Полиция больше не приезжала, и Эмили ничего не услышала о судьбе тоника, который отправила на анализ. Но в конце недели в ее дверь постучал Джастин Чарльтон.
— Бабушка поправилась, хотя этого никто не ждал. Я всегда знал, что она крепкая старушка. Она чувствует себя гораздо лучше и спрашивает, где вы. Я взял у друга автомобиль. Надеюсь, у вас найдется немного времени?
— С удовольствием ее повидаю. Я так рада! Позвольте только, я оставлю девочку с Дейзи.
Она побежала к дому. Первым человеком, которого она встретила, оказалась миссис Трелони, которая с удивлением уставилась на нее:
— Вы все еще здесь?
— А почему бы и нет? — спокойно ответила Эмили.
— Я слыхала, что зелье, которое вы дали хозяйке…
— …было совершенно безвредно. Она быстро поправляется и скоро вернется, поэтому держите дом в надлежащем порядке. — Эмили с трудом скрывала свой триумф.
По дороге в Эксетер она рассказала Джастину о том, что произошло.
— Хорошо, что старушка выкарабкалась, — заметил он. — А эту негодную ведьму Трелони давно пора выгнать. Никогда ее не любил. Вечно что-то вынюхивала. — Он ухмыльнулся: — А я кое-что придумал. Давайте поселим ее в коттедж, а вы переедете в дом.
— Честно говоря, мне нравится коттедж, — улыбнулась Эмили. — Там я чувствую себя хорошо.
— Но вы же не собираетесь жить там вечно?!
— Наверное, нет, но прямо сейчас это моя тихая гавань. И вашей бабушке приятно, что я рядом. Она очень одинока, Джастин. Может быть, вы когда-нибудь вернетесь сюда? Это ведь теперь ваш дом. Вы хозяин поместья.
— Какой из меня помещик, — усмехнулся он. — Виконт Чарльтон. Смешно даже. На войне я понял, какая все это ерунда. В окопах пэры гибли рядом с кузнецами. Но если я правда нужен бабушке… — Он не договорил.
Подходя к больнице, Эмили застеснялась:
— Джастин, а леди Чарльтон знает об этом случае с полицией? Я не хотела бы зря тревожить ее и тем более намекать, что миссис Трелони пыталась обвинить меня в убийстве.
— Вы слишком добры. Она не пыталась, а обвинила вас в убийстве. И я уверен, что она радостно плясала в кухне, представляя, как вас повесят. Она жуткая старая крыса. Она всегда с удовольствием рассказывала бабушке о моих проступках… Хотя, боюсь, их действительно было многовато.
— Она, конечно, весьма неприятная, — согласилась Эмили, — и, наверное, хотела от меня избавиться из ревности. Но она предана вашей бабушке, и мне не хотелось бы волновать ее сейчас.
— Ладно. Бабушке я пока ничего не скажу. А что до Трелони… посмотрим.
Леди Чарльтон сидела в постели, держа в руках чашку чая. Она казалась очень бледной и измученной, но глаза у нее ярко блестели.
— Очень рада вас видеть, моя дорогая, — сказала она, протягивая бледную руку с заметными голубыми венами.
— Я бы приехала раньше, но была очень занята. — Эмили наклонилась поцеловать пожилую леди в щеку. — Ребенок.
— Этот молодой человек меня развлекал. — Она улыбнулась Джастину, который стоял в дверях. — Читал свои стихи. Неплохие.
— Неплохие, бабушка? Они великолепны!
— Так хорошо, что вы поправляетесь, — проговорила Эмили. — Мы очень за вас беспокоились.
— Я просто решила, что пока не хочу умирать, — ответила та. — Передумала. Хочу увидеть, как поместье станет прежним. Между прочим, как поживает ваша коттеджная мануфактура?
— Коттеджная мануфактура? — не понял Джастин.
Эмили улыбнулась:
— Деревенские женщины помогают мне готовить кремы и лосьоны на травах из садика. Мы добились некоторого успеха, и местные аптекари уже заказывают нашу продукцию повторно.
— Вам нужны рекомендации от светских людей, — заявил Джастин.
— Легко сказать. Но я застряла здесь с ребенком.
— Дайте мне образцы. Я покажу их лондонскому обществу. И можете рассказывать всем, что виконт Чарльтон мажет вашим кремом чирьи.
— Джастин, ты безнадежен! — воскликнула леди Чарльтон и засмеялась.
Строгая сестра тут же выгнала посетителей из палаты.
— Хотите чаю? — спросил Джастин. — Напротив есть кафе.
Пока они пили чай, Эмили пришла в голову мысль:
— Знаете, что я хотела бы выяснить? В суде, наверное, хранятся архивы прежних дел?
— Наверняка.
— Тогда я бы навестила отца.
— Вас интересуют старые судебные дела?
— Я хочу узнать о судьбе женщины, которая жила в моем коттедже много лет назад. Ее обвинили в убийстве, и я хочу узнать, повесили ли ее. Наши с ней судьбы очень похожи.
— Да. Женщину, которая жила в вашем коттедже, повесили. В деревне все знают.
Эмили замолчала. Выходит, Сьюзен не так повезло. У нее не было отца, который мог бы ее защитить.
— Но это случилось очень давно, — заметил Джастин. — Тогда вешали и за меньшее. Например, если кто-то посмотрел на корову, а та сдохла. В те времена было много разных интересных приспособлений. Раскаленные иглы, стул ведьмы…
— Стул ведьмы? Его использовали несколько веков назад!
— Да, около того. Ту женщину повесили за колдовство. В семнадцатом веке. Ее звали Табита.
— Табита Энн Вайз. — Эмили стало легче. По крайней мере, это была не Сьюзен.
В суде Эмили сказали, что судья Брайс на заседании, но она может оставить ему записку. Она написала о Сьюзен Олгилви и спросила, может ли он выяснить детали дела.
Потом они поехали обратно в деревню.
— Вы, наверное, вернетесь к друзьям, когда вашей бабушке станет лучше, — произнесла Эмили и немного смутилась, в ее голосе послышалась грусть.
— Да уж, я не могу слишком долго заставлять людей слушать их жалкую чушь вместо моей великой поэзии. — Он улыбнулся, но улыбка померкла. — Я вчера долго говорил с бабушкой. Она хочет восстановить фермы. Я сказал, что вряд ли справлюсь, но ее заботит, что ферма не приносит дохода, а земля не используется.
— Она хочет, чтобы вы управляли фермой? — Эмили ощутила прилив надежды.
Он кивнул.
— Когда дед был жив, там было великолепное молочное стадо.
— Я не советовала бы связываться с молочными породами, — сказала Эмили, — они требуют ухода и рабочих рук, а людей нет.