отразилась в ней адской болью.
– Шели, неужели ты всегда такая поверхностная? – глухо проронила она.
– Не поверхностная, а рациональная, – поправила ее подруга. – Да, я всегда вела себя именно так, когда очередной кретин бросал меня, и скажи, разве я проигрывала?
– Ты – это ты. Тебе легко говорить, – угрюмо возразила Галь.
Нависло короткое молчание, после которого Шели, словно внезапно что-то осознав, кивнула:
– Да, ты права. Мне легко говорить. Не хотела бы я оказаться на твоем месте!
Да, ей, с ее прошлыми кратковременными увлечениями и приятными отношениями с Хеном, разрыв представлялся простой неприятностью, такой, например, как плохая оценка. Чувство любовного горя было этой девушке незнакомо. Она никогда еще не влюблялась в полную силу своей души, ни с кем не видела себя вместе на всю жизнь, и полагала, что ей это еще долго не предстоит. Но, глядя на опустошенную, сломленную Галь, с остекленевшими от слез глазами, она вдруг поняла, что значит страшное горе. Вот она, трагедия любви, замешанная на трагедии дружбы! Что больнее: измена мужчины или лучшей подруги? Какой риторический, низкий вопрос!
– Будь сильной, подружка, – сочувственно сказала она, заключив Галь в объятия.
– Нет сил, – мрачно раздалось у ее плеча.
– Сейчас мы позаботимся о твоих силах, – приободрила ее пришедшая. – Ты, вообще, ела?
Галь отрицательно мотнула головой. Тогда Шели предложила принести ей что-нибудь поесть, но девушка запротестовала.
– Ты объявила голодовку? – укоризненно и строго спросила ее Шели. – Из-за чего? Из-за того, что тебя бросил твой мудак? Я не допущу, чтобы ты махнула на себя рукой. Только этого тебе сейчас не доставало!
Галь вновь попыталась отказаться, но Шели уже не слушала ее. Она деловито отправилась на кухню и возвратилась через несколько минут с подносом, на котором дымилась тарелка супа и лежало два ломтика хлеба. Это все, заявила она, Галь должна непременно слопать, иначе и она, и ее мама, которая готовила, старалась, очень расстроятся.
Девушка, нехотя, взяла поднос и с усилием проглотила несколько ложек. На самом деле, она умирала от голода, но была не в состоянии даже смотреть на пищу из-за нервов. Вскоре и сам поднос стал слишком тяжел для ее ослабевших рук, и Шели пришлось помочь ей держать его. Тем не менее, после еще пары ложек Галь виновато проронила, что больше не может есть.
– Значит, я буду кормить тебя силой, – сказала Шели, и, завладев ложкой, действительно принялась кормить бедняжку.
Это выглядело и смешно, и трогательно. Разбитной красотке Шели не приходилось раньше переживать настолько сильный всплеск эмоций. Она с нежностью взирала на свою ослабевшую приятельницу, тянувшуюся к ложке, как ребенок, рассеченными губами, и это вызывало в ней то, чему она пока еще не находила названия. Это чувство было нечто большим, чем сострадание. Это было нечто, что прорвалось на поверхность из-под закрытых доселе шлюзов ее души и затопило всю ее. Вот, перед ней была одна из тех, с кем она привыкла беспечно прожигать время и брать от жизни все самое лучшее. Вот она, принимающая пищу из ее рук и нуждающаяся в ней сейчас, как никогда. Предполагала ли она когда-нибудь, что такое возможно?
Когда суп был съеден, обе девушки уселись рядом на кровати и молча посматривали друг на друга. Галь немного подташнивало после сытной еды, что напомнило ей о совете Даны, но вместе с тем к ней стали возвращаться силы. Мысль о завтрашнем школьном дне, о только предстоящей ей борьбе, не давала ей покоя.
– Ты представляешь, что начнется сейчас в классе? – неуверенно заговорила она. – Все будут в полном шоке. «Супермен» Шахар расстался с красавицей Галь ради коротышки Лиат! А?! Какова сенсация?! Просто желтая пресса!
Шели понимающе хмыкнула и промолчала.
– На меня сразу же слетится воронье, точно я падаль, – продолжила Галь со вздохом. – Как же будет злорадствовать та же Лирон!
– Эта мымра? – скривилась Шели. – Тоже мне, нашла кого стесняться! Вот где капризная и истеричная дура. Ран правильно сделал, что отвернулся от нее.
Галь удивило столь отрицательное мнение той, что являлась душой их компании, об одной из тех, с кем она общалась. При всей своей компанейскости, Шели неплохо разбиралась в людях и трезво смотрела на вещи.
– А вот я ей теперь завидую! – угрюмо возразила она, поникнув головой. – Лирон провела с Раном всего-навсего несколько месяцев, а не несколько лет, как я с Шахаром. И каких лет!
– Не завидуй! – приободрила ее подруга. – Каждому – свое. Лирон – особая статья. Но, кроме нее, навряд ли кто-то станет придираться к тебе. Максимум – посплетничают и забудут.
– Почему ты так в этом уверена? – недоверчиво вскинула на нее свой печальный взгляд Галь.
– А что? – развела руками Шели в искреннем недоумении. – Ну подумаешь, парень бросил. С кем такого не бывало? Что, в нашем классе одни идиоты?
На сей раз уже Галь позволила себе саркастическую улыбку, обнажившую кое-где ее разбитые десны.
– Согласись, что не часто приходится слышать о таком мордобое, какой учинили мы с Лиат. А это – перчик. Кому какое будет дело до правды? Я прослыву опасно-агрессивной. Меня, наверное, направят к нашему психологу. Тот проведет со мной пару бесед и передаст Дане, что я в полном порядке и ни для кого не представляю угрозы. Но статус мой будет потерян навсегда. Все станут надо мной подтрунивать, потому, что уродка Лиат одержала победу. Я останусь беззащитной, одна среди недоброжелателей. Хоть бы учебный год поскорей закончился! – бессильно протянула она в заключении.
Шели слушала подругу и никак не брала в толк, о чем это она. При всем своем потрясении, она не разделяла страхов бедняжки, не видела для них причины. То, что произошло между нею, Шахаром и Лиат, было фактом. Но то, что лишь из-за этого над Галь начнут смеяться и унижать ее, было выше ее понимания.
– С чего ты это все взяла? – воскликнула она, едва переварив ее слова. – Не будь так уверена, что Лиат тебя победила. А что касается мордобоя, то вас было двое. Не взваливай всю вину на себя. Это во-первых. Во-вторых, неужели тот же наш психолог не разберется, из-за чего этот мордобой произошел? Все мы люди. И у ребят в классе тоже есть сердца. Они же не звери! Зачем им пренебрегать тобой? Ради чего?
– Ради возможности безнаказанно поиздеваться, – серьезно заявила Галь. – Ведь пока я была с Шахаром, никто из этих разгильдяев и болтушек не смел меня и пальцем тронуть, хотя некоторым очень этого хотелось. Авигдору, который вечно на меня пялится. Эрезу, что не упускал ни одного случая подколоть нас с Шахаром. А теперь… я совсем одна!
При последней фразе в уголках ее глаз в который раз мелькнули слезы. Однако Шели глядела на нее уже
