И, слушая рассказ его, вспоминали химиары, как говорили ушедшие: «В такой стране хорошо быть даже рабом!» И поняли, что измена увела их от родного племени и страх пред пустыней.
И снова взывали к Шамашу, касаясь губами горячего песка.
А в часы отдыха, кто клал голову на землю, слышал, как шуршал гонимый ветром песок.
– Пустыня дышит!
– Дышит горячая!
– Идет горячая!
Но вот великий Шамаш оказал милость химиарам.
Каждый вечер он уходил вниз к сухим тростникам, заглохшей реки и там оставался всю ночь. Но вот раз ночью раздвинул он тростники и вышел из них в могучем образе бога Ягута, с рыжею гривой и зелеными глазами.
Многие его видели, но, кто слышал его дыхание, тот уже не мог жить дальше: того находили разодранным и изгрызанным и не смели трогать, пока сам Ягут не докончит своей трапезы. Когда химиары хотели милости, они приносили ребенка поближе к тростникам, и бог всегда принимал их жертву.
– Пока берет, это хорошо, – говорили химиары. – Это очень хорошо!
Но вот один раз ночью Ягут не принял жертвы. Он прошел мимо плачущего ребенка, и, медленно переступая тяжелыми лапами, поднялся в горы и скрылся. За ним шла его огромная тень и была видна, когда его уже не было.
– Ягут ушел! Его источник замутился песком, и он ушел в прекрасную страну! Он может там жить, он ведь не хи-миар!
– А чем будет он там питаться? – говорили надеющиеся. – Дадут ли ему враги его часть, как богу?
– А мало разве у них усталых рабов-химиаров? Усталых бросают со стены!
Вскоре после Ягута ушли псиллы.
Они поднялись вдруг, как бешеные, всем народом своим. Впереди гнали испуганный скот, женщины и дети на тощих голодных верблюдах, и все, кто мог держать копье, или лук, или пращу, были вооружены.
С громким боевым гиканьем помчались они, он не в горы к прекрасной стране, а прямо к солнцу, в сердце пустыни, навстречу горячему ветру. Впереди на белом верблюде лежала их царица и длинным копьем целила в солнце и кричала проклятья. А воины отвечали ей.
– Смерть солнцу! – кричали они.
– Смерть горячему ветру!
– Да погибнет!
И уже долго после того, как скрылись они и улеглась за ними золотая пыль, шуршал и зыбился горячий песок: это ползли за псиллами заклятые змеи.
Много дней влезали химиары на возвышенное место и смотрели на путь ушедших и многие дни не призывали они того, который «один слышит».
– Почему он еще ходит по небу?
– Псиллы еще не дошли до сердца пустыни! А когда дойдут…
Прошло еще много дней. Видели с возвышенного места, как спустились с неба черные руки и как протянула пустыня им навстречу свои руки, как схватились они и долго кружились в вихревой пляске.
– Они победили!
Жалобно блеяли стада, отказываясь от выжженной солнцем травы, и гибли люди. Тогда подошли химиары к шатру вождя своего.
Вождь Симдан укрывал их от горячего ветра много десятков лет и давно ослеп от света и пыли. Он лежал в своем шатре на вытертой бараньей шкуре и держал в руках последний мех с остатками молока.
Химиары сказали вождю Симдану:
– Вот гибнут стада наши и дети! И как будет дальше – не знаем! Веди нас за горы Неджада к прекрасной стране. Посыпем головы прахом чужой земли и подползем на руках к стенам города, и будем лобызать дорогу у медных ворот и вопить, чтобы взяли нас рабами, и будем служить счастливым.
Но не повернул Симдан головы и не ответил ни слова. Он знал, что придут они еще и еще раз. Ушли химиары.
Злобен поднялся Шамаш, охватил горячий ветер стада химиаров, сбил их в кучу и закрутил в песок, и погибли все овцы, и бараны, и ослы, и верблюды – до последнего.
Опять пришли химиары к вождю и сказали:
– Вот погибли стада наши. Не такие мы, чтобы идти в рабство к счастливым, но веди нас в сердце пустыни на бой с Шамашем! Псиллы не победили, но мы сильнее их!
Поднял голову старый Симдан и прислушался к звуку речей их, но не ответил не слова. Он знал, что придут они еще раз.
Ушли химиары.
Злобен поднялся Шамаш. Выпил воду источника. Прибежал горячий ветер, забросал русло песком, и иссяк источник, и гибли люди от последней жажды, и снова пошли к Симдану и сказали:
– Вот выпил Великий и Милостивый воду нашу и гибнут люди! Но не такие мы, чтобы восстать на Могущественного!
А другие говорили:
– Теперь Шамаш спасет нас. Мало осталось нас и не станет Великий мучить малого!
И еще говорили:
– Все отдавали мы ему: и детей наших, и лучших овец стада приносили ему в жертву, а что не умели дать, то сам он брал у нас.
– И мы ли не были покорны? И мудро ли истреблять того, кто служит покорно?
Когда услышал Симдан ропот их, поднялся он на ложе своем и сказал старым забытым голосом:
– Получите по жажде своей! И сказал еще:
– Кто красивейшая девушка в племени вашем? Отвечали химиары:
– Таба, дочь сына от сына твоего красивейшая.
– Возьмите Табу, дочь сына от сына моего, и отдайте ее Шамашу. И получите по жажде своей.
Упал на ложе Симдан и больше не ответил.
Взяли химиары Табу – красивейшую и, сняв одежды с нее, умастили тело ее пряным алоем и вложили в уста томного малийского ладана, от которого закрылись глаза девушки и дыхание перестало поднимать грудь.
Тогда подняли Табу на священный столб и, перекинув через вершину, укрепили ремнями. И выгнулось сверкающее тело красивейшей, открывая сердце могучему богу.
А химиары укрылись в шатрах и ждали весь день и всю ночь, и еще день и чутко слушали. И лишь к вечеру второго дня услышали они что-то. Услышали они как бы звон многих лютней и тихую струнную жалобу. И, покинув шатры, увидели над священным столбом рой золотых мух смерти, который то опускался на тело девушки, то поднимался над ним и гудел и звенел блестящими крыльями и снова припадал к жертве.
Буйная радость охватила химиаров.
– Принял жертву нашу Шамаш! Не пошли мы в рабство и не восстали на Могущественного и вот мы – любимые дети его! Возрадуемся, избранные!
Вокруг священного столба под гуденье мертвых мух закружились они и вопили славу свою. Пьяной радостью разрывалось сердце ликующих. Вот схватили копья и острия вонзали в себя стрелы, а кому не хватало оружия, те царапали ногтями лица свои и рвали зубами тело.
Прилетел горячий ветер и кружил беснующихся и, когда падали истекающие жертвенной кровью, – сыпал на них шумящий, шелестящий, душный песок.
Снова соединило небо руки с пустыней и долго кружило вихревую пляску.
А утром поднял Милостивый Шамаш свое, кровью раздутое, лицо и, дохнув пламенем на жертвы жертвенника своего, принял всех, и никого не отверг.
напротив (фр.)
пироги (от нем. kuchen).
Нежный пирог!.. Пирог со сливками!.. Ягодный пирог… Сухарный пирог… (Нем. Sanftkuchen; Schmantkuchen; Beerenkuchen; Zwieback).
Ты можешь ее покинуть, забыть ты ее не можешь (нем.)
Милостивая государыня (нем.)
советник (нем. Hofrat)
Курзал (нем. Kurhaus)
Я измучена! (Фр)
Сударыня, простите меня, прошу вас (фр).
О! О! Я тебя прощаю, дочь моя (фр.)
Я имею, ты имеешь, он имеет, вы имеете, мы имеем… (искаж. фр.)
У меня не будет хлеба, мадам! (Фр.)
Это очень одобрили бы в обществе (фр.)
