Ознакомительная версия.
– Тихо! – сказал вдруг кто-то.
Сказано было негромко, но шум тотчас прекратился. Зелиг, кряхтя, выбрался из могилы. Весь белый от извести, он смахивал на херувима в сахарной глазури. Вылезли и Козоле с Бетке.
Наверху, опираясь на палку, стоял Людвиг Брайер. До тех пор он лежал у блиндажа, укрытый двумя шинелями, потому что именно тогда у него случился первый жуткий понос.
– В чем дело? – спросил он.
Все трое начали одновременно рассказывать, но Людвиг устало отмахнулся:
– Да не все ли равно…
Фельдюк заявил, что Козоле пихнул его в грудь. Козоле опять вскинулся.
– Тихо, – повторил Людвиг. Стало тихо. – Ты все жетоны собрал, Альберт?
– Да, – ответил Троске и шепотом, чтобы Козоле не услышал, добавил: – Шрёдер тоже там.
Альберт и Людвиг быстро переглянулись, и Людвиг сказал:
– Значит, все-таки не попал в плен. Где он?
Альберт повел его по ряду тел. Следом двинулись Брёгер и я, потому что мы учились вместе со Шрёдером. Троске остановился перед трупом, голова которого была прикрыта мешком. Брайер нагнулся. Альберт попытался его оттащить.
– Не открывай, Людвиг.
Брайер обернулся и спокойно ответил:
– Нет, Альберт, надо открыть.
Верхнюю часть тела Шрёдера искорежило до неузнаваемости. Она стала плоской, как камбала. Лицо состругано в доску, черная кривая дырка с веночком зубов указывала, где когда-то находился рот. Брайер молча снова накрыл лицо.
– Он знает? – спросил Людвиг, посмотрев в сторону Козоле.
Альберт покачал головой:
– Надо, чтобы фельдюк ушел. Иначе быть беде.
Шрёдер и Козоле дружили. Мы, правда, никогда этого не понимали, потому что Шрёдер был нежный, хрупкий, словно ребенок, полная противоположность Фердинанду, но тот оберегал его прямо как мать.
Позади кто-то засопел. Подошедший Зелиг выпучил глаза.
– Такого я еще не видел, – пробормотал он. – Как это случилось?
Никто не ответил, потому что вообще-то восемь дней назад Шрёдер должен был отправиться в увольнение, но из-за Зелига это накрылось, поскольку фельдюк терпеть не мог ни его, ни Козоле. И вот Шрёдер погиб.
Мы отошли, в эту минуту мы не могли видеть фельдюка. Людвиг опять укрылся шинелями. Остался один Альберт. Зелиг не мог отвести глаз от тел, освещенных выглянувшей из-за облаков луной. Пригнув жирный торс, он всматривался в потускневшие лица: непостижимое выражение ужаса на них было сковано почти кричащим безмолвием.
Альберт холодно сказал:
– Вам лучше произнести молитву и уйти.
Фельдфебель вытер лоб и пробормотал:
– Не могу.
Его охватил жуткий страх. Мы-то хорошо это знали: неделями ничего, а потом вдруг какая-нибудь неожиданность валит тебя с ног. Пошатываясь, с зеленым лицом, Зелиг ушел.
– А он думал, здесь кидаются леденцами, – сухо заметил Тьяден.
Дождь усилился, и наше терпение было на исходе. Фельдюк не возвращался. В конце концов мы вытащили из-под шинелей Людвига Брайера, и он тихо прочитал «Отче наш».
Мы перенесли погибших в могилу. Вайль помогал. Я заметил, как он дрожит. Почти неслышно он шептал:
– Мы за вас отомстим.
И еще, и еще. Я посмотрел на него с удивлением.
– Что с тобой? – спросил я. – Как будто впервые. Долгонько тебе придется мстить.
После этого он уже ничего не говорил.
Когда мы уложили первый ряд, Валентин и Юпп приволокли плащ-палатку.
– Этот еще жив, – сказал Юпп, кивнув на одно из тел, и расстелил палатку.
Козоле бросил взгляд на раненого.
– Недолго, – сказал он. – Ладно, подождем.
Раненый прерывисто хрипел. При каждом выдохе с подбородка стекала кровь.
– Может, его унести? – спросил Юпп.
– Тогда он тут же умрет, – Альберт показал на кровь.
Мы уложили раненого в сторонке. Им занялся Макс Вайль, а мы вернулись к работе. Теперь мне помогал Валентин. Мы опустили Глазера.
– Господи, жена, жена… – пробормотал Валентин.
– Осторожно, Шрёдер, – отпуская плащ-палатку вниз, крикнул Юпп.
– Тише ты! – прошипел Брёгер.
Тело еще было у Козоле на руках.
– Кто? – недоуменно спросил он.
– Шрёдер, – ответил Юпп, думая, что Фердинанд уже знает.
– Что ты несешь, идиот, он в плену! – яростно крикнул Козоле.
– Все верно, Фердинанд, – кивнул стоявший рядом Альберт Троске.
Мы замерли. Козоле, не говоря ни слова, опять выпихнул тело из могилы, вылез сам и осветил Шрёдера фонариком. Он почти приник к остаткам лица, как будто что-то искал.
– Слава богу, фельдюк ушел, – прошептал Карл.
Мы, затаив дыхание, ждали, что сейчас будет. Козоле встал.
– Лопату, – коротко сказал он.
Я передал ему лопату. Мы думали, дело кончится смертоубийством, душегубством, но Козоле просто принялся копать.
Он сделал для Шрёдера отдельную могилу и больше никого не разрешил там хоронить. Сам его и опустил. Про Зелига вообще не думал, так его скрутило.
На рассвете обе могилы были готовы. Раненый тем временем умер, и мы положили его к остальным. Утоптав землю, водрузили кресты. Козоле чернильным карандашом написал на одном, пустом еще кресте имя Шрёдера и повесил на него шлем. Еще раз пришел Людвиг. Мы обнажили головы. Он снова прочитал «Отче наш». Возле него стоял бледный Альберт. В школе он сидел рядом со Шрёдером. Но хуже всех было Козоле, он совсем посерел, осунулся и как воды в рот набрал.
Некоторое время мы стояли молча. Дождь все лил и лил. Потом появились пищевозы. Мы сели поесть. А когда рассвело, из соседнего блиндажа вылез фельдюк. Мы думали, его уже давно ветром сдуло. От Зелига за километр разило ромом, он только сейчас собрался в штаб. Увидев его, Козоле взбеленился. К счастью, рядом оказался Вилли. Он бросился к Фердинанду и удержал его. Но чтобы Козоле не вырвался и не придушил фельдфебеля, нам пришлось потрудиться вчетвером. Целый час ему потребовался, чтобы прийти в себя и сообразить, что так он только нарвется на крупные неприятности. Однако на могиле Шрёдера Фердинанд поклялся поквитаться с Зелигом.
* * *И вот Зелиг за стойкой, Козоле от него в пяти метрах, и оба уже не на фронте. Оркестрион в третий раз наяривает марш из «Веселой вдовы».
– Хозяин, – зовет Тьяден, блестя маленькими глазками, – еще всем шнапса.
– Иду, – отвечает Зелиг и приносит рюмки. – На здоровье, ребята!
Козоле смотрит на него из-под опущенных бровей.
– Мы тебе не ребята, – ворчит он.
Зелиг берет бутылку под мышку.
– Ну, нет так нет, – отвечает он и возвращается к стойке.
Валентин опрокидывает рюмку.
– Пей, Фердинанд, – говорит он, – в этом сермяжная правда.
Вилли заказывает еще. Тьяден уже полупьяный.
– Эй, Зелиг, старая ротная крыса, – орет он, – что, уже не можешь отправить нас на губу? Выпей с нами!
Он с такой силой опускает руку на плечо бывшему командиру, что тот аж икает. Год назад Тьяден за такое отправился бы под трибунал или в психлечебницу.
Козоле переводит взгляд со стойки на свою рюмку и обратно, на стойку и толстого услужливого трактирщика за пивными кранами.
– Это совсем другой человек, Эрнст, – качает он головой, обращаясь ко мне.
Я думаю о том же. Просто не узнаю Зелига. Он для меня так сросся с формой и блокнотом, что я не мог представить его в рубашке, да еще за пивной стойкой. А сейчас он поднимает рюмку, позволяя Тьядену, который раньше был перед ним вошью, тыкать и хлопать себя по плечу. Как изменился мир!
Вилли пихает Козоле в бок:
– Ну?
– Не знаю, Вилли, – смущенно говорит Фердинанд. – Все думаю, начистить ему морду или нет. Мне казалось, будет иначе. Посмотри, как он извивается перед клиентом, жополиз. Как-то уже не хочется.
Тьяден все заказывает и заказывает. Ему доставляет огромное удовольствие видеть, как командир ради него подскакивает.
Зелиг и сам уже немало принял. Его бульдожья морда пылает, отчасти из-за спиртного, отчасти от хозяйской радости.
– Предлагаю мировую, – говорит он. – Угощаю всех ромом.
– Что?! – говорит Козоле и встает.
– Ромом. У меня в шкафу еще пузырек. – И Зелиг с невинным видом отправляется за бутылкой.
Козоле оторопело смотрит ему вслед.
– Он просто забыл, Фердинанд, – высказывает гипотезу Вилли. – Иначе бы не рискнул.
Вернувшись, Зелиг разливает ром. Козоле вскидывается:
– Ты что, уже не помнишь, как со страха лакал ром? Тебе бы сторожем в морг!
Зелиг делает примирительный жест рукой.
– Все давно быльем поросло. Уже почти неправда.
Фердинанд замолкает. Если бы Зелиг ответил грубостью, немедленно началась бы буча. Но такая непривычная уступчивость повергает Козоле в растерянность и нерешительность.
Тьяден тянет носом, мы тоже принюхиваемся. Ром отличный. Но Козоле отпихивает рюмку.
– Не надо меня тут угощать.
– Э-э, – шумит Тьяден, – мог бы мне отдать! – И подбирает пальцами то, что еще можно спасти. Немного.
Пивная постепенно пустеет.
– Закрываемся, – кричит Зелиг, опуская ставни.
Мы встаем.
Ознакомительная версия.
