Однако нужно сказать, что пьесу просто нельзя было играть перед этой публикой, не вызывая ассоциаций с текущими событиями. Как мудро заметил Сайм, бывают такие исторические периоды, когда ни сказка о Золушке, да что я говорю, ни даже лондонский телефонный справочник за 1958 год не могут быть поставлены на сцене иначе как в современной интерпретации.
Старый лондонский Национальный театр был набит битком. В ложах теснились сотрудники полиции мыслей - многим из них пришлось стоять, потому что всем мест не хватило. Партер заполнили служащие министерства и их семьи, а верхние ярусы были забиты студентами Университета аэронавтики единственного высшего учебного заведения Океании. Аплодисменты неизменно начинались на галерке; публика в партере подхватывала их - вначале осторожно, но чем дальше, тем с большим воодушевлением. В ложах стояли или сидели, держа руки за спиной, - вероятно, полиции мыслей было запрещено аплодировать и вообще как бы то ни было обнаруживать свои чувства.
Первая буря аплодисментов разразилась во время большого монолога Гамлета, когда он жалуется на "гнет сильного" и "заносчивость властей". Кто-то из студентов крикнул: "Ай да Уильям! Молодец старик!" Это так развеселило публику, что даже актер, игравший Гамлета, засмеялся, сложил пальцы правой руки в виде буквы "V" и показал зрителям. Это было неописуемое ощущение!
Кто-то из сотрудников полиции мыслей завопил: "Это мыслепреступление!" Ответом было улюлюканье с галерки. А во время сцены, когда нанятые Гамлетом бродячие актеры разыгрывают перед Клавдием убийство отца Гамлета, произошла настоящая демонстрация. Король, борясь с уколами собственной совести, в ярости кричит: "Дайте сюда огня!" Несколько полицейских подхватили: "Дайте свет!" И тут разразилась буря. Студенты начали скандировать: "Клавдий, думаешь ты зря, что нет убийц страшней тебя". Потом послышалось: "Аронсон, Джонс, Резерфорд - ими каждый в сердце горд". Лишь с большим трудом удалось продолжить спектакль.
В последней сцене, где Фортинбрас отдает приказ похоронить Гамлета "как воина", публика вскочила и потребовала торжественных похорон трех революционеров. На этот раз партер выступил заодно с галеркой. Сотрудники полиции мыслей смотрели на это грандиозное проявление протеста бледные, дрожа от ненависти или страха. В зале как будто встретились два театра: слабая копия прежнего Королевского Шекспировского (хотя постановка была довольно примитивной) и театр повседневной жизни, неподвластный никакому режиссеру и питаемый спонтанным вдохновением своих актеров.
27. Смит - о том же
------------------
На площади Победы, перед театром, выстроилось не меньше двух тысяч сотрудников полиции мыслей в черных мундирах и касках. На краю площади истерический голос кричал из динамика, стоявшего на крыше грузовика: "Их всех арестуют!" Поэтому большая часть публики устремилась назад, в опустевший было театр. Происходившее снаружи как будто удивило даже сотрудников полиции мыслей, выходивших из лож. Только предводитель студентов, бородатый юноша в очках, услышав, что театр оцеплен, сохранил присутствие духа.
- Товарищи! - крикнул он. - Неужели мы дадим забрать себя поодиночке? Нет! Им придется дорого за это заплатить! Прорвемся на площадь! Вперед! Будем защищаться! Бей гадов!
Студенты набросились на полицейских. В несколько секунд оцепление было прорвано, и часть разбегавшейся публики смогла спастись. На некоторое время полиция мыслей оказалась бессильной. Впервые в истории Океании она встретила серьезное сопротивление. Это было совсем иное дело, чем орудовать в своих застенках, имея под рукой изощренные орудия пыток. Напрасно метался во все стороны луч прожектора, установленного на крыше большого дома напротив. Две противостоящие толпы безнадежно перемешались. Нельзя было даже открыть огонь: в свалке полицейские действовали только резиновыми дубинками и ножами.
В первый момент я решил сражаться плечом к плечу со студентами с твердым намерением убить хоть одного полицейского. Меня охватил страшный гнев, желание отомстить за все - за прошлогодние пытки, за десятилетия страха. Когда луч прожектора на мгновение осветил деревья, окаймлявшие площадь, я тут же подумал, сколько полицейских можно повесить на одном дереве. Но, разглядев их тоненькие стволы, я с грустью отказался от этой мысли. Во всей Океании не осталось столько деревьев, чтобы хватило на всех.
И тут я ощутил прилив стыда за то, что мне, культурному человеку, могут приходить в голову такие садистские планы. Я вспомнил о Джулии. Охваченный чувством бесконечной нежности, я понял, что она для меня - все. Я представил себе, как она, с ее хрупкой фигуркой, пробивается сквозь толпу полицейских, как зубами и ногтями отбивается от попыток ее схватить, как, наконец, ее за волосы волокут через улицу. Я бросился назад, в театр, взбежал на сцену и побежал за кулисы. Там Джулии уже не было: весь персонал театра был арестован.
Подошли пятеро сотрудников полиции мыслей, надели на меня наручники и заперли меня в шкафу. Полчаса спустя дверца шкафа открылась - передо мной стоял О'Брайен.
- Ну, вы и придумали штуку, - прошипел он с ненавистью.
- Где Джулия? - крикнул я.
- Заткнись! - рявкнул он в ответ, но в голосе его я не услышал прежней уверенности. - Послушайте, - сказал он чуть спокойнее, - я предлагаю вам пойти домой и лечь спать. Обещаю, что с вашей подругой ничего не случится. Пока не случится, - добавил он угрожающе. - Это был последний раз!
Он приказал полицейским освободить меня. Я запротестовал и потребовал, чтобы меня тоже арестовали. Они силой сняли с меня наручники и отвели к дому "Победа". Полицейские всю дорогу мрачно молчали, как если бы тот факт, что они не могут расправиться со мной на месте, преисполнял их чувством неминуемой опасности.
28. О'Брайен - о сакулисной стороне "Гамлетовского путча"
--------------------------------------------------------
За неделю до состоявшейся в театре "Победа" (бывшем Национальном) премьеры "Гамлета" партийное руководство резко снизило ежедневную норму выдачи кофе и шоколада сотрудникам полиции мыслей.
Это было необходимо, как нам сказали, для уменьшения социального неравенства. В действительности готовилась тщательно продуманная провокация: им было прекрасно известно, что наша замечательная полиция мыслей ни в коем случае не стерпит, чтобы установление социальной справедливости начиналось с нее.
Некоторые высокопоставленные офицеры полиции мыслей решили, что, прежде чем умереть от голода (хотя такая опасность им непосредственно еще не грозила), они рассчитаются со своими врагами. Их план выглядел так: арестовать актеров и публику на премьере "Гамлета", потом окружить руководство внутренней партии и схватить его умеренную часть. Эти действия были согласованы с алюминистами внутри партии.
Но хотя все было подготовлено, путч провалился. В последний момент алюминисты испугались последствий. В это время в Лондоне находилась тайная делегация Евразии, которая вела предварительные переговоры о мире - на них партия должна была предстать единой. Да и вообще алюминисты были одержимы идеей единства. Поэтому они раскрыли план переворота клочкистам.
Определенную роль в неудаче путча сыграло и неожиданное сопротивление студентов. С военной точки зрения оно не представляло никакой опасности, но лишило полицию мыслей пяти очень важных минут. А внутренняя партия воспользовалась этими пятью минутами, чтобы мобилизовать против мятежных полицейских армию. Возвращаясь в свои казармы, полицейские были встречены огнем океанийской морской пехоты.
Попытка путча в конце мая, известная в истории как "Гамлетовский путч", или "Операция Эльсинор", была бессмысленным актом отчаяния и окончилась плохо. Среди жертв - казненных сотрудников полиции мыслей - оказались мои хорошие друзья, которые могли бы принести нам пользу в борьбе с анархией.
Я вполне сознательно не принял участия в этом безрассудном предприятии . Точнее, я ограничился тем, что поставил в известность о готовившемся вмешательстве полицию мыслей.
После премьеры "Гамлета" меня по телефону вызвали к театру "Победа". От того, что я там увидел, я пришел в ужас. Из пятидесяти трупов, валявшихся на площади, тридцать принадлежали офицерам полиции мыслей! Но в тот момент я не позволил себе руководствоваться чувством мести и последовал трезвому голосу разума. Я отдал приказ не трогать арестованных, в том числе Джулию Миллер. Этим я спас жизнь женщине, которой предстояло стать министром культуры Океании. Не могу сказать, что с ее стороны чувствовалась признательность... Благодаря моему вмешательству не был растерзан моими разъяренными товарищами и Уинстон Смит.
На следующий день состоялось заседание партийного руководства, длившееся восемь часов. Ввиду предстоящих мирных переговоров, которые находились в стадии подготовки, все тщательно соблюдали видимость единства. Поэтому был выработан компромисс. Из полицейских, участвовавших в попытке переворота, были приговорены к смертной казни только те, кто уже и так погиб накануне вечером, остальных же выпустили на свободу. Отпустили также исполнителей и зрителей "Гамлета". Полиция мыслей, вопреки требованиям клочкистов, не была распущена, но была поставлена в прямое подчинение партии. На следующий день в "Таймс" было напечатано сообщение об ошибках Старшего Брата - наряду, естественно, с его заслугами.
