да в книгу уставился; а помолчав молвил: «Знаешь ли ты, князь, что есть ороскопия?»
13 Отвечал Лазарь: «Гадание есть о судьбе человека по светилам небесным, како на небе стояли в его рожденья годину. Только не даю я сему искусству веры: что за дело, мыслю, живой ризе Божией до дел человеческих, и не первее ли судьбы воля наша?»
14 Сказал Епифаний: «Склоняют звезды, но не принуждают; дольнее же во всем горнему сообразовано. На тебя, князь, я таковое гадание учинил и светил устав о тебе исчислил».
15 Засмеялся Лазарь: «ан ты и звездочет выходишь: не даром еще и до пострига монашеское в миру житие вел. А чего ради? Не иначе, смекаю, как тайнокнижия ради и чарования. А вместимы ли календы сану иноческому, смотри сам. Исчисление же свое мне ужо покажь».
16 Отвечал Епифаний: «Тебе того не постичь. А что про тебя увидал, прямо скажу, и слово мое твердо: на роду тебе писана великих деяний слава; быть тебе всея земли нашея государем».
17 Затаил Лазарь сердца смущение и смеючись ответствовал:
«Твоими бы устами мед пить. А и есть медок, да засечен в ледок.
18 «Да и мед ли еще что̀ ты пророчешь на двое сказано. А уж коли быть мне по слову твоему автократором, ин тебе подо мною патриархом быти».
XIII
1 Ночей не спала Василиса Никитишна: все о сиротке, внучке своей названной, думами да страхами сердце крушила. Шестнадцать лет Отраде исполнилось; красавицей девушка выростала.
2 Налюбоваться вдоволь не могла княгиня на косы ее червоннорусые, тяжелые, на головы наклон царственный, будто под (292) ношею невидимой золотого венца с то̀роками, на поступь ее своеобычную, и горделивую, и покорную, на взор прямой, как вежды стыдливые вскинет, глаз правосудных, светоносных;
