Дом Евы - Садека Джонсон

Проснулась Элинор уже после обеда. Поднявшись с постели, она нашла старую футболку, еще школьных времен, и натянула спортивные шорты. Запах свиной рульки с фасолью, томящейся в духовке, Элинор почувствовала еще по пути в кухню. Когда она туда вошла, шаркая ногами по линолеуму, мать как раз вешала телефонную трубку. Бедра у нее раздались с момента их последней встречи, волосы уже почти поседели.

– Кофе?

– Да, мэм.

Проигрыватель в столовой играл «Слава Богу, что спасение – это бесплатно» Мехелии Джексон. Сама того не замечая, Элинор начала покачивать плечами.

– Как дела в церкви?

– Да ничего. Дьякон стареет. Повторяет то, что говорил две недели назад. Нам бы пригодился кто‐нибудь свежий.

– Твои пироги по-прежнему популярны?

– Конечно, милая. Ты еще спроси, а небо еще голубое? – усмехнулась мать, разминая пальцы правой руки. – Рука немножко от артрита болит, но это мне почти не мешает. Просто приходится иногда перерыв делать.

Лоррейн поставила перед ней кружку кофе с сухим молоком и сахаром. Элинор отпила глоток, а мать прислонилась к кухонному столу, держа свою чашку с кофе обеими руками.

– А где сейчас ребенок?

– Дома.

– Ты оставила новорожденную с мужчиной?

– Наверняка его мать там.

– Все равно.

– Это не мой ребенок, мама. Она сказала, что зеленые глаза достались ребенку от ее семьи. Как это может быть, если Уильям мне не изменяет?

Лоррейн уселась напротив дочери и потянулась за пачкой «Кэмел». Сунув сигарету в рот, она зажгла ее, а потом загасила спичку, размахивая ею в воздухе. Медленно выдохнув дым, Лоррейн сказала:

– Мне случалось косо поглядывать на твоего отца, но обычно это значило, что с моими собственными глазами что‐то не так. Ничего не хочешь мне рассказать?

Элинор сразу подумала про Берни. Ей приятна была его компания, нравилось с ним общаться, но этим все и ограничивалось.

– Я тебе все сказала, мама.

Они молча отпили еще кофе.

Потушив сигарету, Лоррейн подошла к плите и положила дочери полную тарелку мяса с фасолью. Элинор съела все подчистую. Жаль, кукурузного хлеба не было.

Мать высыпала содержимое пепельницы в помойку.

– Уильям хороший человек. Доктор. И он выбрал тебя.

– Деньги – это еще не все, мама.

– Не все. Но ты заключила хороший брак. Не выбрасывай его в помойку только потому, что у Уильяма бесцеремонная и высокомерная мамаша, которая лезет не в свое дело.

– А если он мне изменял?

– Милая, женщины и не такое переживали. Не стоит так погружаться в свои чувства, чтобы из-за деревьев не видеть леса. – Она скривила губы. – В конце концов, ты все еще его жена.

Элинор отнесла тарелку в раковину и вымыла ее.

– А где папа?

– Он заглянул к тебе утром перед тем, как уйти. На заводе все еще не хватает рабочих, так что он на двойных сменах, круглые сутки на работе. И жаловаться грех – платят‐то хорошо.

Элинор вздохнула. Она так давно его не видела.

– Тебе чем‐нибудь помочь?

– Мне нужно отвезти торты в Лорейн. Съезди со мной, свежий воздух тебе на пользу. Ты тут кое‐какие вещи оставила в шкафу, поди прими ванну и переоденься.

Элинор поднялась на ноги.

– Я так рада, что ты приехала. – Мать притянула ее к себе и обняла с такой силой, что внутренняя боль начала вытекать через поры ее кожи. – Все будет хорошо. Верь маме.

С Инес я повидалась только через неделю после возвращения. В глубине души я надеялась, что она придет меня искать, но с тех пор, как я приехала, она даже не звонила тете Мари. В пятницу, когда уроки закончились, я решила сделать крюк и пройти через ее квартал.

Дойдя до ее дома, я увидела, что она куда‐то ушла. Все занавески и шторы в квартире на третьем этаже были задвинуты. Инес не нравилось много платить за электричество, так что днем она обходилась дневным светом. Если я включала свет до пяти, то получала щеткой по голове, даже если мне нужно было делать домашние задания.

Было солнечно, но холодно. Я встала под старым дубом по ту сторону улицы и принялась ждать. Наверное, ступни у меня во время беременности стали шире – кожаные туфли давили на мизинцы. Когда руки у меня в карманах уже онемели от холода, наконец появилась Инес, катившая по улице коляску. Я видела, как она поднимает младенца и несет его на одной руке, а второй тащит коляску вверх по ступеням. Нажав ногой на тормоз коляски, она отперла дверь. Почему‐то я ее не окликнула, а подождала, пока она поднимется наверх и устроит ребенка, и только потом перешла улицу и позвонила в дверь.

– Кто это? – сказала она в интерком.

– Это я, Инес. Можно подняться?

Пауза.

– Чего ты хочешь? Денег у меня нет.

– Мне ничего не надо. Просто хотела повидаться.

В интеркоме воцарилась тишина. Я ждала так долго, что решила уже, что она меня не впустит, и тут прозвучал гудок. Я поднялась, как всегда, прыгая через ступеньку, и открыла дверь.

В квартире пахло по-другому. Смесью испачканных пеленок, сигарет и дешевого освежителя воздуха.

– Ребенок спит, так что не надо тут шуметь, поняла?

– Хорошо, мэм.

Инес в комбинезоне и полосатой блузе склонилась над раковиной и мыла курицу. Волосы у нее были закручены в узел на макушке.

– Уже обед готовишь?

– Мне удобнее все приготовить, пока она спит. Лип вернется с верфи в полшестого, он любит, чтоб сразу был обед.

– Как у него дела?

– А ты почему спрашиваешь? – прищурилась она.

– Просто из вежливости.

– У нас все в порядке. Скоро пойдем к мировому судье жениться. – Инес подняла руку и показала мне тонкое кольцо. – Это пока помолвочное, скоро будет настоящее, – добавила она, беря нож, а потом сняла куриную кожу и принялась соскребать желтую липкую пленку на мясе.

Я села за кухонный стол и взяла из блюда с конфетами ириску.

– Когда ты вернулась?

– На прошлой неделе.

– А пришла только сейчас? – произнесла Инес. Меня это удивило – мне всегда казалось, что она мне не рада.

Я не знала, как отвечать, так что промолчала.

– Мари сказала, ты была на стажировке.

– Да, на государственной.

Инес повернулась и посмотрела на меня. Мы обе помолчали. Мне показалось, она знает, что это все выдумка, но ей неохота тратить силы на то, чтобы выяснять правду.

– Ладно, тебе пора, Лип скоро придет.

Я