Кто-то постучал по столу и произнёс речь - по-настоящему, безумно, невыносимо скучную. Как только она кончилась, Марк прошептал:
- Пойдём отсюда, а?
Мы попрощались и направились к выходу.
- Э-э-э, Бриджит, - обратился ко мне Марк, - не хочу тебя тревожить, но... у тебя что-то странное вот тут, на поясе.
Рванула у него свою руку: жуткий корсет каким-то образом завернулся по краям и выпирает на талии, как огромная запасная шина...
- Что это? - осведомился Марк, кивая и улыбаясь, пока мы прокладывали путь между столиками.
- Ничего... - выдавила я.
Как только выбрались из зала, я кинулась в туалет. Довольно трудно стянуть с себя платье, раскатать жуткий корсет, а потом снова надеть всё это кошмарное одеяние. Безумно захотелось оказаться дома, в просторных штанах и свитере.
Вынырнула в холл - и чуть не развернулась и снова не заскочила в туалет: Марк опять беседует с Ребеккой... Она что-то шепчет ему на ухо, а затем разражается ужасным, ухающим смехом.
Подхожу к ним, неловко останавливаюсь.
- А, вот она! - обрадовался Марк. - Всё в порядке?
- Бриджит! - воскликнула Ребекка, делая вид, что ей прямо-таки оч-чень приятно меня видеть. - Слышала, ты всех сильно поразила своими политическими взглядами!
Очень хотелось выдумать что-нибудь смешное, но вместо этого я стояла и смотрела на неё нахмурив брови.
- Это было великолепно! - заявил Марк. - Бриджит всех нас выставила напыщенными ослами. Ладно, нам пора идти, приятно снова увидеться.
Ребекка с чувством поцеловала нас обоих, распространив вокруг облачко "Гуччи энви", и проплыла обратно в обеденный зал - ясно: надеется, что Марк на неё смотрит.
Пока мы шли к машине, я никак не могла придумать, что сказать. Они с Ребеккой явно смеялись надо мной у меня за спиной, а потом он пытался это скрыть. Очень захотелось позвонить Джуд или Шез и попросить совета.
Марк вёл себя, будто ничего не произошло. Как только мы отъехали, попытался погладить меня по бедру. Почему так - чем меньше хочешь заниматься сексом с мужчиной, тем больше поползновений с его стороны.
- Ты не хочешь подержать руль? - намекнула я, отчаянно пытаясь отстраниться и не дать ему дотянуться до завернувшегося края резиновой оболочки.
- Нет. Хочу тебя изнасиловать. - Марк придвинулся к топорщившемуся корсету.
Умудрилась увернуться, изобразив заинтересованность в безопасности на дороге.
- Да, Ребекка спрашивала, не хотим ли мы как-нибудь заехать к ней на обед, - вспомнил Марк.
Не могла я в это поверить. Знаю Ребекку четыре году - ни разу не приглашала меня заехать на обед.
- Она славно выглядела, правда? Очень милое платье.
Навязчивое Упоминание, и происходит оно прямо у меня перед глазами. Подъехали к Ноттинг Хилл. У светофора, не спросив у меня, Марк просто повернул в сторону моего дома, противоположную его дому. Хранит в неприкосновенности собственный замок - наверняка там полно посланий от Ребекки. Я - женщина на время.
- Куда мы едем?! - взорвалась я.
- К тебе. А что? - с тревогой оглянулся Марк.
- Вот так! Почему? - яростно продолжала я. - Мы встречаемся четыре недели и шесть дней. И никогда не оставались у тебя - ни разу, никогда! Почему?
Марк молча повернул налево и направил машину обратно, в сторону Холлэнд-парк авеню. За всю дорогу он так и не произнёс ни слова.
- Что случилось? - поинтересовалась я через некоторое время.
Марк смотрел прямо перед собой и пощелкивал кнопками переключения; наконец промолвил:
- Не люблю, когда кричат.
Дома у него всё было ужасно. Молча поднялись по лестнице; Марк открыл дверь, подобрал почту и включил свет на кухне.
Кухня высотой с двухэтажный автобус, вся безупречно стальная - невозможно определить, где здесь холодильник; странно, что кругом ничего не валяется. Из трёх плоских ламп на полу, посередине, исходит холодный свет.
Марк проследовал в конец помещения - шаги его отдавались пустым эхом, как в подземной пещере на школьной экскурсии, - с мукой оглядел металлические дверцы и осведомился:
- Бокал вина?
- Да, пожалуйста, благодарю, - преувеличенно вежливо откликнулась я.
У стальной стойки бара торчало несколько высоких стульев необычайно модернового вида. Неуклюже забравшись на один, я почувствовала себя как Дез О'Коннор, которая собирается заняться диетой с Анитой Харрис.
- Так, - проговорил Марк.
Открыл металлическую дверцу шкафа, обнаружил, что к ней прикреплена мусорная корзина, закрыл, открыл другую и с удивлением уставился на посудомоечную машину. Я опустила голову, сдерживая смех.
- Красное или белое?
- Белое, пожалуйста.
Вдруг я ощутила сильную усталость, а тут ещё туфли жмут, корсет врезается в тело... Мне хотелось одного - домой.
- Ах вот! - Марк нашёл холодильник.
Оглядевшись, я заметила на одной из стоек автоответчик; внутри вся сжалась - красная лампочка мигает... Поднимаю глаза - Марк стоит прямо передо мной, с бутылкой вина в каком-то дурацком железном горшке; вид у него тоже совершенно несчастный.
- Послушай, Бриджит, я...
Слезаю со стула, обнимаю его - руки его сразу оказываются у меня на талии. Я отпрянула - надо избавиться от этой чёртовой штуки.
- Схожу наверх на минуту, - извинилась я.
- Зачем?
- В туалет, - не выдержала я и поковыляла, в своих теперь уже мучительно жмущих туфлях, к лестнице. Зашла в первую попавшуюся дверь, - кажется, это туалетная комната Марка: везде костюмы, рубашки, рядами стоят туфли. Освободилась от платья и с величайшим облегчением стала сворачивать с себя жуткий корсет, попутно соображая - надену халат, и, может, мы ещё уютно устроимся и всё уладим. Но тут в дверях появляется Марк. Замираю на месте, выставив напоказ своё ужасное белье, - и начинаю лихорадочно его стаскивать, а Марк ошеломленно наблюдает за всем этим.
- Подожди, подожди! - Он взял меня за руку, когда я потянулась за халатом, и уставился на мой живот. - Ты что, играла на себе в крестики-нолики?
Попыталась объяснить ему про Ребела и что в пятницу вечером очень трудно купить спирт, но он, усталый и смущенный, признался:
- Прости, не понимаю, о чём ты говоришь.
- Мне бы немного поспать. Пойдём, просто ляжем?
Он толкнул другую дверь, включил свет. Лишь мельком взглянув внутрь, я не удержалась от громкого возгласа. Там, в огромной белой постели, лежал изящный юноша восточного типа, абсолютно обнажённый, - он жутко улыбался и держал в руках два деревянных шарика на веревочке и маленького кролика.
3. Конец!
1 февраля, суббота
129 фунтов; порций алкоголя - 6 (но смешанных с томатным соком, оч. питательно); сигарет - 400 (вполне понятно); кроликов, оленей, фазанов или других представителей дикой фауны, найденных в кровати, - 0 (существенный прогресс со вчерашнего дня); бойфрендов - 0, бойфрендов экс-бойфренда - 1; количество нормальных потенциальных бойфрендов, существующих в мире, - 0.
00.15. Почему такие вещи всегда происходят со мной? Почему? Единственный раз кто-то показался мне милым, разумным человеком, то есть одобрен мамой, не женат, не псих, не алкоголик, не запудриватель мозгов, - и вот оказывается, что он развратник, извращенец, гомосексуалист. Неудивительно, что не хотел пускать меня в свой дом. Вовсе не потому, что он мужчина, неспособный к действию, или влюблен в Ребекку, или я женщина на время. Просто держит в спальне восточных юношей с дикими животными.
Чудовищный шок, ужасный. Секунду-другую тупо смотрела на восточного мальчика, а затем выскочила обратно в первую комнату, напялила платье (слыша за спиной крики в спальне), бросилась вниз по лестнице (как американская армия, преследуемая вьетнамцами), выбежала на улицу и принялась бешено размахивать руками, призывая такси (как девочка по вызову, нарвавшаяся на клиента, который намеревается шарахнуть ее по голове).
Может, правы Самодовольные Женатики, когда утверждают: одинокие мужчины потому и одиноки, что по-крупному порочны. Вот почему всё так чертовски, чертовски, чертовски... То есть я не хочу сказать, что быть голубым - это само по себе порок. Но определённо так и есть, если у него подруга и он от неё это скрывает. В четвертый раз остаюсь одна в День Святого Валентина, а следующее Рождество проведу в односпальной кровати в доме родителей. Опять... конец, коне-е-ец!
Жаль, что нельзя позвонить Тому. Так типично для него - уехать в Сан-Франциско как раз в тот момент, когда мне позарез нужен совет нормального гея. Сам всегда побуждает меня часами обсуждать с ним его проблемы с другими гомосексуалистами, а когда мне нужен совет по поводу моей проблемы с гомосексуалистом, что он делает? Едет в проклятый Сан-Франциско.
Спокойно, спокойно... Ясно, что нельзя обвинять Тома в своей беде, тем более что беда моя не имеет к нему никакого отношения; нечего лечиться перекладыванием вины на кого-то другого. Я - уверенная в себе, способная, ответственная женщина с чувством собственного достоинства, проистекающим исключительно изнутри... Га-а-а! Телефон...
