-- Ты все знаешь не хуже меня,-- устало отбивался Роберт.-- Я встречаюсь с бывшей женой, только когда она в очередной раз требует увеличить сумму алиментов.
-- Будешь разговаривать со мной на повышенных тонах, тебя больше никогда не пустят в этот ресторан! -- прошептала она.
-- Пошли отсюда,-- рассеянно отозвался Роберт.-- Официант, где наш счет?
-- Какая она толстая! -- Вирджиния поедала глазами мисс Байри: та сидела к ним спиной на расстоянии ярдов двадцати и весело с кем-то разговаривала, помахивая рукой с зажженной сигаретой.-- Особенно в талии... Прямо какой-то гротеск!
-- Да, гротеск! -- на всякий случай подтвердил Роберт.
-- Тебе не удастся меня одурачить! Знаю твои вкусы...
-- О Боже! -- вздохнул Роберт.
-- Всегда притворяешься знатоком красивых женщин, а в глубине души предпочитаешь старомодных, отвратительных племенных кобыл!
-- О Боже!
-- Ну, наподобие Элизы Кросс,-- наскакивала на него Вирджиния,-помнишь -- летом, два года назад, на Кейне? Ей вроде стоило немалых усилий затянуть на талии пояс. А когда я на вечеринке тебя хватилась -- нет нигде. Оказывается, вы вместе с ней вдвоем ушли куда-то за дюны...
-- Но мы ведь решили никогда больше не затрагивать эту тему.-- Роберт старался не терять чувства собственного достоинства.
-- А какую тему мне дозволено обсуждать? Деятельность ООН?
-- Между мной и Элизой Кросс ничего не было, и тебе это отлично известно! -- твердо возразил Роберт.
Если уж быть честным до конца, кое-что между ними, конечно, было, но ведь это случилось два года назад, и с тех пор он больше не встречался ни с ней, ни с какой-либо другой девушкой. К тому же в то лето он крепко пил -почему, это давно вылетело у него из головы,-- а вокруг него толклось столько необычных, красивых, изломанных типов, любителей менять жен,-- такие обычно просто роятся в подобных местах в августе, ну и, само собой, заражают атмосферу. К первому сентября, к Дню Труда1, ему стало стыдно за свое поведение, и он решил коренным образом измениться. Теперь он считал себя чистым как стекло, без тени вины, и его лишь огорчало, что после такого продолжительного воздержания ему еще приходится защищаться.
-- Ты проводил на берегу больше времени, чем береговая охрана,-- не унималась Вирджиния.
-- Если сейчас, сию минуту, к нам не подойдет официант,-- все больше заводился Роберт,-- ухожу не заплатив, и пусть догоняют меня на такси, чтобы получить свои деньги.
-- Поделом мне! -- посетовала Вирджиния с каким-то пока отдаленным всхлипом в голосе.-- Мне говорили -- еще до нашего брака... Репутация твоя известна...
-- Послушай, но с тех пор прошло целых пять лет,-- упрямо отстаивал свои позиции Роберт.-- Я был тогда куда моложе, куда как энергичнее, да еще женат на женщине, которую не любил, она меня не любила. Чувствовал себя несчастным, одиноким, часто не находил себе места...
-- Ну а теперь?
-- А теперь...-- Вот бы сейчас встать и уйти подальше от жены, скрыться месяцев на шесть-семь.-- Я женат на женщине, которую люблю, остепенился и глубоко счастлив. Сколько лет никого не приглашал на ланч или на выпивку -уму непостижимо! Когда прохожу по улице мимо знакомых женщин, лишь приподнимаю шляпу.
-- Ну а что скажешь об этой жирной актрисе -- вон там, в углу?
-- Послушай,-- Роберт уже охрип, словно несколько часов кряду орал на холодном ветру,-- давай все выясним. Встретился я на вечеринке, разговаривал с ней пять минут. Красоткой ее не считаю. И как об актрисе о ней невысокого мнения. Я страшно удивился, когда она узнала меня,-- забыл даже, как ее зовут. А потом вспомнил, когда она сама подошла к нашему столику.
-- И ты считаешь, что я всему этому поверю? -- холодно улыбнулась Вирджиния.
-- Конечно, как же иначе? Ведь это неопровержимый факт.
-- Я видела ее улыбку... Думаешь, не заметила?
-- Какую там еще улыбку? -- Роберт в самом деле был озадачен.
-- "Ах, мистер Харвей! -- как она тут кудахтала.-- До чего приятно встретиться с вами снова!" До чего белозубая улыбка, по-детски наморщенный носик и прямой, как стрела, взгляд...
-- Ну, наконец! -- повернулся Роберт к склонившемуся над столиком официанту.
Тот положил перед ним счет.
-- Только никуда не уходите! -- И отсчитал бумажки,-- черт, руки трясутся мелкой дрожью от приступа гнева.
Роберт тоскливо следил за официантом, пока тот шествовал к кассовому аппарату -- у самой кухни! -- разменять деньги.
-- Так,-- начал он снова, стараясь сохранять самообладание и не повышать голоса,-- а теперь скажи, что ты имеешь в виду. Только честно.
-- Может, я неоригинальна, но если у меня что-то и есть, так это интуиция. Особенно что касается тебя. Должна тебе сказать, что в ее улыбке никак не ошибешься.
-- Послушай, погоди минуту.-- Роберт вдруг почувствовал, как у него то сжимаются, то разжимаются кулаки.-- Как мило с твоей стороны,-- неужели ты считаешь, что после пяти лет нашей совместной жизни женщины просто падают к моим ногам, стоит им поговорить со мной пять минут? Должен тебя разочаровать: никогда такого не бывало,-- никогда,-- четко сформулировал он, правда с некоторым сожалением.
-- Больше всего мне невыносима притворная скромность,-- не приняла его признания Вирджиния.-- Видела я, как ты каждый час останавливаешься у зеркала полюбоваться собой под предлогом, что бреешься или выискиваешь в шевелюре седые волоски. К тому же,-- с горечью добавила она,-- я говорила с твоей матерью. Знаю теперь, как она тебя воспитывала: постоянно вбивала тебе в голову, что представительницы женского пола, задыхаясь, бегают за тобой только потому, что ты из семьи Харвей и совершенно неотразимый мужик...
-- Боже праведный! -- воскликнул Роберт.-- Только мамы нам сейчас и не хватало!
-- Твоей матери еще предстоит за многое ответить. Не думай, что ей удастся улизнуть.
-- Ну хорошо.-- Роберт сдерживал себя.-- Моя мать -- низкая, ужасная женщина, все с этим согласны. Но скажи на милость, какое она имеет отношение к тому, что женщина на вечеринке случайно мне улыбнулась?
-- "Случайно"?
-- До сих пор не могу понять, в чем моя вина.-- Он силился ей показать, что пока еще не теряет терпения.-- Не могу же я отвечать за все улыбки посетителей ресторана.
-- Твоя вина... во всем! Даже когда ты молчишь, не произносишь ни слова. Просто входишь в комнату, стоишь и стараешься выглядеть... как мужчина.
Роберт подскочил как ужаленный, резко отодвинув от себя столик.
-- Нет, это просто невыносимо! Черт с ней, со сдачей!
Вирджиния вдруг встала с каменным лицом.
-- У меня возникла идея.-- Роберт помог ей надеть пальто.-- Не будем разговаривать друг с другом неделю, идет?
-- Отлично! -- Она безумно обрадовалась.-- Меня это вполне устраивает.-- И быстро направилась к выходу через весь зал -- ни разу не оглянулась.
Роберт смотрел ей вслед -- как она решительно, большими шагами шла между столиков и полы черного пальто развевались за спиной -- и мечтал в эту минуту иметь дурной характер, настолько, чтобы остаться на всю ночь в одиночестве и надраться как следует.
Появился официант, положил на стол мелочь. Роберт рассеянно перебирал пальцами монеты. Через плечо официанта заметил: мисс Байри медленно поворачивает голову в его сторону, пока все ее компаньоны что-то увлеченно обсуждают. Впервые Роберт внимательно ее оглядел; да, все верно,-- он словно оцепенел: женщины в наши дни или ужасно худосочны, или слишком толстые, черт бы их всех побрал!
Мисс Байри улыбнулась ему. Носик ее по-детски сморщился, показались белоснежные зубы -- она и правда долго не спускала с него глаз. Ему ужасно льстило ее внимание, он сразу почувствовал себя моложе, да и любопытство заедало. В приподнятом настроении он оставил официанту солидные чаевые. Теперь уж он ничего с собой не мог поделать -- отлично знал, что завтра же ей позвонит; даже представлял себе, как будет звучать в трубке ее голос... Надел пальто и торопливо вышел из ресторана, чтобы догнать жену.
В ЧИСТО ФРАНЦУЗСКОМ СТИЛЕ
Беддоуз вернулся из Египта в разгаре утра. Поехал в свой отель, дружески пожал руку консьержу, кратко поделился своими впечатлениями о поездке: да, путешествие замечательное, но эти египтяне просто невыносимы. Консьерж сообщил ему, что в городе ужасный наплыв туристов -- теперь это стало обычным явлением -- и в результате цены на номера резко подскочили -тоже обычное явление.
-- Туристский сезон теперь у нас продолжается круглый год! -- вздохнул консьерж, передавая ему ключ от номера.
Беддоуз поднялся к себе, попросил носильщика убрать пишущую машинку подальше с глаз, в кладовку,-- пока что не желает он ее больше видеть. Открыв окно, полюбовался Сеной, ее плавно, задумчиво текущими водами. Принял ванну, переоделся и назвал телефонистке на коммутаторе номер Кристины. У этой телефонистки вечно раздражающая его привычка повторять номера по-английски, и он с улыбкой отметил,-- конечно, она осталась ей верна. Когда она пыталась дозвониться до Кристины, на линии, как всегда, поднялась истерическая суматоха. Телефон в ее отеле стоит внизу, в холле; пришлось диктовать по буквам ее фамилию: мадемуазель "Т" (Теодор), "А" (Андре), "Т" (Теодор), "Е" (Елена). Наконец, мужчина на другом конце провода сообразил, что от него требуется, и пошел звать Кристину: какой-то американский джентльмен просит ее подойти к телефону.
