и прости, что сорвалась тогда с катушек.
– Какие бы это ни были «катушки», я понимаю, почему ты с них сорвалась. Когда твоему ребенку больно или он в опасности – это хуже всего. Я знаю, – согласился он.
– Кофе, Алексис? – важно спросила Имми, поднимая кофейник.
– Да, Имми, с удовольствием.
– Я принесу тебе чистую чашку с кухни, – сказала она, слезая со стула.
– Я тоже пойду. – Фред ушел за ней в дом.
– Право, Хелена, твои дети восхитительны.
– Для разнообразия я согласна. Последние двадцать четыре часа они были настоящими ангелами.
– Вероятно, они знали, что надо помочь маме.
– Пожалуй, ты прав.
– Так когда возвращается Алекс?
– Не знаю. Я написала ему вчера вечером, спросила, хочет ли он, чтобы я прилетела домой. Он еще не ответил. Наверняка очень сердит на меня. Но, по крайней мере, я знаю, что он в безопасности.
– Значит, ты можешь уехать очень скоро?
– Если я нужна Алексу в Англии, то, конечно, уеду.
– Хелена, если ты уезжаешь, то мне надо кое-что тебе показать.
Она посмотрела на его серьезное лицо.
– Алексис, в чем дело?
– Я столько раз приходил сюда, чтобы сказать тебе, но… – Он пожал плечами. – Каждый раз момент оказывался неудачным. Ангелина здесь?
– Да, она застилает кровати наверху.
– Она присмотрит за детьми? Мне нужно кое-куда тебя отвести. Не беспокойся, это недалеко.
– Алексис, пожалуйста, только не дурные вести. Я правда не выдержу, – застонала она.
– Нет, – он, успокаивая, положил руку ей на плечо. – Ничего плохого. Просто кое-что, что ты должна знать. Поверь мне.
– Хорошо. Я поговорю с Ангелиной, и мы пойдем.
* * *
– Господи, куда ты меня ведешь? – спросила она несколько минут спустя, когда Алексис повел ее к бассейну.
– Увидишь. – Он прошел мимо бассейна и в дальнем конце отцепил крючок и открыл створку деревянного забора, отделявшего участок от окружающей Пандору оливковой рощи.
– Силы небесные, никогда раньше не замечала, что здесь калитка, – заметила она.
– Ты и не должна была. Это был секрет.
– Кто ее сделал? – спросила Хелена, идя за Алексисом среди деревьев.
– Терпение, Хелена, пожалуйста.
Они шли некоторое время под ветвями плотно засаженной рощи, пока не вышли на полянку. Они стояли бок о бок, глядя на окружающие их горы, оливковые деревья, сбегающие в долину внизу, и тонкую поблескивающую линию моря вдали.
– Ты хотел показать мне это, Алексис?
– Я хотел, чтобы ты увидела вот это, – он повернулся чуть правее.
Хелена посмотрела, куда он показывает пальцем, и подошла ближе.
– О, какая красота. Это статуя Афродиты, да? – спросила она.
– Нет. Не совсем.
Она посмотрела на него.
– Тогда кто это и почему она здесь?
– Посмотри на подножие статуи, Хелена. Посмотри на имя.
Она наклонилась.
– Надпись сильно потерта, я почти ничего не вижу.
– А ты постарайся.
Хелена очистила листья, накопившиеся вокруг маленького постамента, и потерла пальцем по надписи.
– Вот «И» и «E»… и «Н»… и первая буква «В», я… – она растерянно посмотрела на Алексиса. – Получается «Вивьен».
– Да.
– Но так звали мою мать.
– Совершенно верно.
– Что это значит? Это она? В виде Афродиты? – Хелена провела рукой по алебастровому лицу.
– Да.
– Но почему? И почему здесь?
– Ангус установил после ее смерти, – ответил он. – Это, как сказала мне бабушка Кристина, было любимое место твоей матери.
– Но… – Хелена прижала руку ко лбу. – Я знаю, что она часто ездила на Кипр и любила его, но… – Она посмотрела на Алексиса и внезапно поняла. – Ты говоришь, что Ангус любил мою мать? Да?
– Да, Хелена. Вивьен много раз гостила в Пандоре. Ее знали и здесь, в доме, и в деревне.
– Правда? Так… вот, значит, почему так много местных говорили, что я им кого-то напоминаю. Многие считают, что я похожа на нее.
– Похожа. Бабушка не могла поверить в сходство, когда пришла в Пандору в тот вечер.
– Я видела ее на старых фотографиях, которые мы раскопали в кладовке. Значит, – мысли Хелены метались, – все эти письма, которые нашел Алекс, предназначались ей? Она была той таинственной женщиной?
– Да.
– Но откуда ты все это знаешь?
– Хелена, Кристина проработала здесь почти тридцать лет. Она все видела. А эти письма… их вернул Ангусу твой отец.
– Так он знал?
– Наверняка, раз прислал письма.
– Н-да, – выдохнула Хелена, пытаясь осмыслить то, что рассказал Алексис. – Честно говоря, когда я была маленькой, родители никогда не казались очень близки. Мой отец, кажется, проводил все больше и больше времени в Кении. Я его редко видела.
– Возможно, такие отношения устраивали их обоих. В конце концов, все браки разные, – добавил Алексис.
– Может быть, но почему же Ангус и моя мать так и не сошлись? Из писем очевидно, что он обожал ее.
– Кто знает, Хелена? Мы оба знаем, что есть много причин, почему те, кто любит друг друга, проводят жизнь врозь, – тихо заметил он.
Хелена посмотрела на сухие листья, нападавшие с олив. Подняла один, ощутив пальцами его шершавость.
– Ангус оставил все мне.
– Да.
– Я была его крестницей.
– Да. И…
– Что, Алексис?
– Кристина всегда думала, не была ли ты чем-то бо́льшим.
– Что ты пытаешься сказать?
– Думаю, ты знаешь, Хелена.
– Да, – прошептала она.
– Эти письма вернулись вскоре после твоего рождения. Бабушка это отчетливо помнит. Она видела, как Ангус рыдал за письменным столом. Твоя мать больше никогда не приезжала.
– Но я приехала. И… – Хелена порылась в памяти. – Это было всего через несколько месяцев после того, как умер отец.
– Возможно, отправить тебя сюда стало для твоей матери способом показать свою любовь.
– Почему же она сама не поехала со мной?
– Хелена, я не знаю. Возможно, она считала, что лучше не разжигать пламя снова. Может быть, жизнь здесь не подходила ей, как не подошла бы тебе.
– Может быть… но теперь я уже не смогу спросить ее. Или узнать, кто на самом деле был моим отцом.
– Какая разница? Ангус любил тебя как дочь. Он подарил тебе Пандору. И теперь ты понимаешь, что секреты есть у всех, Хелена.
– Да, ты прав. А у тебя есть секрет? – спросила она с усмешкой.
– От тебя – никаких. Но от жены был. Она не знала, почему я не могу любить ее по-настоящему. Я до сих пор чувствую себя виноватым из-за этого. Идем, нам следует вернуться, – Алексис предложил Хелене руку.
– Спасибо, что показал мне памятник, – сказала она, когда они возвращались к дому.
– Вот уж настоящее возведение женщины на пьедестал! – хмыкнул он.
– И это, Алексис, – вздохнула Хелена, – очень опасное занятие.
* * *
Алексис уехал, а Хелена пошла на кухню и обнаружила Имми и Фреда за кухонным столом. Она села, внезапно почувствовав себя обессиленной после очередных откровений.
– Ты вернулась! Я сделала что-то очень липкое с медом и семечками улицы Сезам сверху! – сказала Имми.
– Я тоже помогаю их делать, Имми, – добавил Фред.
– Мамочка, ты выглядишь нехорошо. Тебе нехорошо? – Имми забралась на колени Хелены и обняла ее.
– Мамуся, ты глядишь нехорохо! – повторил за ней Фред, хихикая. Он попытался забраться следом, и Хелена усадила его рядом с Имми.
Она крепко прижала их к себе.
– Мы любим тебя, мамочка, – сказала Имми, целуя ее лицо. – Правда же, Фред?
– Ага, любим, – добавил он.
– И
