Владелицей кафе оказалась та самая "мадам", которая десять лет назад держала в Токио маленький бар, я сразу узнал ее. И она, кажется, припомнила меня. Мы удивились друг другу, радостно засмеялись и повели оживленную беседу, избегая обычных в то время расспросов о том, кто как пережил бомбежки и пожары.
- Вы совсем не изменились, - сказал я.
- Да что вы! Я уже совсем старуха, хожу, костьми гремлю. А вот вы и в самом деле молодой.
- Какой там молодой... Детей трое... Вот, приехал чего-нибудь купить для них..
Обменявшись банальными фразами, обычными, когда собеседники давно не виделись, мы стали вспоминать общих знакомых. И тут, несколько сменив тон, она спросила, не знал ли я человека по имени Ёдзо. Я ответил, что не знал. Она куда-то вышла и через минуту принесла три тетрадки с тремя фотокарточками и протянула мне:
- Может, пригодится для романа.
Я не очень склонен писать на темы, которые мне навязывают, и потому хотел тут же вернуть эти записи, но случайно взглянул на фотографии, о которых писал вначале. Что-то в них поразило меня, я согласился просмотреть тетради и снимки, обещая вернуть их, когда буду уезжать из Фунабаси. На всякий случай поинтересовался, не знает ли эта женщина, где живет такой-то, преподаватель колледжа, и - вот что значит новоприбывший слой жителей будучи, как и мой приятель, эвакуирована сюда, она была с ним знакома, более того, он иногда заглядывает в это кафе и живет недалеко отсюда.
В тот же вечер, выпив с приятелем, я остался у него ночевать, но не спал ни минуты, поглощенный чтением Тетрадей.
Все, о чем в них говорится - дело прошлое, но, несомненно, и сейчас читатель найдет много интересного для себя. Я решил, что лучше будет не прикасаться своей бесталанной рукой к этим дневниковым записям и в неизменном виде опубликовать их в каком-нибудь журнале.
Я попрощался с приятелем и, надев на спину рюкзак с морепродуктами для детишек (удалось достать только сушеные продукты), направился в кафе.
- Спасибо вам за все. Только у меня есть к вам просьба, - без обиняков перешел я к сути. - Не могли бы вы дать мне эти дневники на какое-то время?
- Конечно, пожалуйста.
- Их автор жив?
- Вот этого я не знаю. Лет десять назад на адрес моего бара в Кебаси пришла бандероль с этими тетрадями и фотографиями. Послал их, безусловно, Ёдзо, но ни обратного адреса, ни даже имени на бандероли не было указано. Во время бомбежек тетради удалось вместе с другими вещами спасти, но перечитала их только недавно, и...
- И плакали?
- Да нет, не то, чтобы плакала... Ох, не знаю... Ведь человек же... И жизнь так с ним обошлась... Кошмарно все это, кошмар какой-то...
- Да... Но прошло уже десять лет. Возможно, он умер. Тетради эти он, конечно, отправил вам в благодарность. Кое-где в записях проглядывает что-то вроде самолюбования, мне кажется. Кстати, и вам пришлось из-за него несладко. Если все это правда, и если бы я был его другом, то, возможно, я тоже повез бы его в больницу для душевнобольных.
- Отец, его отец во всем виноват. Ёдзо, каким мы его знали, был очень славный, очень порядочный человек... Если б только он не пил так... Да пусть далее и пил... Он был прекрасный ребенок, чистый, как Бог.
Осаму Дадзай
Осаму Дадзай родился 19 нюня 1909 года. Прожил недолго: 13 июня 1948 года он свел счеты с жизнью, бросившись в воды реки Тамагава...
Писать начал рано, первая публикация состоялась в 1924 году, юному писателю было тогда 15 лет.
Читающая публика, в основном молодежь, считала его своим кумиром - за совершенно необычайное и во многом близкое ей восприятие мира, за глубочайшую психологичность, за изумительный непривычный слог (Осаму Дадзай учился в университете на факультете французской литературы, находился под сильным влиянием Чехова).
Новатор, он продолжал традиции японской литературы, привнося в них дух современности. В частности в старинном жанре "ватакуси-сесэцу" (роман о себе) написана и предлагаемая вашему вниманию "Исповедь".
