Мостки были шаткими, тонули под ногами - шагнешь, и сразу же спеши дальше, не задерживайся.
На мостках, там и тут, по всей запани стояли молодые женщины с баграми - гоняли бревна, - это они утром переговаривались.
Посмеивались, снисходительно следили за Петром, как он сумеет выкрутиться.
Женщины молодые, загорелые, в светлых косынках.
Баграми они действовали уверенно. Бревна, казалось, без особых усилий скользили по темной воде.
- ...Эй, милый, куда собрался?
- ... Кого ищешь ?
- ...Меня, может?
- ...Да нужна ты ему! Не видишь, начальник.
- ...Девки, топи начальство, пока никто не видит!
- ...Чего-то он больно долго не падает!
- ...Может, помочь ему?
- ...Ничего, сейчас бултыхнется!
- ...А может, мы баграми к берегу доставим?
- ...И прямо на лесопилку!
Но Петр без приключений достиг края мостков - там у плотика стояла лодка, он сел в нее и тихо погреб к острову.
Девушки что-то кричали ему вслед, смеялись.
Петр повернул лодку так, чтобы грести лицом к ним, помахал рукой.
И он снова шел по тем же мосткам среди обступавшей со всех сторон зелени кустов, таких густых и влажных, что они не успевали просохнуть от росы.
У гостиницы его встретила взволнованная тетя Валя. Еще издали она замахала руками, закричала.
- Это ты в Москву? А мы тебя разыскиваем! С ног сбились. Беги к самолету! Еще успеешь! Росляков и так из-за тебя там чертей гоняет!
- А когда вернется санитарный вертолет, вы не знаете?
- Ночью, ночью. Бегом! - торопила его тетя Валя.
- У вас тут переночевать еще можно? - спросил Петр.
- Что? - не поняла она. - Ты что, не летишь?
- Нет.
- Ну и народ!.. - всплеснула руками тетя Валя. - Ну и народ пошел!.. Прямо без царя в голове, да и только...
Петр усмехнулся и пошел вдоль домиков, к самому крайнему, над крышей которого высился белый медицинский флажок с крестом.
ИЛ-14 разворачивался уже на взлетной полосе. Блеснуло крыло, машина напряглась перед последним рывком, помчалась прямо навстречу лесу и взлетела.
Катя еще раз набрала номер. Услышала в ответ долгие гудки, посмотрела через стекло на образовавшуюся очередь, опустила трубку.
Она вышла на воздух, оглянулась вокруг. Торопиться было некуда.
Саша сидел на скамейке бульвара.
Мимо него шли девочки, ребята. В коляске провезли инвалида.
Две старушки - одного катили.
Саша ничего не ждал от этого вечера - абсолютно ничего.
Он привычно убеждал себя в этом. И, если б спросить, чего он ждет? Кто должен подойти? Никто не должен, не обязан да и не собирался сюда подходить.
Здесь было лишь лето, жара, движение вверх-вниз по бульвару.
Газету, что ли, купить? Для этого надо было перейти на тротуар сквозь зеленые подстриженные кусты, ограду - а там, а там - и газета, новости, события, - и тут он увидел Катю, идущую по бульвару.
Шла она очень отдельно, хотя старалась идти как-то так, чтобы виду не подавать, что она одна и идти ей некуда.
Она шла, никого не замечая, и Сашу она тоже не заметила.
Он был лишь составной частью бульвара, но не более. И Катя, понимая, что она - тоже - лишь часть бульвара, лишь приложение к декорации этого вечера, расположенной среди лиц, скамеек, толпы, - старалась пройти скорее, чтобы прекратить свое участие в этом ежедневном спектакле, но ей не удавалось выпасть из него.
Увидев ее, Саша не удивился ничуть.
Она прошла мимо. Он успел подробно еще раз разглядеть ее среди идущих, не сравнивая ни с кем.
Просто смотрел, как она шла.
Платье белое, сумочка покачивается.
Очень молодая, очень, и светлая челка на лоб.
Куда идет? - и ничего не видит, и его не видит. Вот так. Мимо.
Спины прохожих заслонили Катю - она исчезла за ними, - и это произошло так внезапно, что он вначале удивился, а уж потом испугался - ему показалось вдруг, что никого у него не было в городе, кроме нее, - никого, вот. Она исчезла.
Он бегом бросился по бульвару, мало на что надеясь, но и надеясь все же на то, что вдруг повезет.
Еще издали он окликнул ее - не веря, впрочем, что это она.
Она обернулась сразу же - как будто ждала.
Он, зная теперь точно, что это Катя, не мог сразу поверить в такую удачу.
Лицо ее, доверчивое, радостное, - приближалось.
Она даже не подозревала, как была нужна Саше сейчас, а он ей.
У Саши был вид человека с хорошей новостью, счастливым известием.
Вот очень скоро, сейчас, подойдет и - скажет...
- Здравствуйте, - сказал Саша. - Давно не виделись.
- Здравствуйте, - весело ответила она. - Где же вы все пропадаете?
- Пропадаем - это уж точно. Синим пламенем горим. А белый цвет вам к лицу.
- Для вас стараемся, а вы все где-то пропадаете.
- Мороженого хотите?
- Конечно.
- Одну минуту, - сказал Саша. - Не исчезайте.
Он скоро вернулся - с цветами. Красные гвоздики. Протянул.
Цветы как цветы. Точно такие же, как и у других.
Лето, цветы.
Пух тополей - над бульварами, серп луны, воздух жаркий, городской раскрытые настежь окна первых этажей, девочка под зеленой лампой, читающая книгу, - в раме окна проплывает мимо, и тут же медленно разворачивается расположенная за тремя окнами полуподвала ярко освещенная мастерская абажуров - подвешенные к потолку каркасы, похожие на клетки для птиц, и уже готовые, обтянутые шелком - мерно покачивающиеся от летнего сквозняка, - их собирают женщины за большим столом, в летних открытых платьях движенья рук, плеч - покачивание разноцветного шелка - и снова тьма улицы, и близость, возникшая между ними, как будто они узнали что-то, понятное только двоим.
Впереди, за листвой бульвара, над крышей цирка уже затанцевали огненные буквы, вспыхнула огромная афиша.
Перед цирком, как всегда, толпились люди.
Саша и Катя встали в конец длиннейшей очереди за билетами: вдруг повезет.
* * *
Затемненный фургон, койки в два яруса. Люди в узком проходе, на верхних койках.
- Пустите меня, отпустите! Девочки... Не могу! Что вы со мной делаете! - умоляла совсем молоденькая девушка подруг, сдерживающих ее на постели.
Простыня была в крови, рядом валялись полотенца - в крови.
Лицо девушки - смятенное. В глазах, раскрытых широко, - просьба, испуг.
В фургончике стояли молча, в окна заглядывали.
- Всем немедленно выйти отсюда, - сказал Петр.
На него посмотрели с интересом, но никто не вышел.
- Пустите меня! - надрывался голос девушки.
- А ну, сматывайтесь все! - с внезапной грубостью приказал Петр. - Все до одного! Быстро!
Он схватил того, что стоял поближе, приземистого парня в темной от пота майке, с лоснящейся спиной, и с силой вытолкнул в дверь.
Парень не сопротивлялся.
Попятились по фургончику и другие, сыпанули любопытные девки с верхних коек.
- А ты - останься! - задержал Петр рослую девушку в линялой ковбойке она последняя торопилась к выходу, с трудом протискивая свое большое тело в проходе.
Девушка испуганно оглянулась.
- Идем, поможешь! - Петр подтолкнул ее в обратную сторону, к койке.
- Лежать, лежать, - осторожно, но твердо он вернул пострадавшую к подушке, - та-ак, без истерик. Времени у нас с тобой мало.
- Я вас не звала! - притихшая было девушка с силой (откуда что берется!) оттолкнула Петра ногой, снова пытаясь подняться, сорвать полотенца, которыми были замотаны ее руки.
- Что вы лезете в чужую жизнь! - кричала она. - Не трогайте меня! Не хочу!
Петр вдруг наотмашь ударил ее по щеке. Раз. Еще раз. Спокойно, без малейшего раздражения - так больному дают стакан воды.
На Петра оторопело смотрели испуганные детские глаза.
- Схлопотала? - Петр уже делал укол. - Могу еще. - Он разложил инструменты, затянул жгут.
- Зря стараетесь, - зло сказала девушка. - Я все равно жить не буду.
- Ноги ей подержи, - приказал Петр своей помощнице, не обращая на слова девушки ни малейшего внимания. - Молчи, не разговаривай.
Петр работал быстро, времени у него и на самом деле было в обрез.
Девушка потеряла много крови.
Руки его действовали с точностью и легкостью автомата.
Он накладывал швы на вены, делал уколы. Без малейших, казалось, усилий, не торопясь особенно, но в этой внешней неторопливости и есть тот единственный ритм настоящей работы, высшего профессионализма.
Девушка все переносила молча, только лицо ее напряглось от напряжения.
- Молодец... - говорил Петр. - Еще немного. А терпеть нечего. Хочется - кричи. Помогает. Не хочется?
Девушка только крепче закусила губы.
- Голова кружится? - спрашивал Петр.
- Кружится, - слабо сказала девушка. - Немного...
В фургон вошел милиционер, потный, усталый. Тяжело опустился на соседнюю кровать.
При виде милиционера, вытирающего лицо мокрым платком, глаза девушки округлились от страха.
- Что с тобой? - сразу спросил Петр. - Плохо?
- Ну и дура ты, Надька, - сказал милиционер будничным голосом. - Ну, дура...
Петр повернулся.
- Сержант, после, ладно? После, после... - кивком головы показал на выход.
