Но бездна изменчива; ее любезности не следует доверять. Кресло манило вас, вы взбирались, усаживались. Сидеть было удобно. Сиденьем служил ровный, отполированный гранит, руки покоились на изогнутых каменных ручках, спинкой являлся высокий гранитный массив. Глядя на него снизу, нельзя поверить, что туда можно взобраться. В этом кресле легко забыться: перед глазами расстилается море, видны уходящие и приближающиеся корабли, можно следить взглядом за парусом, пока он не исчезнет на горизонте, наслаждаться, любоваться, глядеть, чувствовать ласку ветерка и слушать плеск волн. Но все это очарование усыпляло. Глаза, утомленные созерцанием красоты, смыкались. Внезапно сидящий просыпался. Однако было уже поздно. Прилив незаметно подкрался к креслу. Вода окружила утес. Это – гибель.
Осада моря ужасна.
Прилив начинается неожиданно, потом становится все сильнее. Добравшись до вершины утеса, волны бурлят, покрываются пеной. Плыть по ним невозможно. Лучшие пловцы тонули возле утеса Бычий рог.
Гернзейские старожилы называли эту нишу, созданную прибоем, кресло Гильд-Гольм-Ур.
Во время полного прилива кресла не было видно. Оно исчезало под водой.
Оно находилось очень близко от Бю-де-ля-Рю. Жиллиат хорошо его знал и часто сиживал там. Думал ли он в это время? Нет, он мечтал. Но не впадал в забытье, и море никогда не заставало его врасплох.
Книга вторая
Господин Летьерри
Бурная жизнь и спокойная совесть
Господин Летьерри, видная личность в Сен-Сампсоне, был отчаянным моряком. Он много плавал, сначала в качестве юнги, затем – матроса, парусного, рулевого, боцмана, штурмана, капитана и, наконец, хозяина судна. Никто не знал море так, как он, никто не был столь отважен при спасении погибающих.
В бурную погоду он расхаживал по берегу, всматриваясь в горизонт. Что это там такое? Кажется, кто-то попал в беду? Будь то лодка из Веймара, барка из Ориньи, яхта какого-нибудь лорда, будь то англичанин, француз, бедный, богатый, сам черт, – господин Летьерри прыгал в свою лодку, брал двух-трех надежных помощников, а иногда и совершенно один отвязывал суденышко, хватал весла и пускался в открытое море, взлетая на гребни волн, борясь с ураганом, презирая опасность. С берега можно было видеть, как он стоит в своей лодке, обливаемый потоками воды, освещенный вспышками молний, похожий на льва с гривой из морской пены. Иногда он проводил целые дни в море, рискуя жизнью, спасая под напором ветра гибнущие суда, людей, грузы, бросая вызов бушующей стихии. Вернувшись вечером к себе домой, он занимался вязанием чулок.
Такую жизнь господин Летьерри вел в течение пятидесяти лет – с десятилетнего до шестидесятилетнего возраста, пока силы ему не изменили. В шестьдесят он заметил, что уже не может поднять одной рукой кузнечный молот Варкленского кузнеца, весивший триста фунтов; кроме того, у него разыгрался ревматизм. Пришлось распрощаться с морем и перейти из возраста героя в возраст патриарха. Теперь он был стариком.
Одновременно с ревматизмом господин Летьерри нажил и материальные ценности. И одно и другое – плоды усердных трудов. Они дружны между собой. Человек добивается богатства, и в то же время его разбивает паралич. Таков венец жизни. Тогда человек говорит: «Теперь будем наслаждаться».
На таких островах, как Гернзей, население составляют люди, которые провели всю жизнь, трудясь над своим клочком земли, и те, что всю жизнь странствовали по свету. Это два вида тружеников – труженики земли и труженики моря. Господин Летьерри принадлежал ко вторым, но знал, однако, и землю. Он провел жизнь, полную трудов, ездил на континент, был корабельным плотником в Рошфоре и в Сетте. Он изучил Францию, будучи компаньоном владельца судостроительной верфи, работал на соляных копях в Франш-Конте. Его жизнь была полна приключений. Во Франции господин Летьерри научился читать, мыслить, желать. Он брался за все и все выполнял с величайшей честностью. Он был моряк по натуре, вода являлась его стихией. Он говорил: «Рыба живет у меня». В общем, вся его жизнь, за исключением двух-трех лет, была посвящена океану, «брошена в воду», как он выражался.
Господин Летьерри плавал по Атлантическому и Тихому океанам, но предпочитал Ламанш. «Вот это жестокое море!» – восклицал он с любовью. Здесь он родился и здесь хотел умереть. Совершив два или три кругосветных путешествия, изведав все, он возвратился на Гернзей и больше его не покидал. С тех пор самыми дальними из его путешествий стали поездки в Гранвиль и Сен-Мало.
Господин Летьерри был гернзеец, т. е. нормандец, англичанин и француз одновременно. Но его любовь к многоликой отчизне растворялась и как бы тонула в любви к его настоящей великой родине – океану. И все же, скитаясь по свету, он сохранил нравы нормандского рыбака.
Все это не мешало ему заглядывать иногда в книги, знать имена философов и поэтов и болтать кое-как на всех языках.
Жиллиат был дикарем. Господин Летьерри тоже.
Но этот дикарь знал, что такое изящество.
Он очень строго относился к форме женских рук. Будучи совсем молодым, почти ребенком, не то юнгой, не то матросом, однажды услыхал, как адмирал Сюффрен воскликнул: «Прелестная девушка, но какие у нее огромные красные руки!» Слово адмирала – это команда. Это не просто изречение, а приказ. С тех пор Летьерри стал весьма разборчиво и требовательно относиться к маленьким белым женским ручкам. Его собственная рука, красная и широкая, как лопата, была увесиста, словно дубина, и цепка, будто клещи. Ударом кулака он мог разбить булыжник.
Господин Летьерри никогда не был женат. Он этого не хотел, а быть может, не нашел себе невесты по нраву. Возможно, это произошло потому, что он хотел найти себе жену с руками герцогини. Но среди портбайльских рыбачек не сыщешь ни одну с такими ручками.
Рассказывали, что когда-то в Рошфоре он нашел красотку – воплощение его идеала. Она была обворожительной девушкой с очень красивыми руками. Она любила сплетничать и царапаться. С ней нужно было быть начеку. Ее чистенькие, безукоризненные ноготки при надобности превращались в когти. Эти прелестные ноготки, очаровавшие Летьерри, затем стали его беспокоить: он не решился связать с девушкой свою жизнь и не повел ее к венцу.
В другой раз ему понравилась какая-то молодая особа из Ориньи. Он уже подумывал о женитьбе, но кто-то из крестьян сказал ему: «Поздравляю вас! Она прекрасно сушит навоз». Господин Летьерри не понял, что это значит. Ему объяснили. В Ориньи облепляют стены коровьим навозом. Это особое искусство. Когда навоз высыхает, он отваливается, и образовавшимися плитками топят печи. Если девушка хорошая навозница, ее охотно берут замуж. Это открытие обратило Летьерри в бегство.
В сущности, в вопросах любви он руководствовался не добродушной крестьянской философией, а рассудительностью матроса, который всегда кем-либо увлечен, но никогда не теряет голову. Он хвастался тем, что в молодости часто «бегал за женскими юбками».
У каждого человека есть свои слабости
Господин Летьерри был человек с душой нараспашку, щедрый и великодушный. Его главным недостатком являлось, собственно, достоинство: он был слишком доверчив. Обещания давал с особой торжественностью. Он говорил: «Я даю честное слово Господу Богу!» И такие клятвы выполнял во что бы то ни стало. В церковь господин Летьерри ходил из приличия. Пребывая в море, становился суеверным.
Буря никогда не могла заставить его отказаться от своих намерений; он не терпел, чтобы ему противоречили, будь то люди или океан. Он требовал, чтобы ему подчинились; если море сопротивлялось – тем хуже для него. Господин Летьерри не уступал и принуждал его смириться. Ни вздымающаяся волна, ни спорящий с ним сосед не могли остановить этого человека. Он делал то, что говорил, и выполнял то, что наметил. Он не склонялся ни перед доводами, ни перед бурей. Слово «нет» не существовало для него ни в устах человека, ни в вое урагана. Господин Летьерри добивался своего, он не принимал отказа. Поэтому был упрям в жизни и бесстрашен среди океана.
Он охотно варил себе сам уху, чудесно знал, сколько нужно положить в нее перцу, соли и кореньев. Он готовил ее и ел с удовольствием.
Представьте себе человека, прекрасного в матросской куртке, но безобразного в рединготе, похожего на Жана Барта[8], когда его волосы развеваются на ветру, и на шута, когда на нем круглая шляпа. Представьте человека неуклюжего на земле, но ловкого и бесстрашного в море; человека со спиной грузчика, который никогда не ругается, не сердится; человека с тихим, мягким голосом, способным становиться громовым. Представьте себе крестьянина, читающего «Энциклопедию», гернзейца – свидетеля революции, ученого-невежду; отнюдь не ханжу, но человека суеверного, верящего в приведения больше, чем в Богородицу. Представьте человека богатырского сложения, обладающего волей Христофора Колумба, в наружности которого есть что-то бычье и вместе с тем ребяческое: вздернутый нос, морщинистые щеки, рот со всеми зубами, лицо, на которое волны и ветер за сорок лет наложили неизгладимый отпечаток – следы пережитых бурь.
