- Я сама отнесу ее вниз, - сказала она. - Не позволю, чтобы ее дразнили! Пойдем, Помми.
Собачка, чьего мнения касательно ее будущей участи никто не спрашивал, высунула розовый язычок и лизнула нос своей покровительницы. Тетя Джули вдруг почувствовала себя любимой - неизъяснимо сладкое чувство! - и, чтобы скрыть волнение, поспешно вышла из комнаты, унося собачку, покорно висевшую у нее на руке. Но она понесла ее не вниз, а наверх, в свою спальню, которая была в конце коридора, за спальней дорогой Энн, и остановилась посреди мебели красного дерева с собачкой в объятиях. Все они против нее и против этой бедной малютки! И тетя Джули еще крепче прижала собачку к груди. А собачка только прерывисто дышала и время от времени узким своим язычком лизала тетю Джули в щеку, словно проверяя, тут ли она. После смерти Септимуса Смолла - десять лет назад - никто не любил ее по-настоящему, а теперь, когда нашлось существо, готовое ее полюбить, его хотят отнять у нее! Джули села на кровать, все еще держа собачку. Там, в гостиной, они сейчас, наверно, придумывают, как бы отослать Помми в полицейский участок или пропечатать в газетах! Но тут она заметила, что все платье у нее в белых волосках, и спустила собачку на пол. Та прошлась бочком по комнате, обнюхивая все, что ей попадалось на пути, а когда дошла до умывальника, то остановилась и, шумно дыша, оглянулась на тетю Джули. Что ей нужно? Самые странные мысли зароились в уме тети Джули, но тут собачка вдруг привстала на задние лапки и лизнула воздух. Господи, да она хочет пить! И, забыв все свои привычки к опрятности, тетя Джули сняла кувшин с умывальника и поставила на пол. Несколько минут в тишине слышен был только звук лаканья. Что это она, все пьет и пьет, куда только это помещается! Собачка подняла глаза на тетю Джули, дважды махнула хвостом и рысцой отправилась обследовать комнату, на сей раз уже более подробно. Обследовав все, кроме тети Джули, о которой, по-видимому, еще ранее составила себе определенное мнение, собачка спряталась под туалетный столик, выставив из-под кружевного подзора голову и передние лапки, и вдруг отрывисто и задорно затявкала. Тетя Джули поняла это как приглашение: "Поиграй со мной!" - и, сняв свой мешочек с губкой, помахала им. Собачка вдруг - так неожиданно! - схватила мешочек и давай его трепать! Тетя Джули пришла в восторг и одновременно в ужас. Значит, собачка уже чувствует себя как дома, - но бедный мешочек! До чего же у нее острые и крепкие зубки! Какое-то ликование охватило вдруг тетю Джули. Да пусть делает с ним что хочет, с этим мешочком, лишь бы ей было весело! В один миг от мешочка ничего не осталось; и, подбирая лохмотья, тетя Джули подумала с вызовом: "Все равно я вряд ли еще когда-нибудь поеду в Брайтон!" Но вслух она строго сказала:
- Смотри, что ты наделала! - И пока они вместе разглядывали обрывки, сердце тети Джули исполнилось решимости. "Пусть себе говорят что угодно, но что я нашла, то мое; а если Тимоти не нравится, что ж, ничего не поделаешь". Потрясающее было ощущение! Но тут постучали в дверь.
- Ах, Смизер! - сказала тетя Джули. - Посмотрите, что она натворила! И вызывающе подняла вверх остатки мешочка.
- О-о! - сказала Смизер. - Да уж, зубки у нее острые! Вы не сойдете в гостиную, мэм? Там мистер и миссис Джемс Форсайт. Увести теперь собачку? Ей, наверно, нужно бы прогуляться.
- Только не в полицейский участок, Смизер. Я ее нашла и никому не отдам.
- Ну конечно же, мэм! И нам с кухаркой будет веселее. Томми-то уже нету. А она сразу к нам привязалась.
Тетя Джули почувствовала укол ревности.
- Я беру на себя всю ответственность, - оказала она. - Ступай со Смизер, Помми!
Подхваченная на руки собачка высунула мордочку из-за края Смизер и, пока ее несли к двери, не отрывала сентиментальных глаз от тети Джули. И снова все, что было в тете Джули материнского, всколыхнулось под лиловым шелком ее корсажа, усеянного белыми волосками.
- Скажите им, я сейчас приду. - И она стала обирать с себя белые волоски.
Перед дверью в гостиную она помедлила: у нее подгибались колени; наконец вошла. Джемс, укрывшись меж своих длинных бакенбард, рассказывал историю. Длинные его ноги так вытянулись, что Джули пришлось обойти их кругом, длинные губы приостановились на минуту, чтобы выговорить: "Здравствуй, Джули. Говорят, ты нашла собаку?" - Затем он продолжал свой рассказ. Рассказ был о человеке, которого укусила собака, и он настоял, чтобы ему сделали прижигание, и после этого даже не мог сидеть, а потом оказалось, что собака не бешеная, так что все это было зря. И какой толк от этих собак, он, Джемс, не понимает, только грязь разводят.
Эмили сказала:
- Шпицы теперь в большой моде. У них такой забавный вид, когда они сидят в коляске!
Тетя Эстер сообщила, что у Джолиона на Стэнхоп-Гейт есть левретка.
- Этот ошметок! - фыркнул Суизин; вероятно, впервые это слово употреблялось в таком применении. - Никакого вида!
- Надеюсь, ты не собираешься оставить эту собаку у себя? - сказал Джемс. - Она, может, какая-нибудь заразная.
- Чепуха, Джемс! - отрезала тетя Джули, красная как рак.
- Ты с ней еще под суд попадешь. Говорят, есть приюты для бездомных собак. Ты должна ее выгнать.
- Да, как же! Сейчас! - огрызнулась тетя Джули: она не боялась Джемса.
- Это называется - сокрытие чужой собственности. Ты идешь против закона.
- Провались он, твой закон!
Это ниспровержение всех основ было встречено в молчании. Никто не понимал, что сделалось с Джули.
- Так, - сказал Джемс, как бы подводя итог. - Не говори потом, что я тебя не предупредил. Как еще Тимоти на это посмотрит. Он с ума сойдет!
- Если он хочет сходить с ума, - сказала тетя Джули, - пожалуйста, я ему не мешаю.
- Что ты со щенятами будешь делать? - спросил Суизин. - Держу пари, она вам принесет щенят.
- Видишь, Джули? - сказала тетя Энн. Волнение тети Джули достигло такой степени, что она взяла веер со столика с антикварными вещицами и стала обмахивать им свое разгоряченное лицо.
- Вы все против меня, - сказала она. - Выдумали еще: щенят принесет! Такая крошка!
Суизин встал.
- Ну, прощайте. Поеду теперь к Николасу. Прощай, Джули. Может, поедешь как-нибудь со мной покататься? Я свезу тебя в приют для бездомных собак.
Выпятив грудь, он прошествовал к двери; потом стало слышно, как он спускается по лестнице под аккомпанемент звонка из гостиной.
Джемс машинально сказал:
- Ну и чудак этот Суизин!
Он говорил это после каждой встречи с братом, а Суизин в таких случаях столь же неизменно говорил:
- Ну и болван этот Джемс!
Эмили, соскучившись за время этой семейной сцены, начала рассказывать тете Эстер о входящем в моду новом обычае - есть устрицы перед супом. Это, конечно, очень по-иностранному, но, говорят, Принц тоже так делает. Джемс ни за что не хочет, а лично она, Эмили, находит это довольно элегантным. Отчего бы Эстер не попробовать? Джемс начал рассказывать Энн о Сомсе: он в январе кончает свою практику у юриста; серьезный юноша! Джемс рассказывал долго. Тетя Джули сидела надувшись, обмахиваясь веером и пряча за ним лицо. Ей очень хотелось, чтобы приехал Джолион. Отчасти потому, что он был ее любимцем и, как старший брат, не позволял никому другому ее обижать; отчасти потому, что только у него была собака; а отчасти потому, что даже Энн его немножко побаивалась. Послушать бы, как он им скажет: "Трусы вы все и больше ничего! Разумеется, Джули имеет право оставить у себя то, что она нашла". Потому что ведь так же это и было! Собачка сама пошла за ней, по собственной воле. И это же не драгоценный камень и не кошелек - тогда бы, конечно, другое дело! Джолион иногда приезжал к ним по воскресеньям, но чаще водил малютку Джун в Зоологический сад. А как только он появлялся в гостиной, Джемс сейчас же норовил улизнуть: боялся, что ему намылят голову. И очень бы хорошо, раз он так отвратительно вел себя с нею!
Она вдруг сказала:
- Я вот возьму и поеду на Стэнхоп-Гейт и спрошу дорогого Джолиона.
- Это еще зачем? - сказал Джемс, забирая в кулак одну из своих бакенбард. - Только и дождешься, что он даст тебе нахлобучку!
То ли устрашенная этой перспективой, то ли по другим причинам, но Джули, видимо, раздумала ехать; она перестала обмахиваться, и лицо ее привяло то выражение, из-за которого в семье создалась поговорка: "Такой-то? Ну! Настоящая Джули".
Джемс, однако, уже истощил свой недельный запас новостей.
- Я вижу, Эмили, - сказал он, - тебе хочется домой. Да и лошади, наверно, застоялись.
Справедливость этого утверждения никогда не подвергалась проверке, так как Эмили всякий раз тотчас вставала и говорила: "Прощайте, дорогие. Передайте от нас привет Тимоти".
Так было и на этот раз. Она легонько перецеловала всех тетушек в щеку и вышла из комнаты раньше, чем Джемс вспомнил - как он после жаловался ей в карете, - что именно он должен был у них спросить; а ведь он, собственно, ради этого и приехал!
