— Прости, — прошептала она, — зря я выгнала тебя на улицу.
И вдруг спохватилась. Одним резким движением свернула птице шею, чтобы не длить агонию. Подвесила за лапки к бельевой веревке, пошла взяла нож и выпустила из тушки кровь. Чего добру зря пропадать? Она ее сварит. Приготовит курицу в горшочке. Вот вернется завтра Том, и они устроят пир.
Она обернула курицу целлофановым пакетом — на случай, вдруг лиса еще вернется, — и оставила пакет болтаться на веревке. Потом пошла назад в вагончик, взяла тетрадки и начала их листать. За последнее время она много пропустила. И должна нагнать. Потому что школьный аттестат — это еще не конец. Ей придется много учиться, чтобы стать медсестрой. Черт. Вот было бы здорово. Делать уколы, брать анализы, и все такое. Крови-то она не боится. Моча, какашки и блевотина тоже ее не смущают. Это большой плюс для того, кто хочет работать в больнице…
Она сидела, зажав ручку в зубах и устремив глаза в потолок, и принимала правильные решения. Меньше гулять. Меньше пить. Перестать верить в любовь. Найти постоянную работу. Вот это было бы действительно неплохо. Главное, тогда можно было бы поселиться в другом месте, снять нормальное жилье вместо этого раздолбанного вагончика. Они приютились здесь временно, пока не подвернется что-нибудь получше. Но это «пока» что-то затянулось. Три месяца. Ни настоящей комнаты, ни настоящей ванной, ни настоящего туалета, ни телефона. Ничего. Честно говоря, ее такая жизнь уже достала.
Она снова подумала о Томе. Где он шляется, поганец маленький? Ну, попадись ты мне…
Уже четыре утра. И конечно, Джос немного беспокоилась.
Пять минут пятого. До того как медсестра придет проводить утренние процедуры и принесет завтрак, еще целый час и пятьдесят пять минут. Как вы себя чувствуете, мадам Мадлен? Хорошо спали?.. Спасибо, нет. Я спала очень плохо. Главное — отвечать с улыбочкой. Все равно она не слушает, что я говорю. А меня это веселит. Здесь не так уж много поводов посмеяться. Кругом, куда ни глянь, одни больные. Старики. Ноют и ноют, целый день напролет. А уж ночью! По крайней мере, если не получат свою дозу снотворных.
Н-да. Я-то быстро все поняла. Уже на вторую ночь. Сестры их специально пичкают снотворными, чтоб не дергали ночных дежурных. Не все, конечно, так делают. Но многие… Я их сразу вычислила. В первое утро я глаз открыть не могла, так меня эта их штука уделала. Тогда я придумала один фокус. Эти пилюли похожи на таблетки сахарина, которые они дают к утреннему кофе. Я зажимаю парочку в ладони. А потом — хоп! — они моргнуть не успеют, а я их уже подменила. И все шито-крыто. У них на глазах честно глотаю таблеточки, ха-ха. Они-то рады-радешеньки, думают, ну все, бабка ночью дергать не будет. По правде говоря, я их понимаю. Я и сама на их месте делала бы то же. Потому что… Есть тут такие, вот уж не хотела бы я с ними возиться. Старые зануды, и все на что-то жалуются, и ворчат… И все время жмут на вызов. Тут таких полно… А пилюли-то я потихоньку собираю. Уже четырнадцать штук скопила. Неплохой запасец. Я их складываю в пластиковую коробочку, которую они мне выдали для вставной челюсти. И прячу среди бумажных носовых платков. Уж туда-то никто свой нос не сунет, можно не волноваться. Как знать, может, в один прекрасный день я ими воспользуюсь. Зачем мучиться понапрасну? Если станет совсем худо и помочь будет некому, что ж… У меня есть все, что нужно. Не хочу никому быть в тягость.
— Доброе утречко, Маитэ. А завтрак скоро?
— Скоро, скоро… И так все с ног сбились. А вы сегодня молодцом, мадам Мадлен, а? Дело на поправку?
— Набрала два кило за семь дней.
— Вот и хорошо. Когда вас сюда привезли, выглядели вы не очень. Кожа да кости.
— Да я всегда была худышкой.
— Так-то оно так. Только, знаете, видок у вас был… Прям уж и не знаю на что похоже… Как будто вы из концлагеря сбежали!
— Да ну?
— У вас было сильное истощение. Если честно, мы тут в первые дни на вас спорили.
— В самом деле?
— Но теперь ясно, что вы выкарабкались. На этот раз. Но дома вы должны очень внимательно следить за собой. Сменить привычки. Регулярно питаться. Три раза в день, не меньше.
— Не то чтобы я возражала, но это ведь денег стоит.
— Да я понимаю. Но вам придется что-нибудь придумать. Потому что в идеале вы должны есть мясо как минимум раз в день. Понимаете? Иначе — опять неотложка.
— О-хо-хо.
— Вас когда выписывают?
— Хотелось бы мне знать.
— Я спрошу у главврача. Потом зайду к вам, скажу.
Мадлен прождала весь день. Медсестра так и не появилась. Слишком много пациентов. Слишком много работы. Бедняжка, у нее трудная профессия. Ничего, она завтра попросит узнать. Может, та не забудет… И потом, надо ведь еще найти кого-то, кто ее отсюда заберет. А если попросить Момо? У него теперь есть служебная машина. Да, но телефона как не было, так и нет. Остается еще хозяйка булочной со своим хлебным фургоном. Можно договориться, чтобы захватила по дороге. За спрос хлеба не берут.
И Мадлен наконец улыбнулась.
26
Сэмми слушает Башунга[3]
Между стен гуляло гулкое эхо. Естественно, ведь квартира еще пустая. Когда он обустроится и расставит мебель, станет лучше. А пока он принес чемодан, спальный мешок и картонную коробку. В коробке книги и музыка. Все его имущество. Сэмми прошелся по своим владениям: две комнаты, кухонный уголок, душевая, туалет. Внимательно все осмотрел. Стены, паркет, окна. Проверил толщину перегородок. Все потрогал, все подергал. Выключатели, спуск воды, дверные ручки, окошко в туалете. Нашел, что все в полном порядке, все очень красиво. Теперь это его дом. Его собственный маленький Версаль. Чтобы отпраздновать новоселье, он купил бутылку шампанского. Откупорил и налил в стаканчик из-под зубной щетки. Чокнулся со своим отражением в зеркале над раковиной. За тебя, Самюэль… Он скривился. От звука собственного голоса стало неловко. Это все эхо. Наверно, надо срочно повесить занавески на окна. Чтобы приглушить звук. И чтоб было уютно. Плевать, что будет похоже на гнездышко гомосека. Главное, чтоб не напоминало тюремную камеру, в которой он кантовался.
Он распаковал свой новенький музыкальный центр. Поставил его прямо на пол. Отступил на пару шагов, чтобы оценить, как он смотрится в его гостиной. Это его первый музыкальный центр. Понятно, что он поневоле взволнован. Порылся в коробке в поисках нужного диска. Сорвал целлофановую обертку.
Башунг. «Синяя нефть». Последний альбом.
Он стал тихонько подпевать.
Песня призывала меньше бегать.
А еще лучше не бегать вовсе.
Меньше улыбаться.
А еще лучше не улыбаться вовсе.
Меньше любить.
А еще лучше…
Потом он достал из коробки шесть книг. Все новенькие. «Только не в бумажных обложках, пожалуйста». Так он сказал продавщице в книжном. Конечно, твердые переплеты стоили дороже. Но он не желал класть в основу первой в своей жизни библиотеки всякую дешевку.
Выбор всех шести он предоставил продавщице. Она только недавно поступила на работу и еще никогда не сталкивалась с подобной просьбой. Он заметил, что она слегка оробела. Прежде чем уйти вглубь магазина, задала ему несколько вопросов. И пошла рыться на полках. Вернувшись, выложила перед ним шесть книг. И сказала, чтобы, прежде чем покупать, он их посмотрел… Он не понял, на что смотреть. На заглавие? На обложку? Биографию автора? Лучше всего, посоветовала она, прочтите, что написано на обороте… Что, не хотите? Вы уверены? Ну ладно. Тогда я сама вам вкратце кое-что расскажу… Прошу вас послушать, месье… Он согласился. Только чтобы доставить ей удовольствие.
Начать надо с «Водительского комбинезона». Парня, который его написал, зовут Нан Оруссо. Сэмми никогда такого имени не слыхал. Короче, оказалось, что этот парень отмотал срок, а потом стал писателем. Сэмми это ошеломило. Потому что он тоже иногда пописывал стихи. Начал еще мальчишкой. Стихи, конечно, были про любовь. И посвящались его подружкам. Но как-то раз одна из них подняла его на смех. И он решил, что больше никогда и никому не будет читать своих стихов. С тех пор он сочиняет редко, только если совсем уж распирает изнутри и терпеть нет никакой мочи. Когда по-другому никак. И делает это тайком. Чаще всего в сортире. Какое-то время он хранит свои листки, а потом их сжигает. Чтобы быть уверенным, что они не попадут в чужие, враждебные руки. Охота была подставляться. Хватит с него.
Сэмми вышел из тюрьмы полгода назад. И до сих пор еще почти не верил, что он на свободе. И дело тут вовсе не в его характере. Как-то в кафе один парень рассказал ему, что потратил несколько лет, чтобы обрести почву под ногами. И даже сейчас иногда просыпается среди ночи с криком. Потому что ему снится, что он слышит, как в замке поворачивается ключ…
