и собачьей, но прежде осмысленной жизни. Он слонялся по дому как несчастный старик, всеми забытый, никем не любимый. Мир его сузился до двух стальных, почерневших от небрежного и редкого мытья мисок, вполне тюремных. Тюремных ассоциаций у Акселя не было: тюрьмы он якобы не знал.
Бегал он теперь только во сне. С хозяйкой! Она, хохоча, кидала двумя руками сразу две палки: одну – далеко направо, другую – далеко налево! Аксель скулил от волнения и растерянности: куда бежать, за которой из палок? Крупной умной собачьей головой он понимал, что виноват не он, а хозяйка. Это непедагогично! Так собак не учат! Так с собаками не играют! Но сказать ей этого он не мог. Ни по-русски, ни по-английски, ни по-французски. Аксель знал: хозяйка говорит на всех трех. Языки эти он прекрасно различал, но ни на одном из них, даже с сильным собачьим акцентом, не мог произнести ни слова. Хозяйка же при всех своих способностях к языкам так и не научилась понимать даже несложного лая. Ну и что теперь делать? Разлюбить ее за это? Нет, конечно, за такое еще сильней полюбишь: вот ведь и человек, и старше намного, и хозяйка, а не умней Акселя! На равных они… От этой мысли собачье сердце так сжимало душной постыдной нежностью, что пес немедленно просыпался и долго лежал, дрожа от сожалений и возбуждения. С прекращением сна исчезала и хозяйка…
Недавно жизнь Акселя круто переменилась: куда-то пропала Элайна, а вскоре после нее исчез и Майкл. Наполнять миски Акселя сухарями и водой стали Клаудио и Лариса.
Они всегда приходили вдвоем, общались не с Акселем, а друг с другом. Лариса как войдет, так сразу Акселя и обслужит: обе миски сполоснет, сухарей насыплет – щедро, горой. Воды чистой и холодненькой нальет… Но ни слова Акселю не скажет! Только с Клаудио своим тараторит, не переставая, Акселя в упор не видит. Как с вещью с ним… А он, между прочим, кобель, хоть и кастрированный давным-давно. Аксель не вещь! Он живой!
Но приходящие кормильцы заняты лишь собой. Полаешь на них, пока ключом в дверях шебуршат, глотку прочистишь, да и уйдешь под стол. Как вы со мной, так и я с вами.
– Я не могу больше на нее давить.
– Так не давить же…
– Турасава даже хорошей погоды боится… А тут такое! Забудь.
– Это все «The Timeline» проклятая! Все убила на корню. В принципе, на них можно в суд подать. Иск за причиненный ущерб. Уважающие себя газеты не верят анонимкам!
– Вот как? Это что-то новое.
В голосе Клаудио, полсекунды назад родном и теплом, опять заискрила ирония. Синяя холодная искра угрожающе взметнулась между Ларисой и Клаудио. О, Лариса знает, как гасить это короткое замыкание, знает, что делать! Горьким опытом научена. Все в порядке, дорогой, проехали, спорного не касаемся… Ты во всем прав.
Распахнула дверь на бэкъярд.
– Алексей, гулять!
Почему-то ей нравилось звать Акселя Алексеем. Собака, кстати, откликается. Странно. Все странно!
Статья в «The Timeline» была небольшой и сдержанной. Но она была. Клаудио сказал мрачно: «Выстрел в Сараево». Лариса благоразумно промолчала, дома в Интернете все выяснила. Сараево – это вовсе не деревня в Азербайджане, где жили предки Клаудио, как она подумала. Хорошо, что промолчала, опять нарвалась бы. С выстрела в Сараево началась Первая мировая война.
Клаудио имел в виду, что и против Майкла тоже началась война. Тоже первая и тоже мировая.
Все ведущие газеты и интернет-порталы мира – со ссылкой на публикацию в авторитетной «The Timeline» – кричали теперь об одном: колдовству не место в большом спорте! Ату его! Вон с международной спортивной арены! Огромная, всегда голодная прорва, пожирающая информацию любого содержания и степени достоверности, не поперхнувшись, втянула в себя и этот хоть и неподтвержденный, но вполне информационный повод. «The Timeline» первая начала! Ей можно, а нам нельзя?
Французские телерепортеры отловили в укромном уголке чуть не при выходе из общественной уборной ни о чем не подозревающего Яшвина и задали в лоб чудовищный вопрос: через кого, по его мнению, в «The Timeline» просочились сведения о потусторонних связях Майкла Чайки? Яшвин махнул рукой как-то даже не совсем пристойно – сомнительный был жест – и убежал. Телодвижения прославленного русского тренера замазали дисфокусом, но в эфир пустили. Когда репортер застает интервьюируемого врасплох, это всегда интересно.
Акару Турасаве, в сущности, очень повезло, он получил анонимку на несколько часов раньше, чем она, снабженная аккуратными и умелыми комментариями, затикала сверхмощной бомбой на портале «The Timeline» во Всемирной сети. А к тому моменту, когда газета летела над планетой, шелестя резко пожелтевшими, по мнению завистников и конкурентов, листами, Акар уже и вовсе был спокоен, бодр и чисто выбрит везде, где требовалось. Он был уверен и в себе, и в абсолютной адекватности и политкорректности политики Canadian Skating Union. Майкл Чайка – замечательный спортсмен, гордость и легенда канадского фигурного катания! Но на Олимпиаде в Сочи, в силу его ранее заявленного нездоровья, Страну кленового листа будет представлять другой перспективный канадский фигурист – Дерек Лефорт. Что же касается непроверенной информации о паранормальных явлениях, то, согласитесь, непроверенная информация не может быть предметом обсуждения, пока ее не проверят… Акар даже что-то лихо скаламбурил. Его обширное – более десяти минут – интервью, перекупая друг у друга, показали практически все аккредитованные на Олимпиаде телеканалы.
Акару позвонил помощник премьер-министра Канады и сказал, что премьер считает это интервью «удачным и разумным». И мертвый самурай воскрес!
Тем временем после публикации в «The Timeline» противники Олимпиады обрели новые творческие импульсы. Мало того что русские недолюбливают гомосексуалистов, то есть как были большевиками, так и остались, у них еще и нечисто. Кто-то побежал в Ватикан. Папа Римский в интервью отказал почти с той же формулировкой, что и Акар Турасава: непроверенная информация не может быть предметом обсуждения, пока ее не проверят.
Макаров испугался. Теперь, когда посланная им анонимка возымела действие, Макаров по-настоящему испугался. Он еще мог простить себе то, что послал письмо Турасаве и двум его коллегам-прихлебателям: Синчауку и Шелдон… Но как в каком пьяном угаре и яростном приступе злобы он мог тот же самый документ, небрежный, необдуманный, не слишком умело переведенный, послать в западную газету? Как он решился?!
Пьяного угара не было: Макаров не пьет и даже не курит. Просто, когда сидишь ночью один, а перед тобой весь земной шар, вывернутый наизнанку, нервными окончаниями наружу, а к каждому нерву привязан электронный адрес, дразнит тебя несусветной возможностью, трудно удержаться от непоправимого.
Кнопку нажал, и информация ушла… Хоть в соседний гостиничный номер, хоть за океан, в редакцию крупнейшей газеты. Велик соблазн!
Полгода назад, вернувшись из Канады в Москву, Макаров заверил уважаемых им небожителей-вседержателей, что Майкл Чайка более Паше Бачурину не конкурент. Разговор происходил в очень высоких и очень добротных кабинетах. Макаров и сам добротен и высок. В новые времена, однако, рост не ценится. Даже мешает. Ценятся совсем другие качества…
Макаров твердо пообещал: «летучий канадец» Майкл Чайка на олимпийский лед не ступит! Макаров дает личные гарантии как психолог. Известно, что, кроме «фигуриста Ча из Канады», у Паши Бачурина серьезных соперников нет. Значит, кто автор победы? Боец невидимого фронта. Как всегда. Невысокие люди в высоких кабинетах слушали Макарова, благосклонно улыбаясь…
Макаров выполнил свое обещание. Костьми лег. Но нервы сдали…
В «The Timeline» анонимку посылать было нельзя. К тому же со своего собственного компьютера. Это безумие.
Москва – Калгари
– Кямочка, здравствуй, мальчик!
Клаудио стряхнул с плеча Ларискину голову и немного потряс своей собственной. Немедленно проснуться! Сниться всякая муть…
– Кямочка! – орал мобильный веселым голосом Тинатин Виссарионовны.
И тут же веселье было выключено, как выключают электрический свет. Раз – и погас.
– Кямал, – рассердилась старуха, ее баритон превратился почти в бас. – Проснись! Я знаю, что четыре утра.
Лариска села рядом и громко спросила:
– Кто это? Это не Майкл?
Аксель-Алексей, спавший под дверью кормильцев – отчасти из благодарности, отчасти из недоверия: доверяй, но проверяй, – два раза гавкнул. Не бойтесь, мол, люди, я с вами.
Пятая симфония Бетховена отзвучала в сокращении.
– Ха. Ха-ха-ха-ха. А я слышала, что твоя жена
