холма в поместье Лос-Сиснес.
На ее щеках горел румянец смущения. Она сообразила, что для визитов еще рановато. Да, конечно! Все же она сорвала цветок и прикрепила его к платью, говоря себе: «Ничего страшного. Мы же вместе работаем, разве не так? Он сейчас, наверное, завтракает, и лицо у него… о, как всегда, замкнутое. Может, он даже мне улыбнется. А потом мы вместе пойдем в деревню».
Да, их связали обстоятельства, и для Сьюзен это было счастьем. Верно, пик эпидемии миновал, признаки спада носились в воздухе. Эта форма отличалась быстрым течением: снижение числа заболевших происходило так же стремительно, как и рост. И хотя Роджерс поносил власти, они все-таки взялись за дело. Не совсем так, как это сделали бы настоящие государственные службы, подумала Сьюзен. Не совсем так. Но польза все-таки была. В Эрмосу ввели жандармерию, привезли военного врача, мертвых похоронили, дома продезинфицировали, обустроили полевой госпиталь, вокруг деревни решительно очертили кольцо карантина.
Дел у Сьюзен было меньше, чем ей хотелось бы. Тем не менее это была благородная работа. А заниматься ею бок о бок с Харви – вот это счастье, воодушевляющее счастье, затмевавшее даже беспокойство по поводу брата. С Робертом происходило что-то не то. Она не хотела вовлекать его в хлопоты, связанные с эпидемией. Это не его призвание. Он недостаточно крепок, чтобы подвергать себя опасности заразиться. Но наблюдать, как он целыми днями хандрит, мается и заставляет себя притворяться, что чем-то занят, под саркастическими взглядами Роджерса… Это зрелище вселяло в нее глубокую тревогу.
Однако даже эти рассуждения не могли погасить искорки в глазах Сьюзен и сияние на ее непримечательном лице, умерить ее торопливый шаг, когда она открыла дверь и вошла в холл Лос-Сиснеса. Она отправилась в столовую. Завтрака никто не приготовил, в комнате было пусто. Удивленная, Сьюзен помедлила, потом ее губы дрогнули в едва заметной улыбке, поскольку она догадалась: Харви, конечно, проспал и еще не спускался. Продолжая улыбаться, словно в ответ на свои тайные мысли, Сьюзен повернулась, медленно поднялась по лестнице, снова помешкала. Робко постучала в дверь его комнаты.
– Вы уже встали? – спросила она.
Последовало непонятное молчание, затем изнутри прозвучал голос Харви. Но хотя Сьюзен приблизила ухо к двери, она не могла разобрать слов.
Снова тишина, и опять раздался голос – на сей раз более отчетливо, приглашая войти.
Сьюзен повернула ручку, переступила порог, сделала несколько шагов. А потом ее улыбка погасла. Губы окаменели, глаза перестали сиять. Взгляд скользнул от изможденного лица Харви к фигуре, лежащей на кровати. У Сьюзен едва не вырвался короткий вскрик, засевший у нее в груди осколком льда.
– Она больна, – сказал Харви блеклым голосом, – этой проклятой лихорадкой. – И отвернулся.
Внезапно белый свет померк для Сьюзен. Ей не пришло в голову спросить, как Мэри оказалась в доме. Достаточно того, что она здесь, – удар, какой и во сне бы не приснился, безнадежно разрушил недавно обретенную радость жизни. Трантер вяло обвела взглядом комнату, отметив все: влажные полотенца на полу, обнаженную руку Мэри, ее ладонь в его ладони, кучку шелкового нижнего белья, беззастенчиво брошенного на стул. Сьюзен пронзил спазм боли, но она заставила себя заговорить:
– Очень больна?
– Да.
– И на ней… ничего нет? Даже ночной рубашки?
– Какое это имеет значение?
Пауза.
– Вы ухаживали за ней всю ночь?
– Да.
– Вчера вы весь день работали. Не спали ночь. Должно быть, вы очень устали.
Он не ответил, она тоже молчала. Затем, смутно сообразив, что должен хоть что-нибудь объяснить, он коротко рассказал о появлении Мэри в поместье вчерашним вечером.
Сьюзен выслушала, отводя глаза, потом сказала:
– Вы не можете держать ее здесь. Ее нужно отвезти в Санта-Крус. Здесь неподходящие условия для больного человека. Нет лекарств, ничего нет.
– Я могу раздобыть все необходимое. Ее нельзя перевозить. Я этого не позволю.
Сьюзен не ответила. Она сосредоточенно, с нелепым видом смотрела в пол. Потом подавила глубокий вздох, который сотряс все ее тело. Пошевелилась, медленно прошла вглубь комнаты, сняла шляпу, хлопчатобумажные перчатки и положила их на столик у окна.
– Что ж, вам лучше бы отдохнуть, – произнесла она наконец потухшим, монотонным голосом. – Вы, должно быть, ужасно устали. Похоже, присмотреть за ней придется мне.
Харви как будто не расслышал ее слов, но, когда Сьюзен начала прибираться в комнате, украдкой следил за ее осторожными движениями. Наконец сказал:
– Вы правда поможете ухаживать за ней?
– Я буду за ней ухаживать. Ничего другого мне не остается, полагаю. Это мой прямой долг.
Он впился в нее напряженным взглядом усталых глаз, потом тихо молвил:
– Я этого не забуду. Вы действительно очень добры.
Сьюзен резко остановилась, словно ее ударили. И мгновенно покраснела – краска стыда залила лоб. Некоторое время казалось, что она промолчит, но она вдруг вскричала:
– Вы ошибаетесь! – Ее голос утратил монотонность. – Не доброта заставляет меня это делать. Что-то совершенно другое. Говорю вам, это не доброта. Это худший вид ревности. Я знаю, что вы ее любите. Разве вы не видите – для меня невыносима сама мысль о том, что вы к ней прикасаетесь! Поэтому я отсюда не уйду и сама займусь ею. Чтобы быть здесь. Чтобы я… – Задыхаясь, Сьюзен поднесла ладонь к горлу. Взглянула на одежду, которую в этот момент складывала. Всхлипнув, выронила вещи, и они упали обратно на стул.
Харви встал и выглянул в окно.
Прошло несколько минут, потом Сьюзен опять заговорила, но уже спокойным, совершенно изменившимся тоном:
– Вам нужно пойти прилечь.
– Я в порядке.
– Пожалуйста, будьте благоразумны. Если хотите быть в лучшей форме… – Она помялась, но потом упрямо продолжила: – Ради нее, то вам надо поспать. Я займу ваш пост. Отправлю Робби письмо, дам знать, что произошло. А вам необходим сон.
Видимо, он некоторое время взвешивал ее доводы, затем с неохотой принял решение и отошел от окна.
– Хорошо. Я прилягу всего на час. Вы знаете, что нужно делать?
– Да.
– Понимаете, мы должны сбить температуру… – Он проинструктировал ее, стараясь говорить как можно более уверенно, затем добавил: – Форма, похоже, тяжелая. Вскоре… вскоре, вероятно, предстоит еще больше работы.
Она подняла на доктора измученные глаза, кивнула с печальной покорностью.
Он отвел взгляд и через плечо Сьюзен посмотрел на пылающее жаром лицо на подушке. Его душа на мгновение открылась – обнаженная, страдающая, испуганная, а потом он отвернулся и вышел за дверь.
Харви пересек коридор и наобум заглянул в другую комнату. Это была не спальня, а величественный зал, заставленный позолоченной мебелью. С потолка свисали пыльные люстры, ставни были закрыты,
