— О, я уверена, он без меня скучает. Жестоко было с моей стороны оставлять его одного. Боюсь, вы решите, что у меня нет сердца. Он вполне мог пойти с нами. По-моему, он не совсем здоров, — добавила она, — сегодня мне показалось, что он какой-то кислый.
Ньюмена заинтересовало, кого она имеет в виду, но как раз в этот момент рядом с ним в толпе наметился просвет, и ему удалось отойти в сторону; он решил, что, наверное, она отдает дань английским приличиям и изображает нежную заботу о своем папа. Неужели несчастный старик все еще плетется за ней по стезе порока? Неужели до сих пор поддерживает ее, делясь опытом в ведении дел, и переплыл Ла-Манш, чтобы служить ей переводчиком? Ньюмен прошел немного дальше, потом повернул, стараясь не пересечь орбиту мадемуазель Ниош. Затем стал присматривать себе стул под деревьями, но не мог найти свободный и уже готов был прекратить поиски, когда увидел, что какой-то джентльмен встает со своего места. Ньюмен занял освободившийся стул с такой поспешностью, что даже не поглядел, кто сидит на соседних. Некоторое время он не обращал никакого внимания на окружающих, его терзали раздражение и горечь, они нахлынули на него, когда победно цветущая мадемуазель Ниош вновь возникла у него перед глазами. Но минут через пятнадцать, опустив взгляд, он заметил маленького мопса, усевшегося на дорожке возле его ног, — крошечного, но достойного представителя этой забавной породы. Маленьким черным носом мопс принюхивался к проплывающей мимо него нарядной толпе, но расширить круг исследований ему не давала красивая голубая лента, прикрепленная к ошейнику с помощью огромной розетки, а ленту держал в руках господин, сидевший рядом с Ньюменом. Тут Ньюмен наконец обратил внимание на соседа и обнаружил, что тот внимательно изучает его самого, пристально глядя снизу вверх маленькими выцветшими глазками. Эти глаза Ньюмен узнал мгновенно; уже четверть часа он сидел рядом с месье Ниошем! Недаром у него было смутное ощущение, что его упорно разглядывают. Месье Ниош продолжал смотреть столь же пристально; казалось, он так боится пошевелиться, что даже взгляд от Ньюмена отвести не может.
— Боже мой! — проговорил Ньюмен. — И вы здесь? — и он посмотрел на замершего старика с большей мрачностью, чем хотел.
На месье Ниоше была новая шляпа и лайковые перчатки, да и костюм его, пожалуй, выглядел не столь древним, как прежде. Через левую руку у него была переброшена обшитая белыми кружевами дамская накидка из легкой блестящей ткани, оставленная, по всей видимости, на его попечение, на правую была плотно намотана голубая лента от ошейника маленькой собачки. По лицу месье Ниоша нельзя было понять, узнал ли он Ньюмена, оно вообще ничего не выражало, кроме застывшего на нем легкого ужаса. Ньюмен посмотрел на мопса, на кружевную накидку, потом снова встретился со стариком глазами.
— Я вижу, вы меня узнали, — сказал он. — Могли бы заговорить со мной и раньше.
Месье Ниош ничего не ответил, но Ньюмену показалось, что его глаза медленно наполняются слезами.
— Я не ожидал, — продолжал наш герой, — что встречу вас так далеко от… от кафе «Де ла Патри».
Старик по-прежнему молчал, но Ньюмен определенно потревожил какой-то источник слез. Месье Ниош сидел, не сводя с Ньюмена глаз, и Ньюмен заговорил снова:
— Что это с вами, месье Ниош? Раньше вы разговаривали, и разговаривали весьма охотно. Помните, вы даже давали уроки светской беседы.
При этих словах месье Ниош решил изменить линию поведения. Он нагнулся, подхватил мопса, поднес к лицу и промокнул глаза о его мягкую спинку.
— Я боялся с вами заговорить, — вдруг сказал он, глядя на Ньюмена поверх головы собаки. — Надеялся, что вы меня не заметите. Я бы ушел, но побоялся, что, если шевельнусь, вы меня узнаете. Вот я и сидел как можно тише.
— Полагаю, у вас нечиста совесть, сэр? — заметил Ньюмен.
Старик осторожно усадил собаку себе на колени и по-прежнему, не сводя глаз со своего собеседника, затряс головой.
— Нет, мистер Ньюмен, моя совесть чиста, — пробормотал он.
— Тогда почему же вы хотели удрать от меня?
— Потому… потому что вы не понимаете моего положения.
— Ах вот оно что! Я помню, однажды вы мне это уже объясняли, — сказал Ньюмен. — Но с тех пор ваше положение, я вижу, улучшилось.
— Улучшилось! — вскричал месье Ниош, задыхаясь. — Вы называете это улучшением? — и он посмотрел на доверенные ему сокровища.
— Ну как же, — продолжал Ньюмен, — вы путешествуете. Поездка в Лондон в разгар сезона свидетельствует о преуспеянии.
В ответ на эту жестокую иронию месье Ниош снова поднес щенка к лицу, не сводя с Ньюмена маленьких непроницаемых глаз. В этом жесте было что-то юродское, и Ньюмен не мог понять, то ли месье Ниош нашел удобное прикрытие, разыгрывая потерю разума, то ли он действительно заплатил за свое бесчестье слабоумием. Если и верно было последнее, Ньюмен все равно не мог бы вызвать в себе сочувствие к глупому старику. Отвечает месье Ниош за совершаемые поступки или нет, он все равно соучастник своей мерзкой коварной дочери. Ньюмен решил было немедленно уйти, но затуманенный взор старика засветился мольбой.
— Вы уходите? — спросил месье Ниош.
— А вы хотите, чтобы я остался? — отозвался Ньюмен.
— Уйти должен был я — из уважения. Но то, как уходите вы, оскорбляет мое достоинство.
— У вас есть что сказать мне?
Месье Ниош огляделся по сторонам, желая удостовериться, что их никто не слышит, и очень тихо, но отчетливо произнес:
— Я не простил ее.
Ньюмен коротко рассмеялся, но старик сначала словно этого не заметил; он устремил взгляд в сторону, будто углубился в созерцание некоего метафизического образа, олицетворявшего его непреклонность.
— Какая разница, простили вы ее или нет? — сказал Ньюмен. — Есть люди, которые не простят ее никогда, уверяю вас.
— Что же такое она натворила? — тихо спросил месье Ниош, снова поворачиваясь к Ньюмену. — Поверьте мне, я ведь не знаю, что она делает.
— На ее совести дьявольская выходка, неважно, что именно. Она на все способна — ее нужно остановить.
Месье Ниош воровато протянул руку и мягко положил ее на рукав Ньюмена.
— Остановить? Да-да, — прошептал он. — Вот именно. Остановить немедленно. Она убегает от меня. Ее необходимо остановить, — он немного помолчал и огляделся. — Я и собираюсь остановить ее, — продолжал он. — Только жду удобного случая.
— Понятно, — опять засмеялся Ньюмен. — Она убегает от вас, а вы гонитесь за ней. И забежали уже далеко.
Но месье Ниош настаивал на своем.
— Я остановлю ее, — тихо повторил он.
Не успел он договорить, как толпа перед ним расступилась, словно повинуясь порыву освободить дорогу важной персоне. И по образовавшемуся проходу к ним приблизилась мадемуазель Ноэми в сопровождении джентльмена, которого Ньюмен только что видел. Теперь лицо этого джентльмена было обращено к нашему герою, и Ньюмен узнал своеобразные черты и еще более своеобразный цвет лица и дружелюбную улыбку лорда Дипмера. Внезапно оказавшись лицом к лицу с Ньюменом, который поднялся вслед за месье Ниошем, Ноэми на какую-то долю секунды едва заметно растерялась. Потом слегка кивнула ему, словно они встречались только вчера, и вполне непринужденно улыбнулась.
— Tiens,[166] до чего же нам везет на встречи, — проговорила она.
Мадемуазель Ноэми превосходно выглядела, а лиф ее платья был настоящим произведением искусства. Она подошла к отцу, протянула руки, месье Ниош покорно передал ей щенка, и она начала целовать его, приговаривая:
— Какое злодейство, бросили бедняжку совсем одного. Как плохо мой песик обо мне подумает, решит, что я бессердечная! Крошке очень нездоровится, — повернулась она к Ньюмену, делая вид, будто ему необходимо все объяснить, и ее глаза сверлили его с беспримерной наглостью. — Наверно, ему вреден английский климат.
— Зато, кажется, этот климат весьма полезен его хозяйке, — заметил Ньюмен.
— Вы имеете в виду меня? О, благодарю вас, я никогда так прекрасно себя не чувствовала! — объявила мадемуазель Ноэми. — Но разве можно, — и она обратила сияющий взор на своего нынешнего спутника, — разве можно чувствовать себя иначе рядом с милордом? Она села на стул, с которого поднялся ее отец, и принялась расправлять розетку на ошейнике собаки.
Лорд Дипмер, как все мужчины, и тем более британцы, с весьма сомнительной грацией справлялся с замешательством, естественным при столь неожиданной встрече. Он сильно покраснел, увидев соперника, с которым столь недавно домогался благосклонности дамы, отнюдь не схожей с хозяйкой карликовой собачки. Неловко кивнув Ньюмену, он разразился отрывистыми восклицаниями, в коих Ньюмен, зачастую с трудом понимавший речь англичан, не сумел уловить никакого смысла, затем лорд замолчал, упер руку в бок и со смущенной ухмылкой искоса взглянул на мисс Ноэми. Вдруг его поразила какая-то мысль, он повернулся к Ньюмену и спросил:
