Не знаю, дойдет ли до тебя это письмо, которое я сейчас просто просуну в щель под дверью вагона (может, подберет его добрый человек и перешлет), а вот то, что я не смогу на него ответа получить, к сожалению, знаю совершенно точно. То есть написать-то ты можешь, но на «деревню дедушке», как в известном рассказе Антуана Чехова[88].
ЦК тебя, родная, твоя «заезженная» Крупа
Крупочка, милая, кто же знал, что твой приезд (это ведь для нас обеих счастье) придет рука об руку с такими из ряда вон выходящими политическими обстоятельствами. Пока, конечно, все в порядке, но такое ощущение, что что-то готовится.
А наши вполне легкомысленные и доверчивые эсеры между тем ликовали, когда до них дошел слух, что на пост главы Временного Правительства прочат нашего Шурика Керенского[89]. Разумеется, никто не знает, как долго это Правительство пробудет у власти, оно же ВРЕМЕННОЕ. Тут и спиритические сеансы (помнишь наши развлечения?) не помогут. Да что уж тут гадать? Хоть бы что-нибудь наверняка знать.
Говорят, что, невзирая на отвратительную питерскую погоду, которая обычна для этих широт в начале апреля, какие-то люди все-таки пришли вас встретить. Еще говорят, что В. И. был очень возбужден и для произнесения своей речи (это ведь те самые Тезисы?) взобрался на подвернувшийся броневичок. Кто-то из наших эсеров там был и все это потом в Москве рассказал. Давно мы так не смеялись. Наверное, это такая истерическая реакция на все тяготы жизненные.
У меня все как всегда, только хуже. Дюшка по-прежнему со мной. Вроде даже подросла (увеличилась в диаметре). Я ее время от времени меряю портновской лентой, но сразу забываю результаты.
Деньги в царских ассигнациях быстро обесцениваются. Но я из простого держателя эсеровской кассы (казначея) почти в одночасье стала финансовым гением местного масштаба, ха. Мне еще в самом начале февраля удалось на большую часть наличности прикупить акции швейцарской компании «Nestle». Фирма, проверенная временем, пятьдесят лет успешной финансовой деятельности. Кроме того, я изучила биржевые данные по этой фирме и поняла, что, кроме бесценного исторического опыта, у нее есть и перспектива. Да и шоколад я очень люблю, как и ты, моя Крупочка.
Наши швейцарские банкиры помогли успешно осуществить задуманную операцию. Так что эсеры всем скопом примкнули к сословию рантье, вооружились ножницами и бодро стригут купоны. Надеются на крупные барыши, а я вот думаю: может быть, иногда дивиденды шоколадом получать? Мало ли, голод или еще какой-нибудь катаклизм случится?
Но это все суета. Лучше напиши мне, как вы устроились, какие планы. Может быть, ближе к лету совершим совместный вояж? С царизмом покончено, можно и отдохнуть, ха?
В надежде на встречу с моей Надеждой.
ЦК тебя. Твой Фантик
Какой же ты у меня умненький, Фантик! Все у тебя продумано. А вокруг меня, как всегда, завихрение обстоятельств. В. И. все не может успокоиться. Он оскорблен, что февральская революция произошла без всякого его участия. Утешительные мои слова о невозможности в чем-либо участвовать, находясь в пломбированном вагоне, не производят должного действия. Уперся и собирается делать еще один переворот. Какой же я вождь коммунистический, говорит, если не произведу пролетарского переворота. Даже целую теорию разработал, когда на практике это можно осуществить. Сейчас, в апреле, еще, говорит, рановато — впереди время летнее, отпускное, жаркое и расслабляющее. В декабре, говорит, поздно — рождество, новогодние торжества и вообще погода плохая. А значит — в октябре, когда все в город после курортов вернутся, — самая пора.
Что ж, во всем плохом можно найти что-нибудь успокаивающее. До октября я, по всей вероятности, свободна, и мы с тобой можем предпринять небольшую, но упоительную поездку. Только не хочется очень далеко от столицы отъезжать. Мало ли что нашему «вождю» еще в голову придет.
Как ты относишься к поездке в Сестрорецк? Помнишь, несколько лет тому назад мы с тобой там были? Дивные ведь места — Маркизова лужа, озеро Разлив, река Сестра да и граница финская — и все на расстоянии выстрела из хорошего винчестера, гы.
Жду твоего ответа, чтобы в полной мере подготовиться: подыскать дачу, договориться с хозяйкой, поинтересоваться у местных старожилов, какие погоды ожидаются, etc.
Ц тебя нежно и К. Крупа
Извини меня, Крупочка, что это письмо начнется не с приятных воспоминаний о наших прогулках по песчаным дюнам и романтичных переходах финской границы, а с очередной порции московских сплетен о ваших питерских делах.
К тому моменту, когда так неожиданно прервалась связь с В. И. и мы вынуждены были вернуться — ты в Питер, а я в Москву, я уже кое-что заподозрила, хотя, не желая расстраивать тебя, моя измученная революционными мытарствами Крупиночка, ничего тебе не сказала. Все-таки это были только предположения. К сожалению, они подтвердились, и самым огорчительным образом.
Все то время, что ты мучилась без писем и сообщений из Питера, В. И. находился в двух километрах от нас, на берегу озера Разлив.
Помнишь, как-то мы бродили по лесу и на некоторое время потеряли друг друга из виду? При моем зрении да в сосновом лесу, пронизанном солнечными лучами, которые покрыли яркими брызгами стекла пенсне, я почти ничего не видела. А ты увлеклась черничным изобилием и не реагировала на мои тихие «ау». Кричать же громко не хотелось — невероятная благость наполняла прозрачный лес, мягко ступала нога по бледному мху, парочка дятлов каторжным трудом добывала себе пропитание. Некоторое время я шла вперед в солнечных шорах и вдруг оказалась на берегу озера. Я услышала, как мужской голос неумело выводит «Варшавянку», и пошла в ту сторону. Солнце скрылось за крошечным облачком, и на какое-то время остатки зрения вернулись ко мне. На берегу под деревом около наполовину сложенного шалаша трудился мужик. Это я так сказала «мужик», но это был не очень убедительный крестьянин — скорее переодетый питерский рабочий. На нем была идиотская в красных гвоздичках косоворотка, поверх которой он пристроил хорошего покроя пиджак. Вместо приветствия я исполнила первую строчку «Интернационала», ха, и завязался разговор, из которого я выяснила, что он возводит (именно это слово прозвучало) шалаш для какой-то важной особы. Сказал, что особа не только миног здесь будет отлавливать, но и работать. А потому еще накануне был оборудован «зеленый кабинет» — срубили громадную березу, подровняли «столешницу», а для удобного истечения мысли рядом с пеньком поставили детский деревянный стульчик. Я даже смогла прочесть полустертую надпись на маленькой металлической пластинке: «Детский приют имени святой Магдалины[90]». Мужик сказал, что упомянутая особа (та, для которой шалаш, а не Магдалина, ха-ха) не очень из себя крупная и невероятно любит детей.
Вот тут и появились мои далеко не беспочвенные подозрения. Ты хоть и не писала о непомерной любви В. И. к детям, но эта деталь легко подходит к образу, который он лепил все последние годы. А через два дня после этого ты перестала получать сообщения от твоего вождя.
Казалось бы, ничего нового о принципах «семейной жизни» В. И. я не узнала, но еще одно подтверждение элементарной непорядочности этого человека по отношению к моей Крупочке привело меня в состояние осатанелости. (Неужели трудно было написать пару строк о небольшом запланированном перерыве в переписке!) Честно говоря, я с трудом сдерживаюсь, чтобы не внести В. И. в наш список сатрапов. Члены партии СР долго разбираться не будут, если цели ясны и задачи определены, ха.
За время моего отсутствия в Москве наши устроили что-то вроде мятежа. Вернувшаяся из Акатуя Мэри Спиридонова имела столкновения с кем-то из ваших — вроде с Феликсом, кто-то из них кого-то арестовал??? — в результате опять гонения и муки нелегалки. Кроме того, в Москве упорно будируется вопрос о готовящемся в Питере октябрьском перевороте.
Хотелось бы тебя утешить, Крупочка, но пока только ЦК тебя.
Твой верный Фантик
Ох, Фантик, ты опять прав. Не знаю даже, с чего и начать…
Пожалуй, с того, что я обнаружила у себя на квартире. На комоде с перчатками, прямо в прихожей, лежал пакет. В нем оказался деревянный грибочек для штопки, несколько клубков штопальных ниток, дюжина иголок и невероятно драный женский чулок грубой вязки. Я с недоумением разглядывала этот странный набор, потом повертела в руках обертку, и из нее выпал прямоугольник веленевой бумаги, на котором достаточно знакомым почерком было написано несколько строк:
«Партийное задание товарищу Н. Крупской.
Поручается упомянутомутой товарищу Н. К. освоить искусство художественной штопки к октябрю 1917 года.
Н. К. должна исполнить задание самым тщательным образом и учесть, что как обучение, так и результат будут взяты под контроль РабКрИном. Ильич.
