- Разумеется, пожалуйста, господа... - спохватился Жецкий.
- И столик есть, - говорил советник, осматриваясь кругом, - и уголок весьма уютный. Эге-ге, да мы каждый вечер можем забегать к больному в картишки поиграть... Шпрот, а ну-ка, миленький, достаньте штопорчик да принимайтесь за дело... Пусть уважаемый пан Жецкий отведает пивца новой марки...
- Какое же пари вы выиграли, советник? - спросил Жецкий, у которого лицо постепенно прояснялось.
- Да насчет Вокульского. А было это так. Еще в январе прошлого года, когда Вокульского понесло в Болгарию, я сказал Шпроту, что пан Станислав сумасшедший, что он прогорит и плохо кончит... Ну, а теперь, представьте себе, Деклевский уверяет, что это он сказал!.. Само собой, побились мы об заклад на корзину пива, Шпрот подтвердил, что говорил это я, и вот мы явились к вам...
Тем временем Шпрот поставил на стол три кружки и откупорил три бутылки.
- Нет, вы только посмотрите, пан Игнаций, - говорил советник, поднимая полную кружку. - По цвету - старый мед, пена - как крем, а вкусом шестнадцатилетняя девушка! Пригубьте-ка... Каков вкус, каков букет, а? Закроешь глаза - ей-богу, кажется, что пьешь эль... Вот!.. Не дурно, а?.. По совести говоря, перед таким пивом надо бы рот полоскать... Скажите сами: пили вы в своей жизни что-либо подобное?
Жецкий отпил полкружки.
- Пиво хорошее, - сказал он. - А все-таки, с чего вам пришло в голову, будто Вокульский прогорел?
- Да все в городе так говорят. Ведь если человек при деньгах, в здравом рассудке и никому не напакостил - зачем же ему бежать бог весть куда?
- Вокульский поехал в Москву.
- Как бы не так! Это он вам сказал, чтобы замести следы. Но сам же и выдал себя, раз отказался от своих денег...
- От чего отказался? - гневно переспросил пан Игнаций.
- От денег, которые лежат у него в банке, а главное - у Шлангбаума. Ведь там наберется тысяч двести... Ну, а когда человек оставляет на произвол судьбы такую сумму, то есть просто выбрасывает ее на улицу, - значит, он либо рехнулся, либо натворил таких дел, что уже не надеется получить свои деньги... В городе все поголовно возмущены этаким... этаким... И сказать-то совестно, кто он такой!
- Советник, вы забываетесь! - крикнул Жецкий.
- Вы голову потеряли, пан Игнаций! Ну, можно ли вступаться за такого человека? - горячился советник. - Подумайте только. Поехал он богатство наживать - куда? На русско-турецкую войну! На русско-турецкую войну! Да вы понимаете, что это значит? Сколотил там состояние... Но каким образом? Каким образом, спрашивается, можно за полгода заработать полмиллиона рублей?
- Он ворочал десятью миллионами, - возразил Жецкий. - Так что заработал еще меньше, чем можно было...
- А чьи это были миллионы?
- Сузина... купца... его друга...
- Вот-вот! Но не в том дело; допустим, в этом случае он никакой подлости не сделал... Но что за дела у него были в Париже, а потом в Москве, где он опять-таки отхватил изрядный куш? А хорошо ли было подрывать отечественную промышленность ради того, чтобы платить восемнадцать процентов прибылей кучке аристократов, к которым ему понадобилось втереться? А красиво ли было продать торговое общество евреям и в конце концов удрать, бросив сотни людей в бедности и тревоге? Так поступает хороший гражданин и честный человек? Ну, пейте, пейте, пан Игнаций! - воскликнул он, чокаясь с ним. - За наше, холостяцкое. Пан Шпрот, покажите же больному, что вы молодец!.. Не ударьте лицом в грязь!
- Хороши! - протянул доктор Шуман, который уже несколько минут стоял на пороге, не снимая шляпы. - Ай-ай-ай! Что же это вы, господа? Взялись поставлять клиентов похоронной конторе, что ли? Вы что же это делаете с моим пациентом? Казимеж! - крикнул он слуге. - Выбрось-ка все бутылки на лестницу... А вас, господа, прошу оставить больного... Больничная палата, хоть бы и на одного человека, - это вам не кабак... Так-то вы соблюдаете мои предписания? - обратился он к Жецкому. - С пороком сердца затеваете попойки? Может, еще позовете девочек?.. Спокойной ночи, господа, - обернулся он к советнику и Шпроту, - впредь не устраивайте тут пивной, а то я подам на вас в суд за убийство...
Советник и Шпрот мигом убрались восвояси, и, если бы не густой табачный дым, можно было бы подумать, что тут никого не было.
- Открой окно! - приказал доктор слуге. - Ну-ну! - насмешливо прибавил он, глядя на Жецкого. - Лицо горит, глаза остекленели, пульс такой, что слышно на улице...
- Вы слышали, что он говорил о Стахе? - спросил Жецкий.
- Правду говорил. И весь город твердит то же самое. Только напрасно его называют банкротом: на самом деле он принадлежит к полоумным того разряда, которых я называю польскими романтиками.
Жецкий смотрел на него почти со страхом.
- Да не смотрите вы так на меня, - спокойно продолжал Шуман, - а лучше подумайте: разве я не прав? Ведь этот человек ни разу в жизни не действовал разумно... Будучи официантом, он мечтал об изобретениях и университете; поступив в университет, начал баловаться политикой. Потом, вместо того чтобы наживать деньги, стал ученым и вернулся сюда гол как сокол, так что, если бы не Минцелева, умер бы с голоду... Наконец, принялся сколачивать состояние, но не из купеческого расчета, а чтобы завоевать барышню, которая прослыла кокеткой. Но и этого мало: получив и барышню и состояние, он бросил и то и другое... И вот где он теперь, что делает?.. Ну скажите же, если вы такой всезнайка! Полоумный, совсем полоумный, - махнул рукой Шуман. - Чистокровный польский романтик, который вечно ищет чего-то нереального...
- И вы повторите это в глаза Вокульскому, когда он вернется? - спросил Жецкий.
- Я ему это сто раз говорил, а если теперь не скажу, то лишь потому, что он не вернется...
- Почему же не вернется? - чуть слышно спросил Жецкий, бледнея.
- Не вернется потому, что либо свернет себе где-нибудь шею, если вылечится от помешательства, либо увлечется какой-нибудь новой утопией... например, открытиями мифического Гейста - по-видимому, тоже патентованного безумца.
- А вы, доктор, никогда не увлекались утопиями?
- Увлекался по той причине, что заразился от вас. Однако вовремя опомнился, и это обстоятельство позволяет мне нынче ставить самый точный диагноз при подобных заболеваниях... Ну, снимите-ка халат, посмотрим, каковы последствия сегодняшнего вечера, проведенного в веселой компании.
Он осмотрел Жецкого, велел ему немедленно лечь в постель и впредь не превращать своей квартиры в кабак.
- Вы тоже недурной образчик романтика, только у вас было меньше возможностей выкидывать глупости, - заключил доктор.
И он ушел, оставив Жецкого в весьма мрачном настроении.
"Ну, твоя болтовня, пожалуй, повредит мне больше, чем пиво", - подумал Жецкий и прибавил вполголоса:
- Все-таки Стах мог бы хоть словечко черкнуть... черт знает какие мысли в голову лезут...
Болезнь приковала Жецкого к постели, и он отчаянно скучал.
Чтобы как-нибудь скоротать время, он в бесчисленный раз перечитывал историю консульства и империи или размышлял о Вокульском.
Однако эти занятия не успокаивали, а лишь растравляли его... История напоминала ему о чудесных деяниях одного величайшего победителя, с династией которого Жецкий связывал мечты о счастливом будущем человечества, а династия между тем погибла под копьями зулусов. Размышления о Вокульском приводили пана Игнация к выводу, что его любимый друг, человек столь выдающийся, находится по меньшей мере на пути к моральному краху.
- Сколько он хотел совершить, сколько мог совершить и ничего не совершил! - с глубокой грустью повторял пан Игнаций. - Хоть бы написал, где он и что намерен предпринять... Хоть бы дал знать, что жив!..
Дело в том, что с некоторых пор пана Жецкого преследовали смутные, но зловещие предчуствия. Он вспоминал свой сон после концерта Росси, когда ему привиделось, что Вокульский спрыгнул вслед за панной Изабеллой с башни ратуши. И еще вспоминались ему странные и ничего доброго не сулившие слова Стаха: "Я хотел бы погибнуть сам и уничтожить всякие следы своего бытия..."
Как легко подобное желание могло претвориться в действие у человека, который говорил только то, что чуствовал, и умел выполнять то, что говорил...
Доктор Шуман, навещавший его ежедневно, отнюдь не поддерживал в нем бодрости. Пану Игнацию уже надоела его неизменная фраза:
- В самом деле, надо быть или полным банкротом, или сумасшедшим, чтобы бросить в Варшаве такую уйму денег на произвол судьбы и даже не известить о своем местопребывании!
Жецкий спорил с ним, но в душе признавал, что доктор прав.
Однажды Шуман прибежал к нему в необычное время, около десяти часов утра, швырнул шляпу на стол и закричал:
- Ну что, разве не правду я говорил, что он полоумный?
- Что случилось? - спросил пан Игнаций, сразу догадавшись, о ком идет речь.
- Случилось то, что уже неделю назад этот сумасшедший уехал из Москвы... угадайте куда?
- В Париж?
