Не такова ты.
Софья прижалась спиной к стене, затаив дыхание, вся превратившись в слух.
Пахом, хитро оглядев избу, начал было, крадучись, заходить сбоку, да тут хлопнули ворота.
– Тьфу ты, – выругался смачно он, – Кого ещё там черти принесли?
В сенцах раздались шаги. Пахом быстро кинулся к порогу, заговорил нарочито громко:
– Ну, я пошёл, коли, Софья, ждём тебя на новоселье!
С этими словами он развернулся к двери, собираясь выйти, как тут же столкнулся нос к носу с Иваном, молодым мужчиной из их деревни, который уже несколько лет засматривался на Софью. Иван косо взглянул на Пахома, оглядел его сверху вниз. Тот протянул руку:
– О, Иван, ну здорово! А ты чего сюда?
Иван неохотно пожал ладонь Пахома, смерил его взглядом:
– Я по делу. А ты?
– Я? – рассмеялся Пахом, – А я родня ейная, и мне повод не нужен, чтобы в гости зайти. И отчитываться перед тобой я в этом не должон. Это вот ты, я смотрю, дела какие-то придумал. Ты смотри у меня, я Софью в обиду не дам. Думаешь, её защитить некому?
Иван стоял, стиснув зубы, и желваки заходили на его скулах.
– Как бы от тебя её защищать не пришлось.
– Чего-о-о? – протянул Пахом и, сжав кулаки, запрыгал, как петух, – Да за такие слова…
– Ты вроде уходить собирался? – сухо ответил Иван, – Так иди с добром.
Пахом схватил Ивана за грудки, притянул к себе. Тут же подскочила сзади Софья и вцепилась в рубаху Пахома, оттаскивая его назад.
– Да вы что все, взбеленились что ли? – сплюнул Пахом, лицо его покраснело, он был взбешен.
– Уходи, – коротко ответила Софьюшка.
Тот кинул недобрый взгляд на Ивана, процедил сквозь зубы:
– Встретимся ещё.
И вышел прочь из избы.
Софья молчала, Иван подошёл к ней, заглянул в лицо – не плакала ли? Не обидел ли её этот гад? Нет, слёз вроде не видать.
– Софьюшка, – несмело спросил он, – Как ты? Зачем Пахом тут был?
– Да я хорошо, – кивнула она, – А он… Приглашать на новоселье заходил.
– М-м, да, дом он поднял тот еще, не дом, а терем. Дворец целый. Устинья, небось, довольна?
– Не поёт птичка в неволе, хоть и клетка у неё золотая, – еле слышно прошептала Софья.
– Что ты говоришь?
– Ничего, Иван, ты сам-то чего пожаловал?
– Да я спросить, может надобно чего помочь?
– Да вроде бы ничего не надо, – пожала плечами Софья.
– А я видел, забор у тебя покосился, ежели ветер сильный подует, так того и гляди свалится. Давай-ка я его подправлю.
– Хорошо, только мне расплатиться с тобою нечем.
– Ну, вот ещё, разве я заводил речь про оплату? – возмутился Иван, – Не надо мне ничего. Я по-соседски. Решено, вечером и приду значит.
Ничего не ответила Софья, опустила глаза. Иван постоял малость у порога, переминаясь с ноги на ногу, словно желая что-то ещё сказать, но, так и не решившись, вышел из избы.
Наступил вечер, полуденная жара уступила место прохладному ветерку, что прилетел со стороны реки, пастух пригнал с лугов стадо, и коровки, поднимая на дороге рыжую пыль, шли уставшие по своим дворам, хозяюшки приветливо встречали их у ворот ласковыми словами, поглаживали по бокам, целовали своих кормилиц промеж рогов, а те отвечали им радостным мычанием. Иван пришёл с инструментами и возился у плетня, Софья вязала, сидя на лавке под окнами. Мимо проехал на телеге Пахом, возвращаясь в деревню. Завидев Ивана, глаза его блеснули недобрым огнём, он стегнул коня плёткой и тот, жалобно заржав, рванул вперёд…
Наутро, едва Софья успела умыться и заплести косу, как в дверь застучали.
– Кто бы это в такую рань? – подумала с удивлением она и пошла отворять.
На крыльце вновь стоял Пахом.
– Да ты не бойся, – усмехнулся он, глядя на то, как отшатнулась испуганно Софья, – Я по-доброму пришёл, по Устиному поручению, тебя звать к нам, да не на новоселье, а насовсем. Ты давай, это, жить к нам переходи. Неделю тебе на сборы, вещей у тебя немного, хату запирай, да и к нам приходи. Нечего тебе одной жить, вон уже, ошиваются тут всякие, как я погляжу.
– Кто это ошивается?
– А то не знаешь? Вон Иван-долговязый к тебе зачастил. А ты думаешь, я не знаю, чего он клинья подбивает?
– А если и подбивает, что с того? – уперла руки в бока Софья, гнев переполнял её – да кто он таков, этот Пахом, чтобы указывать ей как жить, да следить за ней?!
– Вот те на, – притворно удивившись, всплеснул руками Пахом, – Как это что? Да ведь ты нам не чужая. Мы с Устей о тебе беспокоимся.
– А что же по-вашему, я не могу замуж пойти? – вновь спросила Софья, – Или и на это обязана вашего согласия спрашивать? У вас своя жизнь, вот и живите, а ко мне не лезьте!
– Замуж, – осклабился Пахом, – Дак ведь если бы замуж-то…
Он помолчал.
– Ты думаешь, он тебя замуж возьмёт? А на кой ты ему такая? Ты ж по дому ничего толком не можешь. Или ты думаешь, что ежели за собой смотришь, то и в мужнином дому сумеешь?
Он захохотал.
– Там совсем другая песня будет, да ещё детей родишь ежели – кто за ними будет глядеть? Какая из тебя мать? Ты ж слепая!
Он заткнулся на полуслове от удара пощёчины, что с размаху влепила ему Софья. Грудь её ходила ходуном, сердце готово было выпрыгнуть наружу, а щёки стали пунцовыми.
– Пошёл вон! – прошептала она с яростью.
– Да ты что, Софьюшка? – начал, было, Пахом, – Что ж на правду-то обижаться? Ведь сама понимаешь, не возьмёт он тебя замуж, а если и возьмёт, то тут же вскорости и пожалеет, глядя на тебя, на то, как ты по хозяйству справляешься. И его несчастным сделаешь и себя. Я ж тебя жалеючи пришёл, а ты…
– Знаю я твою жалость волчью, – отрезала Софья, – Уходи, и никогда больше в мой дом не приходи, гад!
– Да что ты возомнила? – разъярился Пахом. – Что ты только за себя отвечаешь? Не-е-ет, ты за всех нас отвечаешь. Или ты думаешь, что Устя и я станем терпеть, когда по деревне слухи пойдут, что сестра её с мужиками шарахается? Что к ней для этого дела прямо на дом ходят? Не бывать такому! Пойдёшь к нам жить и точка! Не дело молодой незамужнице одной жить, где это видано.
– Не бывать тому, никогда я к вам не пойду, уходи и больше не приходи сюда!
Софья развернулась и захлопнула дверь перед самым носом Пахома.
– Ну, погоди, – процедил он, тут же сменив свой благостный лицемерный тон на шипящий, – Добром не хочешь идти, так по-другому будет.
Он сбежал со ступеней крыльца и, хлопнув воротами, вскочил на телегу и тронул с места…
Проснулась Софья посреди ночи от странного чувства, ей было тяжело дышать, волны жара накрывали её, словно от раскалённой каменки в горячей бане. Кот Васька истошно мяукал и царапал её бок. Девушка села на кровати, голова была словно в тумане. Послышалось потрескивание, такое, как дрова трещат в печи. Софья испуганно соскочила с кровати.
– Пожар! – дошло до её ума.
Она схватила на руки кота, и, выставив вперёд руки, пошла к выходу. Но тут же её обдало жаром, и она поняла, что выход отрезан. Тогда она вернулась в свою комнатку, и, схватив прялку, размахнулась и ударила ею по окну. Поток свежего воздуха ворвался в избу, и тут же пламя разбушевалось ещё сильнее, яростно кинулось по стенам, разметало огненные языки по половикам, потянулось к девушке, что испуганно прижимала к груди воющего кота. Софья перекинула через подоконник ногу, затем вторую, и прыгнула в окно.
Очнувшись в незнакомой постели, Софья застонала, пошевелила ватными руками, и тут же, вспомнив всё, что произошло нынешней ночью, попыталась вскочить на ноги, но не смогла. Голова её кружилась. Пелена забвения и милосердного, целебного сна, что позволяет нам хоть ненадолго уйти от происходящего в реальности в беспечную колыбель видений,
