до дома, компания увидела их: напряженно оглядываясь, стараясь не заходить в свет фонарей, они торопливо шли. Увидев своих, кивнули в темноту какого-то двора и скрылись в нем. Рубашка и брюки Сингапура были испачканы кровью. «Чего это вы?» — был первый вопрос. «Ничего, за веру пострадали. Пошли отсюда», — добавил Долгов, по дороге наперебой с Сингапуром, рассказывая все случившееся; к слову, в этот раз Сингапур не был словоохотлив, его больше интересовала запачканные брюки и рубашка.
* * *
Началось все обычно. Парни купили вина и зашли во двор, когда их остановила девушка.
— Здравствуй, Данил, — стараясь быть улыбчивой, заговорила она, кротко покосившись на Сингапура, уже, к слову, поддавшего и, слишком откровенно разглядывавшего ее, буквально, с головы до ног. Впрочем, в определенном смысле, разглядывать там было и нечего: одета простенько, да и лицо ее, бледное, все было покрыто красными воспаленными прыщиками, но Сингапур, как нарочно, именно лицо и разглядывал всего пристальней.
— Данил, ваш друг на меня так смотрит. — Смутившись, покраснев, от чего лицо ее стало совсем бугристым, заметила девушка, все еще стараясь быть улыбчивой.
— Ничего, он на всех так смотрит, — извинившись, ответил Данил: — Вы, Лиза, нас простите, мы спешим…
— Вовсе нет! — воскликнул Сингапур. — Кстати, меня зовут Сингапур. Вы Даню не слушайте, для такой барышни, лично у меня, всегда найдется минутка.
Данил странно покосился на него.
— Да? — оживилась девушка, — Как это приятно; тогда я хотела бы пригласить вас… Сингапур, это ваша фамилия?
— Вроде того.
— Интересная фамилия… Я бы хотела пригласить вас на лекцию…
— Как это интересно! — был ответ. — Ну и что это у вас там за лекция такая?
— Мы рассказываем о нравственности, о семье, о Боге…
— Так вы сектанты?! — веселый восклик. — Замечательно, — еще веселея.
Данил напряженно усмехнувшись, молча наблюдал.
— Ну и кому же поклоняется такая милая и, судя по вашей внешности, наверняка, не побоюсь этого слова, нравственная барышня? — Сингапур сказал все это мягко, даже ласково, как говорят ребёночку.
— Почему вы решили, что я сектантка?
— А разве нет? — удивился он; и вдруг совсем серьезно: — Хорошо, — на секунду задумался, — уверен, вы настроены сейчас на теологический диспут, я вижу по выражению вашего лица, что непременно настроены на диспут, и сейчас, несомненно, желаете убедить меня, что вы не членка секты; я ведь прав?
— Я верю в Бога, — как несломляемый аргумент, чуть слышно произнесла она. — А вы, вы верите в Бога?
— К сожалению, я агрессивный атеист, — и в правду с сожалением отвечал Сингапур.
— Ну что вы, вы ничуть не похожи на агрессивного человека.
— Еще как, — усмехнулся Данил.
— Ну, вот видите, — оживилась девушка, — вся ваша беда в том, что вы не верите в Бога. Все ваши беды, всё от этого, — горячо говорила она Сингапуру; вдруг спросила прямо: — Вы нравственный человек?
— Нет, — даже застенчиво отвечал Сингапур.
— Вот видите! и не только эта беда ваша, сейчас весь мир страдает этим, сейчас…
— А вы… Вы нравственны? — спросил он в полушепоте.
— Я стараюсь быть такой, и в этом мне помогает вера, вера в Бога, — вторя ему, прошептала она.
— Как это интересно.
— Вам, правда, это интересно? Тогда я с удовольствием приглашаю вас…
— В нашу секту, — подсказал Сингапур.
— Почему вы называете нас сектой? Я сама, я сама хотела бы помочь вам, вы же видите, в каком мире мы живем: насилие, потеря нравственности, семейных ценностей, люди ненавидят друг друга, мужья изменяют женам, насилуют женщин, кругом обман, люди перестали любить друг друга, перестали верить в Бога, а если и верят, то всё внешне. Они решили, что если надели на себя крестик, сходили раз в год в церковь, поставили свечку, то на этом и всё, на этом их вера и заканчивается…
— Стоп, стоп, стоп, — остановил ее Сингапур, — а вы что, в церковь не ходите и креста не носите?.. Вы нехристь? — наивно с неподдельным любопытством поинтересовался он.
— Нет… я…
— Не нехристь?
— Подождите, вы меня путаете…
— Так вы нехристь или не нехристь? — с прежней любознательностью продолжал он, заглядывая ей прямо в лицо.
— Я не нехристь, я… Вы неправильно всё это повернули, я говорила вам о другом, я к сатанизму не имею никакого отношения, я…
— Так вы, значит, признаете веру Христову и носите на себе крест, на котором был распят Спаситель, следовательно вы…
— Я верю в Бога! — в порыве, но чуть слышно воскликнула она. — Я верю в Бога, но всё это внешне, все эти…
— Бог — внешне?!
— Нет не Бог, а все эти символы…
— Христа, что распяли так, чисто символически? — склоняясь над ней, говорил Сингапур, он точно подавлял ее, пристально и не мигая, заглядывал ей в глаза.
— Нет, я не о том, я не о том, — шептала она.
— Ладно, — отстранился Сингапур. — Ладно, успокойтесь, все нормально, — говорил он спокойно.
— Я не о том, я не об этом…
— Так не о том или не об этом? — уже снисходительно улыбаясь, спросил он.
— Вы придираетесь к моим словам, вы очень тяжелый человек, вы…
— Я всего лишь навсего атеист.
— Вот видите, вы… Вы должны поверить в Бога.
— Без креста?
— Что? — теперь испугано смотрела она на внимательно изучающего ее Сингапура, ему сейчас только монокля не хватало.
— Поверить в Христа без креста? — медленно и размеренно повторил он.
— Да! — отчаянно, боясь вновь попасться, словно зажмурясь и заткнув уши, как зубрешку зачастила она. — Это символы, не имеющие к вере никакого отношения, это символы, придуманные попами, что бы обманывать людей, истинная вера в другом, она подразумевает семью, нравственность…
— Далась вам эта нравственность, впрочем, мне нравиться, как вы сейчас говорили: «придуманные попами», «обманывать людей», — как много у нас общего, вы случаем не атеистка? По-вашему, религия — опиум для народа?
— Да-да, та религия, которая насаждается церковью, она — опиум, она одурманивает, заставляет забыть о нравственности, поклоняется символам, ставить свечки…
— Вы мне нравитесь, — засмеялся Сингапур, — если бы вы только слышали, что вы несете…
— Я говорю правду.
— Не сомневаюсь. Ну ладно, этак я могу вас вечно путать; девушка вы глупенькая, наивная и от того милая. Вернемся к главному. Что у вас там за лекции и за вера такая особенная — без креста?
— Наши лекции, — она глубоко вздохнула, сосредоточилась, — Наши лекции рассказывают о Боге, о семье, о нравственности (Сингапур усмехнулся). Вот видите, — оживилась она, — все ваши беды от этого — от потери нравственности.
— И от того, что я не верю в вашего Бога — ведь так?
— Бог один…
— И имя ему?..
— Ну что вы, он не Яхве и
