Глеба, возможно и не являлись соучастниками этого заговора, но каждый из них, не задумываясь, примет сторону заместителя Бархатова, переживая лишь за собственное благополучие.
Ведь, по сути, Глеб покусился на то, что ему не принадлежит. В этом, разумеется, не было его вины — Бархатов поступил так, как хотел. И в тот момент, когда перед Глебом вскрылась правда, он почувствовал злость. Прежде всего, на себя.
Получается, что Бархатов, при всем к нему уважении, посчитал возможным решать за Глеба, не спросив на то его желания, будто у него и мнения собственного не было. В ситуации с университетом, когда Бархатов помог ему, Глеб сделал все, чтобы доказать свою состоятельность и наличие мозгов. И сейчас ему было стыдно за то, что когда-то он подумывал о том, чтобы попросить у Бархатова кредит на лечение Гоши. В конце-то концов, это ведь его семья и его ответственность. Сам же Кирилл Андреевич частенько говорил об этом.
Когда Влада, словно по нотам, отыграла сцену меркантильной пустышки, Глеб испытал восхищение. Ни на минуту он не сомневался в том, что это лишь игра. Ее руки дрожали, и взгляд не задерживался на нем лишь потому, что она готова была расплакаться от страха. Доверие, которое он видел в ее глазах, нельзя было спутать ни с чем. И Глеб очень надеялся, что она поняла, что у него на душе.
Тогда он понятия не имел, как будет складываться дальнейшая ситуация, кроме того, что придется присутствовать на собрании акционеров.
От Матушкина разило потом. Он ни на шаг не отходил от Глеба и время от времени шипел, чтобы тот не устраивал сюрпризов. А когда намекнул на то, что в курсе существования маленького брата, у Глеба задергался глаз. Никакие деньги, никакая власть не были ему нужны, если могли пострадать Юлечка, Гоша или Влада. Он сделал все, что мог, для Бархатова, но обещания сохранить его фирму не давал. Потому что тот его и не просил об этом. Поступил, как всегда, по-своему.
В зал проскользнула секретарша. В ее припухших покрасневших глазах плескался испуг. Кажется, по фирме уже поползли слухи о том, что с Бархатовым что-то случилось. Все гадают, жив ли он вообще. Но Глеб знал, что никому нет дела до того, жив или мертв Кирилл Андреевич. Все собрались здесь, чтобы не упустить свой кусок, словно стая стервятников.
Перед тем, как отдать свой телефон, Глеб его выключил. Боялся, что звонок Юли или Влады разозлит Матушкина и наведет на ненужные мысли.
Оставалось только ждать момента, чтобы разыграть последнюю партию.
Глеб с трудом проглотил вязкую слюну. Очень хотелось пить, но он даже не притронулся к стоявшим на столе бутылкам с минералкой. Приняв решение, он не переставал думать о Владе. Надеялся, что она не пойдет в полицию, а отсидится в своей квартире, пока он не закончит все это. Она ни в чем не виновата и не должна нести ответственность ни за его поступки, ни за Бархатова. А перед Кириллом Андреевичем он ответит сам, когда придет время. Объяснит ему, почему получилось именно так. Ведь не дурак же Бархатов?! И потом, принимая решение застрелиться в своем гараже, он уже сделал выбор, так что, как говорится: снявши голову, по шапке не плачут.
Вероника подошла к ним и произнесла срывающимся голосом:
— Т-там адвокат пришел… Говорит, что… — она стала ловить воздух ртом. — Волеизъявление К-Кирилла Андреевича…
— Ага, — Матушкин потер руки. — Ну наконец-то! Сейчас мы придем. Отведи его в кабинет Бархатова.
— Я не могу… — протянула Вероника. — Бархатов никогда не…
— Иди, девонька, — главный юрист подтолкнул ее к выходу. — Делай, что тебе гово…
Двери зала распахнулись, и внутрь вошли несколько мужчин. Возглавлял процессию невысокий человечек. Рядом с остальными он смотрелся как-то невразумительно в своем сером пальто, но Глеб его сразу узнал. Он вытер лоб, моментально испытав несвойственное ему смятение.
Откуда он здесь взялся?!
— Всем добрый вечер, — поприветствовал серый человечек, занимая место во главе длинного стола. Те, кто пришли с ним, сели рядом, потеснив сотрудников компании, — Благодарю за то, что нашли время для встречи, а потому, обещаю быть кратким. Моя фамилия — Рысецкий. Я адвокат Бархатова.
Глеб готов был провалиться сквозь землю — если бы он знал, к кому едет и что везет в том конверте, то порвал бы его на мелкие кусочки!
Вот и все. Скоро все закончится. Несправедливо по отношению к Бархатову, но единственно возможное в этой ситуации.
— Где Бархатов?
— Что происходит?
— Для чего мы все собрались? — послышалось со всех сторон.
— Документально оформленные бумаги каждый из вас получит официальным письмом, — продолжил адвокат. — А сейчас я зачитаю документ за подписью Бархатова Кирилла Андреевича, о чем вам было сообщено некоторое время назад.
В зале воцарилась тишина. Матушкин откинулся на спинку стула и вцепился в поручни. Лицо его влажно блестело, на губах застыла пренебрежительная усмешка.
«Ничего не боится», — подумалось Глебу. Да и чего ему бояться? Того, что Глеб сейчас заявит, что его вынуждают подписать дарственную на Олега Ивановича? Так он подписал ее еще в доме, лишь бы обезопасить своих близких. Дело за малым — осталось поставить свое имя там, где укажут.
Адвокат что-то говорил о миноритарных долях и акциях. Все сидели с вытянувшимися лицами, уже осознавая, к чему все идет. И вот когда Глеб уже готов был услышать свое имя, произошла странная вещь — адвокат, откашлявшись, представил одного из мужчин, сидящих рядом, и тот, коротко кивнув, сложил перед собой руки в замок.
— …таким образом, компания «Мосстройинвест» получает право использовать долю в компании «Новые Технологии», принадлежащую Бархатову Кириллу Андреевичу, по своему усмотрению в связи с передачей основных активов в собственность…
Поднялся такой гвалт, что у Глеба заложило уши. Или напряжение внутри его было уже таково, что в этот момент он просто оглох.
— С-сука!!! — послышался вопль Матушкина.
«Черт, черт, черт… Ай да Бархатов, ай да сукин сын…» —
