Она целует меня, в ее поцелуе присутствуют все оттенки страсти. Любовница и ребенок, святая и распутница. Разве кто-либо целовал меня прежде? Мне ведома робость необъезженного жеребенка. Мне знакомо чванство Меркуцио. Лишь позавчера мы занимались любовью с этой женщиной, вкус ее кожи еще не выветрился с моих губ, но останется ли она со мной? Я дрожу, как первоклашка.
- Ты дрожишь, - сказала она.
- Должно быть, простуда.
- Давай я тебя согрею.
Мы ложимся на пол в моей комнате, повернувшись спиной к свету. Мне не нужен никакой другой свет, кроме касаний ее пальцев, которые ласкают мою кожу так, что наружу выступают нервные окончания. Закрыв глаза, я начинаю путешествие вдоль твоей спины, через ухабы и булыжники позвонков вниз к влажной теснине, а затем к глубокой копи, в которой можно утонуть. Есть ли на свете иные места кроме тех, что открываешь в теле любимой?
Потом мы лежим успокоенные, глядя, как вечернее солнце клонится к закату, и длинные тени подступающих сумерек ложатся узором на белые стены. Держа Луизу за руку, я не только ощущаю ее ладонь в своей, но понимаю, что между нами может возникнуть еще большая близость, понимание другого человека, которое глубже сознания, которое скорее хранится в теле, чем постигается умом. Мне еще не приходилось испытывать ничего подобного: мне бы показалось, что это фальшивка, если б не одна знакомая пара. Они очень долго пробыли вместе, и время не ослабило их чувств. Они стали похожи друг на друга, но не потеряли индивидуальности. Да, мне встретилась лишь одна такая пара, и меня переполняла зависть. Странно, но рядом с Луизой мне кажется, будто все это когда-то уже происходило со мной. Мне ничего не было о ней известно, и в то же время было известно все. Нет, не факты и события жизни, хотя мне было страшно любопытно все, связанное с Луизой, а некое доверие. В тот вечер мне казалось, что мы всегда были здесь вместе с Луизой, что мы породнились с ней давным-давно.
- Я объяснилась с Эльджином, - сказала она. - Про нас с тобой. Сказала, что мы спали.
- И что он?
- Он спросил, на какой кровати.
- Что?
- Думаю, он имел в виду супружеское ложе, как он его называет, то есть то, что он сделал своими руками. Мы тогда жили в маленьком домике, на мои деньги. Он был в интернатуре, я преподавала, и он мастерил ее по вечерам... Она очень неудобная. Я сказала ему, что мы спали на моей кровати, в будуаре... Он чуть успокоился.
Могу себе представить, что почувствовал Эльджин. Вирсавия всегда настаивала на том, чтобы мы спали на ее супружеской кровати, и мне следовало занимать место ее мужа. Мне это претило: я считаю, постель должна быть безопасным местом, а она таким быть не может, если только отвернетесь, а в ней уже кто-то другой. Хотя я высказываю это сейчас, а тогда меня это не останавливало. Теперь я себя за это презираю.
- Я сказала Эльджину, что мы должны с тобой встречаться, что я буду приходить и уходить с тобой. Еще сказала, что не хочу врать сама и не желаю, чтобы врал он... На что он спросил, намерена ли я уйти от него, а я честно ответила, что пока не знаю.
Она поворачивает ко мне расстроенное и встревоженное лицо.
- Я и в самом деле не знаю. Ты хочешь, чтобы я его бросила?
Я сглатываю комок, застрявший у меня в горле и стараюсь взять себя в руки. В горле у меня клокочет ответ, рвущийся прямо из сердца: "Да - собирайся немедленно!" Но я не могу этого вымолвить, и то, что я говорю, подсказано разумом, а не чувством.
- Может, посмотрим, как у нас все будет получаться?
Лицо Луизы на долю секунды выдало, что ей бы тоже хотелось ответа: "Да!" Я решаю помочь нам обоим.
- Мы можем все решить в ближайшие три месяца. Так будет лучше для всех для тебя, для Эльджина...
- А как насчет тебя?
Я пожимаю плечами.
- С Жаклин у меня уже все кончено. Я буду с тобой всегда, когда ты захочешь.
Она говорит серьезно:
- Мне бы хотелось предложить тебе нечто большее, чем неверность.
Я гляжу на дорогое лицо и думаю: а что могу предложить я? Грязь прошлого, что прилипла к моим подошвам, еще не стерлась.
- Луиза, ты вчера сердилась на меня и утверждала, что ты мой очередной охотничий трофей. Ты запретила мне говорить о любви, пока я не разберусь в себе. И ты была кое в чем права. Дай мне время переварить то, что происходит с нами. Не пытайся облегчить мне задачу. Мне нужна уверенность в себе. И я хочу, чтобы ты смогла быть уверена во мне.
Она кивает.
- Когда я увидела тебя два года назад, я подумала, что лучше тебя нет никого - ни мужчин, ни женщин.
Два года назад? О чем она?
- Я увидела тебя в парке: как ты бродишь в одиночестве и разговариваешь на ходу. Я ходила за тобой битый час, прежде чем пойти домой. Я и не надеялась, что мне удастся встретиться с тобой еще. Мне казалось, это была игра воображения.
- О! А ты часто преследуешь людей, гуляющих по парку?
Она рассмеялась.
- Никогда раньше и только один раз после. Когда мне посчастливилось увидеть тебя во второй раз, в Британской Библиотеке.
- За переводами?
- Да. Я заметила номер твоего места и спросила у служителя твою фамилию. Позже по фамилии узнала твой адрес. Вот почему полгода назад у твоих дверей оказалось промокшее и расстроенное создание.
- Ты же сказала, у тебя украли сумочку.
- Да.
- Ты спросила, нельзя ли переждать дождь у меня и отсюда позвонить мужу.
- Да.
- И все это была выдумка?
- Мне нужно было встретиться с тобой. Это была моя единственная мысль. Согласна - это было не очень умно. Ну, а потом я познакомилась с Жаклин и стала убеждать себя, что я должна остановиться, подумать об Эльджине. И я пыталась остановиться. Тешила себя мыслью, что мы сможем быть просто друзьями, а если я стану твоим другом, этого будет достаточно. И разве мы с тобой не стали друзьями?
Моя память возвращается в тот день, когда у моих дверей появилась Луиза, вымокшая под дождем. Пак, возникший из тумана. В волосах блестели сверкающие капельки дождя, дождь стекал по груди, туго обтянутой намокшим муслиновым платьем.
- Это я по примеру Эммы, леди Гамильтон, - пояснила Луиза, уловившая, о чем я думаю. - Она сделала это специально перед выходом на улицу. Это, конечно, провокация, но с Нельсоном сработало.
Опять этот Нельсон...
Да, я припоминаю тот день: я вижу ее из окна спальни и спешу наружу. Доброе дело с моей стороны, и при том - восхитительное. Я звоню ей на следующий день, и она любезно приглашает меня на ланч. Все это я припоминаю, но не могу понять, зачем ей все это было нужно. Я не могу пожаловаться на недостаток уверенности в себе, однако красотой я не отличаюсь. Это слово подходит только к особым людям - таким, например, как сама Луиза. Так ей и говорю.
- Тебе не видно того, что видно мне. - Она гладит меня по щеке. - Ты - как кристально чистая заводь, в которой играет солнечный свет.
Кто-то замолотил кулаком в дверь. Мы подпрыгнули от неожиданности.
- Это наверняка Жаклин, - вздохнула Луиза. - Я так и думала: она придет, когда стемнеет.
- Думаешь, она вампир?
Стук прекратился и послышалось, как аккуратно поворачивается в двери ключ. Она что - проверяла, есть ли кто дома? Слышны ее шаги в прихожей, вот она двинулась в спальню. Открыла дверь в гостиную. Увидев Луизу, Жаклин разрыдалась.
- Объясни мне, Жаклин, почему ты украла мои вещи?
- Ненавижу тебя!
Я пытаюсь уговорить ее присесть и что-нибудь выпить. Но как только в руках Жаклин оказывается бокал, она швыряет его в Луизу. Промахивается, и бокал разбивается о стену. Схватив острый осколок, она нацеливает его в лицо Луизы. Я перехватываю ее запястье и выворачиваю его, она вскрикивает, осколок падает на пол.
- Вон! - Я не отпускаю ее руку. - Отдавай ключи и выметайся!
В тот момент мне было на нее наплевать. Хотелось стереть ее с лица земли. Хотелось расцарапать ее раскрасневшуюся от гнева тупую физиономию. Каким-то краешком сознания я понимаю, что она этого не заслуживает, это моя слабость, а не ее довела нас всех до этого позора. Следовало бы как-то все смягчить, увести разговор в сторону. Вместо этого я отвешиваю ей пощечину и выхватываю из ее кармана свои ключи.
- Это за ванную! - восклицаю я, пока она ощупывает разбитую губу. Жаклин пятится к двери и плюет мне в лицо. Тогда я хватаю ее за шиворот и тащу к машине. Она отъезжает, не включая фар.
Я стою с безвольно опущенными руками и смотрю, как она скрывается за поворотом. Потом со стоном опускаюсь на низкую каменную ограду у самого дома. Воздух холодит и успокаивает. Почему, зачем эта пощечина? Я так ценю интеллигентность и воспитанность, мягкое вежливое обращение, всегда стараюсь быть хорошим партнером. А сегодня будто это не я, а забулдыга в дешевом кабаке. Да, она разозлила меня, но пощечина? Сколько раз меня с души воротило, когда в судах оправдывали насильников? Какое отвращение вызывала у меня чужая жестокость?
Уронив голову на руки, я плачу. Все это уродство - моих рук дело. Еще одна порванная связь, еще один оскорбленный человек. Когда я остановлюсь? Костяшками суставов я веду по шершавому камню. Мы всегда находим оправдание, весомую причину своим действиям. Но сейчас я не нахожу себе оправдания.
