глаза и протяни руки.
Я послушалась. Потом я услышала звуки шагов, дверца машины открылась и снова закрылась, снова шаги, и наконец мокрый и холодный нос стал тыкаться мне в лицо. Соломенного цвета щенок с черным бантом на шее лизал мне щеки, как будто соскучился.
– Я ничего не подарил тебе на день рождения.
– Но… Ты что хочешь, чтобы я заботилась о собаке?
Щенок дергался у меня в руках как рыба, выброшенная из воды.
– Фред!
Я злилась, потому что жизнь и так неподъемная, а он добавляет сверху щенка, да еще такого милого. Я знала, что очень обижаю Фреда, но еще сильнее я злилась на себя: я чувствовала, что не способна ни о ком позаботиться.
Фридрих взял щенка и прижал к себе.
– Спасибо, но я не смогу им заниматься.
– Это он будет о тебе заботиться.
Я потеряла дар речи. Похоже, все решено и возражать бесполезно.
Теперь у меня есть собака.
Несмотря на то что старое деревянное здание скрипело от ветра, а снег шел все сильнее, здесь я чувствовала себя в безопасности. Я смотрела, как секундная стрелка на моих часах движется по кругу. Луиза Лебон никогда не опаздывала. Как только минутная стрелка достигнет шести, она выйдет из кабинета и пригласит меня войти. Оставалось несколько минут, и я напряженно ждала – мне нужно было столько всего ей рассказать. Я листала журнал. Мой взгляд упал на заголовок «Вы счастливы?». Я поморщилась. Жареный, печеный, толченый, приправленный – под самыми разными соусами этот вопрос звучит отовсюду. Я невольно погрузилась в чтение.
– Фабьена Дюбуа?
Передо мной стояла секретарша.
– Мадам Лебон, к сожалению, не может вас сегодня принять, она только что позвонила. Очень плохая погода, на дороге небезопасно, она сильно опоздает.
Я не шевелилась и, уверена, даже не моргала.
– Она просит прощения и хотела бы переназначить встречу.
– Я подожду.
Секретарша явно за меня переживала.
– Она попросила меня отменить утренний сеанс.
Ну что ей непонятно? Я должна увидеть Луизу. Я должна рассказать ей о вечеринке, о разговоре с Шарлем, о признании во лжи, о темноте, в которую я погрузила гостей, о щенке, которого подарил мне Фред. Паника накрыла меня при мысли о том, что придется уехать, не поговорив с ней.
Мне хотелось закатить истерику, швырнуть журнал об стену и спрятаться под стул, чтобы там поплакать. Если погода такая плохая, как я сама сяду за руль? Зазвонил телефон, секретарша, извинившись, подошла к нему. И протянула трубку мне.
– Это вас.
Кому звонят в кабинет психолога? Поначалу я решила, что она шутит, чтобы разрядить обстановку.
– Алло?
На том конце провода была Анна, и похоже, она была в панике.
– Надо везти щенка к ветеринару, его сбили у дома!
– Еду!
Я повесила трубку, извинилась перед секретаршей, попросив, чтобы она назначила мне любое другое время, и прыгнула в машину. Ну не мог же щенок умереть, не пробыв со мной и дня? Неужели у него была настолько плохая карма? Или у меня?
Луиза Лебон была права, что не отважилась поехать по дороге Гранд-Кот. Ветер раскачивал старый внедорожник, и, несмотря на бешено работавшие дворники, видимость была очень плохой. По радио ведущая перечисляла аварии, и я переключилась на другую станцию, чтобы меньше тревожиться.
Я не любила водить в метель, но сейчас мне, пожалуй, нравилось ощущение, как по животу, спине, рукам растекается адреналин. Это приглушало чувство вины за то, что я не слишком тепло приняла щенка. Свернув на узкую дорожку к маяку, я издалека увидела Анну в длинном красном пальто и копошащегося у нее на руках звереныша, который не выглядел таким уж больным.
Она открыла дверь и опустила щенка на сиденье.
– Думаю, он сломал лапу…
Щенок вертелся на заднем сиденье и скулил, пока мы ехали к ветеринару.
Повернув на Ранг-Джонс, я вздохнула с облегчением. Несмотря на бурю, клиника работала. Я хорошо знала ее хозяйку, Марлен, она и открыла дверь.
– Что случилось?
Щенок прыгнул к ней на руки и стал облизывать, как будто они сто лет не виделись. Казалось, что у него уже ничего не болит. Я смотрела на Анну, не зная, что ответить.
– Я вышла с малышом, чтобы он немного размял лапы. Через несколько минут ворвался брат, он забыл дома ключи от ресторана. И не увидел, что щенок бежит к его машине. Вроде бы малыш не сильно ушибся, но мне кажется, у него болит лапка.
– Сейчас проверим.
Марлен попросила ассистентку забрать пса.
– Фред – твой брат?
– Да, – сказала Анна. – Фабьена связала жизнь с двумя немцами!
– До сих пор не пойму, как у вас получалось неделями скрывать от меня, что вы брат и сестра! – сказала я.
Анна опаздывала на все наши встречи в ресторане, где он работает, прекрасно зная, что Фред уже обратил на меня внимание.
Марлен широко улыбалась нам.
– Ага, из меня тоже Купидон хоть куда! – сказала ветеринарша. – Когда Фридрих пришел ко мне вчера вечером, он не мог выбрать между этим щенком и его мамой. Ее бросили вместе с потомством несколько недель назад. Люди часто выбирают малышей, а не взрослых животных. Не скрою, мне подумалось, что взрослая собака больше тебе подойдет, я плохо представляла тебя с этим маленьким торнадо.
– Можно посмотреть на нее?
– Конечно, проходи.
Мама малыша лежала в большой клетке, на подстилке из нескольких одеял, рядом валялся плюшевый мишка. Когда я встала на колени, она подняла на меня глаза. Красивые нежные глаза, характерные для золотистых ретриверов. Она выглядела такой несчастной, как будто совсем отчаялась.
Я подняла голову и сказала Марлен:
– Я забираю ее.
Марлен взглянула на Анну с удивлением – она не ожидала, что стрелы Купидона действуют так быстро и эффективно.
– Думаю, мне не хватит энергии для ухода за щенком. Вы же видите, как между нами прямо сейчас создается связь, правда?
Они засмеялись. Но я говорила совершенно серьезно, я тоже втайне мечтала, что кто-то откроет клетку и освободит меня, и мне казалось, что собака меня понимает.
Занимаясь бумагами, Марлен сказала, что, скорее всего, оставит малыша себе. Я почувствовала облегчение. Через полчаса мы втроем ехали домой. Снежная буря еще не утихла. Анна гладила красавицу собаку, которая спокойно сидела на том же месте, где час назад вертелся ее малыш.
– Ты сделала правильный выбор. Кажется, она улыбается! Точно, смотри! Как ты ее назовешь?
Я не отрывала глаз от дороги. Снова есть что рассказать психологу: за одно утро я обменяла полную жизни собаку на другую, которая просто хотела продолжать жить.
В этот момент сильный порыв ветра накренил внедорожник, и я еще крепче вцепилась в руль.
– Вьюга. Ее будут звать Вьюга.
Я сидела на полу, пытаясь надеть на Вьюгу новый розовый ошейник, и тут ворвался Фред. Он провел рукой по волосам – обычный жест, когда он бывал расстроен. И начал ходить взад-вперед.
– Что-то случилось в ресторане?
– Я им нагрубил.
– Кому?
– Твоей матери и Этьену. Я был по горло занят свадебным меню, и, когда Этьен схватил меня за руку, чтобы я их выслушал, я сорвался.
– Но ресторан сегодня закрыт для клиентов, зачем ты открыл им? Для них нет особых условий, ты работаешь, вот и все.
– Они зашли через черный вход на кухне.
Я была в ярости. Они были наглее, чем я думала.
– Я разберусь.
– Ты не в том состоянии.
– Безусловно! Я не в состоянии их терпеть!
Я не закричала, а заорала, выбежала из гостиной и изо всех сил хлопнула дверью маяка. Прыгнула в машину и умчалась, решив свести с ними счеты раз и навсегда. Приехав к матери, я не нажала на звонок, а постучала в дверь – прямо как в кино, признак чрезвычайной ситуации. Пять сильных ударов, пауза, и снова, еще громче. Я уже начала стучать по второму разу, когда мать приоткрыла дверь ровно настолько, чтобы выглянуть наружу, загородив то, что внутри.
– Фабьена? Мы как раз собирались к тебе…
– Отлично, вот и я!
Я толкнула дверь и вошла. В дверях кухни стоял Этьен, скрестив руки.
Я не удивилась, увидев его здесь, – мать была своего рода наставницей во всем, что касалось его личной жизни, которую он, кстати, неплохо скрывал.
– Присаживайся, мы хотели с тобой поговорить.
Сценарист переставил сцены? Я уехала с маяка с твердым намерением разобраться с ними, но, похоже, это они собрались что-то прояснить. Этьен пододвинул мне стул, предложил воды. Говорил о погоде, о моей вечеринке. Очень непривычно. Мать смотрела на нас, но была как будто далеко. Внезапно она перебила Этьена.
Она принялась твердить, что мне
