Возражаешь: каратэ — это не спорт.
Поднимает твои глаза к небу.
Это — искусство.
Спрашивает: ты поэтому забросил каратэ.
Уходит в спортзал.
Цепляешься за стол, чтобы не заплакать.
Час пик в метро миновал, позволяешь какому-то парню пялить глаза на жену и даже улыбаешься ему.
Сам тоже когда-то был молод.
Чуть раздвигаешь ножки, чтобы дать ему больше простора для воображения.
Дыхание учащается.
Будто бы ненароком лямка комбинезона соскальзывает с плеча жены.
Не выдерживает, глаза отводит.
Медленно поправляешь лямку и вновь улыбаешься.
Уж ты-то знаешь, вечером, а может, даже и днем, уединившись у себя в комнате, он с твоей женой сотворит такое, от чего ты давно отвык, и тебе это совсем не противно.
И потом, тебе это ничегошеньки не стоит.
Пусть немного помечтает.
Парень выходит раньше тебя, и как только двери вагона закрываются, и он оказывается в безопасности, с перрона решается наконец взглянуть на тебя еще раз.
Поезд трогается, увозя тебя, улыбаешься ему в последний раз.
Он показывает средний палец.
А ты растворяешься в воздухе.
Заходишь в лифт с секретаршей, стараешься сосредоточиться и не думать ни о чем постороннем.
Поднимаетесь вверх, смотришь на секретаршу, на кнопку «стоп», в зеркало на жену, покрываешься испариной, надо что-то с этим делать, в конце концов спрашиваешь у секретарши телефон психоаналитика, к которому ходит жена.
Она немного удивлена, хватаешься рукой за лоб: вечно ты все забываешь, секретарша пишет тебе телефон на обороте рукописи — роняет ручку, наклоняешься подобрать, благодарит, и ждет, когда ты выпрямишься.
Но ты не выпрямляешься.
Вот это да.
Колени ты не согнул.
А руки достают до ступней, до самых пальцев.
Слышишь, как сверху секретарша спрашивает, все ли в порядке.
Чудеса, да и только.
Удивляется: о чем это ты.
Смотришь на ее ноги, достаешь и до них.
Настаивает, может, все-таки помощь нужна.
В ответ все твердишь, что, не сгибая колен, достаешь до ступней.
Секретарша садится на корточки, чтобы посмотреть тебе в лицо, извиняется.
Поворачиваешь голову и предлагаешь ей убедиться, что можешь достать до ступней, не сгибая колени.
Смотрит на руки, которыми ты на самом деле накрываешь ступни, подбирает ручку, и взглянув на тебя, еще раз спрашивает, все ли с тобой в порядке.
Говоришь, что да.
Что все отлично.
И улыбаешься.
Лифт останавливается, двойная дверь открывается, входят трое мужчин, громко переговариваясь, но, заметив твою жену да еще кверху задом, вмиг переходят на шепот.
Все так же сидя на корточках, секретарша бросает в их сторону свирепый взгляд и шепчет — тут люди.
Шепчешь в ответ, что знаешь.
Что тебе наплевать.
Главное — рукой, не сгибая коленей, можно до пальцев ноги достать!
Со встречи с издателями возвращаешься слегка подшофе, как же они удивились, когда жена явилась в комбинезончике и набросилась, как волк, на еду; тут секретарша сообщает тебе, что звонила свекровь.
Смотришь на нее удивленно, но внезапно вспоминаешь, что собирался обедать у родителей, входишь в кабинет жены.
Звонишь домой, жены нет.
Пробуешь звонить ей на мобильный, автоответчик отвечает твоим голосом: абонент временно недоступен, просьба звонить в офис.
Решаешь набрать родителей, чтобы хоть извиниться за своего, так сказать, мужа, объяснить, что он болен.
Матушка спрашивает, зачем ты морочишь ей голову.
Продолжаешь: мужа всю ночь рвало.
Сухо замечает, что сын только что от них ушел, и они вместе съели чудесного цыпленка.
Застываешь, с раскрытым ртом.
Матушка уточняет — позвонила тебе потому, что не застала сына дома, видно он ушел в спортзал.
Рада, что он спортом занимается.
Хорошо бы еще его хоть кто-то кормил.
Он рассказал ей, что вы разводитесь.
И она считает, это разумно.
В любом случае он всегда сможет на нее опереться. И еще ей показалось, что сын ее стал прежним, с тех пор как сбрил бороду.
Сбрил что?
Швыряешь телефон об стенку.
Опрокидываешь письменный стол жены.
Хватаешь стул, уже размахнулся, но в дверь заглядывает секретарша.
Замираешь.
Смотришь на нее.
Ставишь стул на пол.
Тебя пробирает дрожь.
Что происходит!
Жена вышла из-под контроля.
Не можешь сдержать слез.
Секретарша изумленно смотрит на тебя, потом подходит и неуклюже пытается обнять.
Цепляешься ей за плечи, утыкаешься головой ей в шею и рыдаешь, как ребенок.
Курите с секретаршей у окна в кабинете жены, она осторожно предполагает, что вас с женой просто штормит.
Тщетно пытаешься объяснить ей, что последний год у вас скорее был мертвый штиль, она утверждает, что брак это как лодка, глупо прыгать за борт в открытое море, еще глупее пойти на дно, когда ты плывешь в ней.
Метафоры ты любишь и спрашиваешь секретаршу, не лучше ли пристать на лодке к маленькому островку, чтобы вы с женой — кашляешь, поправляешься — с мужем, сошли на землю.
Говорит, почему бы и нет, только какая разница — на острове вы или в лодке.
Соглашаешься: она права, тема закрыта. Метафоры, ты, конечно, любишь, но ты в них не силен.
Курите молча, секретарша смотрит на тебя как-то странно, словно никак не решается что-то тебе сказать.
Отводишь глаза, пусть определится: на твою жену это совсем не похоже, зато секретарша наконец решается и просит то, чего у жены попросить никогда бы не осмелилась.
Прочесть один роман и высказать свое мнение.
Спрашиваешь, кто автор.
Краснеет, выглядывает в окно, смотрит вниз, отвечает — подружка, с которой встречается.
Смотришь на нее с удивлением.
Не веришь своим ушам.
Стараешься не вдумываться.
Ненавидишь высказывать свои мысли о романах.
И вообще о книгах.
Да просто о чем бы то ни было, и чем дальше, тем больше.
И все же улыбаешься ей совсем не профессионально, говоришь, что охотно прочтешь роман подружки, только пусть не принимает твое мнение за истину в последней инстанции.
Благодарит, тушит окурок о подоконник, вновь становится секретаршей твоей жены и возвращается в приемную.
Через несколько минут решительным шагом выходишь из кабинета и спрашиваешь, нет ли тут неподалеку какой-нибудь приличной парикмахерской.
Через всю кухню в тебя летит чайник, попадает в дверной проем, задевает короткие, покрашенные в темный каштан волосы жены и врезается в стену коридора.
С трудом узнаешь себя без бороды.
Жена чисто выбрита, лицо перекошено от злости — она смотрит на свои короткие волосы и запускает в тебя еще и сахарницей.
Уворачиваешься и спрашиваешь, с каких это пор она ест курятину.
В тебя летит заменитель сахара.
Подливаешь масла в огонь — психоаналитику с ней не справиться.
Жена прислоняется головой к стенному шкафу.
Ее бы в смирительную рубашку.
С трудом сдерживает слезы.
И в психушку, в отдельную палату.
Убегает в спальню.
Сидишь в кухне, чувствуешь себя полным ничтожеством, встаешь и начинаешь расставлять в шкафу книги.
Через некоторое время дверь спальни открывается, поднимаешь голову, жена надела одну из твоих пижам и смотрит на тебя: ты ползаешь в коридоре на четвереньках, оба молчите.
Солнце садится, рыжий луч проникает в квартиру, жена тоже становится на четвереньки и начинает собирать книги.
Сидишь на кухне один, пьешь кофе, слушаешь радио, наблюдаешь, как жена по другую сторону коридора, в гостиной, отжимается на ковре.
Ее засекли в спортзале, не пустили, пропуск изъяли.
Решила заняться, то есть занять тебя карате.
Твои руки ее не слушаются — отжимается с трудом, кошка пулей выскакивает из-под дивана и проносится прямо под ней — к тебе, в кухню.
Жена падает плашмя на ковер.
Кошка прыгает тебе на колени, ты даешь ей бутерброд с маслом.
Жена смотрит на вас голодным взглядом, подняться уже не может.
На секунду тебе кажется, что она сейчас улыбнется.
Нет.
Видишь, что рот подрагивает, но губы крепко сжаты.
Жена в отчаянии, но быстро приходит в себя, все же она — не ты, несмотря на внешность.
