навстречу закату, как герои в конце фильма, когда все самое интересное, что должно было с ними случиться, уже случилось и осталось в прошлом. Теперь, когда я вышла замуж и наша жизнь вошла в более-менее спокойное русло, что еще (думала я) может с нами произойти и заинтересовать посторонних людей?
Я даже не подозревала, что, написав эту книгу, я не только заново прожила нашу прежнюю жизнь, но и радикально изменила течение теперешней. Гомер из простого слепого кота превратился в Гомера Слепого Чудо-кота. Из кота, который был только моим, он превратился в кота, принадлежащего всему миру. Вся наша жизнь изменилась, хотя я далеко не сразу осознала эти перемены.
Первое подозрение зародилось у меня в тот день, когда я сдала первый вариант рукописи, потому что, по странному совпадению, именно на этот день была назначена первая фотосессия с Гомером. Мой издатель отправил к нам фотографа и помощника фотографа сделать фотографию кота, которая будет красоваться на обложке. Они буквально оккупировали нашу квартиру, начали двигать мебель в разные стороны и устанавливать гигантский рулон студийной бумаги, чтобы использовать ее в качестве задника. Кроме того, они привезли с собой мощные осветительные приборы вместе со специальными штативами высотой в шесть футов и другим оборудованием. («Очень трудно настроить свет так, чтобы он удачно высветил черного кота», — оправдывался фотограф.) Вашти и Скарлетт отказались выходить из дальней спальни, пока продолжалась вся эта суматоха, но Гомер, естественно, ринулся в самую гущу событий. На то, чтобы установить необходимое оборудование, ушло, вероятно, в два раза больше времени, чем нужно, поскольку Гомер залезал в каждую сумку, запрыгивал на каждый предмет оборудования и как безумный рвал когтями студийную бумагу («Мне никогда не попадалась такая текстура! Интересно, что это за прикольная штука?!»).
Это был первый день, когда Гомер выступил в роли «звезды», и мой первый день в роли «звездного куратора». Первый, но далеко не последний. Гомеру пришлось позировать еще на трех фотосессиях: один раз его снимали вместе с моим издателем для рекламных фотографий, один раз — для женского журнала «Ледис хоум джорнал» и один раз — для газеты «Ю-Эс-Эй тудей». Ему также пришлось отработать две видеосъемки.
Общим для всех этих фотосессий было желание фотографов запечатлеть Гомера в разных позах, в движении, отснять интересные моменты в его поведении. В конце концов, никто не знает наперед, какой снимок окажется наиболее удачным. Методом проб и ошибок я поняла, что лучший способ побудить кота поднять голову — это открыть банку консервированного тунца; лучший способ заставить его попасть в определенную «точку» — незаметно подложить любимую игрушку, а лучший способ заставить носиться вокруг и играть — бросить ему игрушку, набитую кошачьей мятой (во время съемки для газеты «Ю-Эс-Эй тудей» он разорвал одну из таких игрушек, и его мордочка, густо обсыпанная травой, напоминала лицо Аль Пачино в конце фильма «Лицо со шрамом» — так я описала этот инцидент Лоуренсу). Лучший способ мотивировать Гомера высоко подпрыгнуть — отрезать кусок веревки, которой обмотана его когтеточка, обмакнуть в масло из банки с тунцом и помахать ею прямо у него над головой. А лучший способ заставить его сидеть на одном месте, поводя головой из стороны в сторону, — встать рядом и повторять его имя с вопросительной интонацией («Гомер? Го-о-о-мер?»).
По-моему, из всего, что мы делали, именно это больше всего бесило его. В конце концов его мордашка сморщивалась от напряжения, и он начинал предпринимать попытки вскарабкаться по моей ноге. Мол: «Но я же здесь! Почему ты не можешь сказать, что вот он я, сижу рядом?»
Я также убедилась, что наиболее вероятный способ сделать съемку бесполезной — это вынести Гомера за стены квартиры. В частности, однажды мы привезли его в студию, находившуюся примерно в пяти кварталах от нашего дома. Все было готово: фотограф, помощник фотографа, осветительное оборудование, грумер и даже парикмахер-стилист и визажист для меня.
Идея была простая — снять меня вместе с Гомером. Но что мы не предусмотрели, так это фантастическое обилие пота, под действием которого таял грим, и вьющиеся волосы, которые я потом приводила в порядок целый час. А все из-за того, что мне пришлось гоняться за Гомером по всей студии, пытаясь заставить его смирно сидеть на фоне задника для приличного фотоснимка. Гомер слишком увлекся исследованием каждого уголка и каждой щелки нового помещения, взбираясь на каждую доступную поверхность и на каждый предмет мебели и знакомясь со всеми присутствующими, — и противился тому, чтобы долго сидеть и скучать на одном месте, ожидая, когда его сфотографируют.
В конце концов мы приняли оперативное решение: легче приноровиться к поведению кота, чем пытаться приспособить кота к условиям съемки. Поэтому фотограф сняла свою камеру с треноги, помощник подхватил провода и вспышку, техник-осветитель демонтировал осветительное оборудование для мобильности, грумер собрала все свои щетки и расчески, я сгребла игрушки и вкусняшки Гомера — и в течение нескольких часов мы все впятером следовали за ним по пятам, запрыгивал ли он на подоконники, залезал ли под диваны — в общем, повсюду, куда бы ему ни вздумалось сунуть свой нос.
Кстати, хочу вас уверить: вы много потеряли, если вам не довелось наблюдать, как пятеро взрослых людей, нагруженных массой оборудования, щетками и игрушками с кошачьей мятой, поспешают за котом, приговаривая: «Стойте! Мне кажется, он побежал вон туда».
В конце главы «Отголоски бессмертия» я написала, что у Гомера начался плавный, но неизбежный переход к старости. Оглядываясь назад, я думаю, что это был знаменательный пример того, насколько плохо я понимала своего кота. Потому что с тех пор, как началась вся эта суматоха с фотосъемками, интервью и толпами посетителей из разных СМИ, ломившихся к нам в квартиру ради того, чтобы познакомиться с ним и сфотографировать его, Гомер практически снова стал котенком, если говорить о его энергии и тяге к жизни. Сейчас мне кажется, что ему просто все наскучило: по мере того как моя жизнь становилась более спокойной (за что я бесконечно благодарна), жизнь Гомера наполнялась легкостью. В конце концов, он имел сомнительное счастье пережить то, что я бы назвала «интересные времена». Поскольку больше не было вершин, которые нужно покорять, не было плохих ребят, с которыми нужно воевать, не было опасностей, которые нужно мужественно преодолевать, и даже не было новых домов, которые нужно исследовать, Гомер, по всей видимости, подобно большинству несгибаемых героев, обнаружил, что эта
