движение доносило зловоние со стороны реки Сумида.
В то время мы увлекались игрой в трагикомические слова. Это мое изобретение и суть его в том, что, подобно делению существительных на имена мужского, женского и среднего рода, возможно их деление на комические и трагические. Так, пароход и поезд - трагические, трамвай и автобус комические имена существительные. Как это понимать? Кто этого не чувствует, тот не способен рассуждать об искусстве, а ежели драматург в комедию вставит хоть одно трагическое слово, в трагедию, наоборот, комическое - он не достоин имени писателя.
- Ну что, начнем? Табак, - говорю я.
- Трагедия (то есть трагическое слово), - моментально отвечает Хорики.
- Лекарство?
- Порошок или таблетки?
- Инъекция.
- Трагедия.
- Ты думаешь? Бывают инъекции гормонов.
- Нет-нет, без сомнения, трагедия. Ты подумай: во-первых предполагается наличие иглы... Да ну, что говорить, это прекрасное трагическое существительное.
- Ладно, будь по-твоему. И все равно, лекарства и врачи - это, как ни странно, комедия (то есть комические слова). Так. Пойдем дальше. Смерть?
- Комедия. Пастор, буддийский монах - все одно, все комедия. Что, не так?
- Браво! Тогда, значит, жизнь - трагедия?
- Нет, тоже комедия.
- Ну, так не пойдет. Тогда все будет комедией.
- Ну ладно... А вот такое слово: карикатурист. Это уже не комедия, а?
- Трагедия! Великая трагедия!
- Ну, великая - это про тебя.
Как ни печально, такими дешевыми остротами обычно заканчивалась наша игра. Но, я гордился своим изобретением, самодовольно полагая, что ни в одном престижном салоне никогда не знали столь изящного развлечения.
Я придумал в то время еще одну игру, похожую - в антонимы. Антоним слова "черный" - "белый", но антоним "белого" - "красный", а для "красного" - "черный".
- Антоним к слову "цветок". - предлагал я Хорики.
Он кривил губы, думал вслух:
- М-мм... Есть такой ресторан: "Цветок и луна"... "Луна", может быть?
- Нет, не пойдет. Это синонимы. "Звезда" и "фиалка" тоже синонимы. Что, не согласен? Явные синонимы, никак не антонимы.
- А, нашел! "Пчела"!
- "Пчела"?
- А к слову "пион", например, - "муравей".
- Э, ты уже мыслишь сюжетами. Нечестно.
- Придумал, придумал! "Облака" - вот антоним к "цветку".
- "Облака" - антоним к "луне", а не к "цветку".
- А, ну да, точно. "Цветок сдувается ветром"**********. Значит, "ветер" - антоним к "цветку".
- Неинтересно. Это из старинных осакских сказов. Отсюда, кстати, ясно, где ты родился.
- Нет, моя родина - Бива.
- Ну, тем более... Антоним к слову "цветок" - это... Ну, в общем, надо найти то, что дальше всего отстоит от цветка.
- Вот поэтому я и... Стой-ка, погоди...
- А "Женщина"!
- Ладно. А синоним к "женщине"?
- "Потроха".
- Ну-у, ты, брат, не поэт... Ладно. Антоним к "потрохам"?
- "Коровье молоко".
- Это уже любопытно. Так, давай еще в том же духе. "Позор". Антоним к словам "позор", "стыд"?
- "Бесстыдство". "Модный художник-карикатурист, автор комиксов Дзеси Икита".
- A Macao Хорики - что?
Стоп. Дальше уже не до шуток. Подступил хмель - тот, особый, от дешевого низкосортного сакэ, когда кажется, что голова набита осколками стекла и на душе противно.
- Болтай, да знай меру. Меня хоть не сажали в кутузку, уж этого позора, в отличие от тебя, я не знаю.
Я обомлел. Значит, в душе Хорики не считает меня человеком, видит во мне только жалкого самоубийцу, которому не удалось умереть, значит, он видит во мне кретина, не ведающего стыда, я в его глазах - живой труп?! И нужен я ему исключительно для его собственных удовольствий? На этом, значит, зиждется наша "дружба"? Само собой разумеется, мысли далеко не радостные... Но ведь в том, каким он видит меня, есть свой резон: всю жизнь я жил как ребенок, недостойный дорасти до человека, так что презрение Хорики справедливо... Помолчав немного, я невинным тоном спросил:
- А "вина", "преступление", "грех" -какие к этим словам антонимы? Непростая задача...
- Разумеется, "закон", - очень спокойно ответил Хорики.
Я внимательно взглянул на него. Мигавшая на доме напротив неоновая реклама бросала крас
ный отсвет на лицо Хорики, и может быть поэтому оно казалось воплощением самоуверенного достоинства; такие лица характерны для сыщиков, милосердием не отличающихся.
В сильном возбуждении я сказал:
- Нет, погоди. Я имею в виду "преступление" в широком смысле.
Общепринято думать, что преступлению противостоит закон. Неужели, действительтельно, для всех все так просто? Все верят в свою непричастность к злу и полагают, что преступники кишмя кишат там только, где в лице полиции отсутствует дух законности?
- Ну ладно, - сказал Хорики. - А вот такое слово: "Бог". В тебе, кстати, есть что-то от распятого... или от монаха...
- Нет, погоди. Давай подумаем еще немного над "преступлением". Ведь интересная тема, а? Мне кажется, мнение на этот счет полностью раскрывает человека.
- Ну, скажешь... Антоним к "преступлению" - "добро". "Добропорядочный гражданин". Как я.
- Шутки в сторону. "Добро" - антоним к "злу", а не к "преступлению", "прегрешению".
- А что, "зло" и "преступление" - не равноценные понятия?
- Думаю, нет. Понятия добра и зла - выдумка людей. Как и понятие "нравственность".
- Надоел... Тогда... Не, давай все-таки про Бога. Все упирается в Бога, и здесь двусмысленностей быть не может... Жрать хочется.
- Ёсико внизу готовит конские бобы.
- А-а. Хорошо, я их люблю. Хорики лежал на спине, положив под голову руки.
- Тебя, видно, тема "преступления" совсем не волнует, - не удержался я.
- Само собой. Я ведь, в отличие от тебя, не преступник. Хоть и развратничаю, но женщин не гублю и денег у них не вымогаю.
Но ведь и я не губил никого! И денег не вымогал!
Слабое и одновременно отчаянное сопротивление начало было разрастаться во мне, но - о, мой скверный характер! - я моментально перестроился: да, действительно, я подлый человек.
Почему-то я совершенно лишен способности открыто сопротивляться... Паршивое сакэ подействовало на меня угнетающе, и я ощущал, как с каждым мгновением подавленность растет; тогда, пытаясь совладать с собой, я заговорил, обращаясь больше к самому себе, чем к собеседнику:
- Но ведь быть посаженным в тюрьму еще не значит быть преступником... Мне кажется, если знаешь антоним к слову "преступление", то сумеешь ухватиться и за сущность самого понятия. Бог... Спасение... Любовь... Свет... Есть "Бог" и к нему есть "сатана", для "спасения" антоним "мучения", возможны пары: "любовь" - "ненависть", "свет" - "тьма", "добро" "зло"... Но: "преступление", "прегрешение" - "молитва", "преступление" "раскаяние", "преступление" - "самопризнание", "преступление" -... Хотя нет... Все это - синонимы. А что же антоним?
- Противоположным словом к "преступлению" будет "мед"***********. Ведь оно еще и сладостно, как мед... Ну ладно, закончим. Жрать хочется. Принеси чего-нибудь.
- Можешь и сам пойти взять! - Наверное впервые в жизни в моем голосе открыто прозвучала злость.
- Ладно, пойду. И совершим внизу вместе с Ёси-чян "преступление". Говорить - хорошо, а действовать - лучше. Значит так, антоним к слову "преступление" - "медовые бобы", ой нет, " конские бобы "...
Хорики был пьян настолько, что еле ворочал языком.
- Делай что хочешь, только убирайся.
- "Преступление" и "голод", "голод" и... "конские бобы"... А, нет, это синонимы... - Лопоча какую-то белиберду, Хорики пошел вниз.
"Преступление и наказание", Достоевский. В подсознании молниеносно всплыло название романа. А что, если господин Достоевский поставил эти слова не в синонимическом ряду, а в антонимическом? Это понятия абсолютно разные, они несовместимы, как лед и пламень. Не иначе, Достоевский воспринимал эти слова как антонимы... Словно спутанные зеленые водоросли, словно затянутый тиной пруд, хаотичен он в своей глубине... Да, кажется, я начинаю что-то понимать... А впрочем... Как картинки в калейдоскопе, мелькали в голове разные мысли. И вдруг появляется Хорики, взбудораженный, не своим голосом кричит:
- Ну-ка, иди погляди! Погляди на конские бобы! Ну, скорее!
Хорики только что, минуты еще не прошло, спустился вниз, но тут же прибежал назад.
- Ну что там? - спросил я.
Мы ошалело бросились с крыши на второй этаж, оттуда вниз, к моей комнате, и по дороге, на лестнице Хорики приостановился и прошептал, указывая на комнату:
- Гляди туда.
Через открытую форточку просматривалась вся комната. В ней, даже света не погасив, копошились двое... животных.
В глазах почернело, закружилась голова. "Вот они, люди... Вот они каковы, люди... Надо ли чему-нибудь удивляться?" - тяжело дыша, без конца повторял я мысленно, не в силах сдвинуться с места, забыв, что должен выручать Ёсико.
Хорики громко кашлянул.
Мне не хотелось никого видеть, я побежал на крышу, бросился навзничь, уперся взглядом в дождливое ночное небо. Мною овладели не гнев, не отвращение, не тоска даже, а жуткий, невыразимый страх - ужасней, чем тот, что навевают на кладбище мысли о привидениях; обуявший меня ужас напоминал безрассудный трепет предков, когда перед их глазами под храмовыми криптомериями появлялись синтоистские божества в белом.
