бросит тень на счастье Нэнси.
Следующие два дня пролетели незаметно, будто подстегнутые быстрым приближением судна к Нью-Йорку. Рейс был особенно благоприятным, и к утру пятницы все рассчитывали увидеть плавучий маяк «Нантакет» [16]. В предвестии конца путешествия ожило и пассажирское общество, от которого Кэтрин держалась на дружелюбном расстоянии, что было оправдано объявленной ею потребностью в отдыхе. На некоторых вечеринках ей все же приходилось присутствовать, но в целом удавалось самоустраняться. Не раз она ловила на себе скрытый, озадаченный взгляд Мэддена, но до вечера танцев после торжественного ужина она была избавлена от необходимости оставаться с ним наедине.
Эти танцы, как неизбежное событие с шампанским, серпантином, бумажными шляпами и всеми шумными эффектами карнавала, представлялись Кэтрин величайшим испытанием на прочность, проверкой, которой она никак не могла избежать. Поначалу все было довольно просто, потому что во время ужина она разговаривала главным образом с капитаном и леди Блэндуэлл, изображая крайний интерес к банальностям на морскую тему одного и эгоистичной болтовне другой. Но когда заиграл оркестр, а зал с колоннами залили разноцветные огни и начались танцы, ее нервное напряжение достигло предела. Единственное, на что она была способна при виде такого веселья, – это сидеть и улыбаться с безмятежным видом. Она ужасно боялась каким-то образом выдать себя, из-за чего утратила самообладание, что и привело к ошибке.
Старый капитан пригласил ее на танец, и, неосмотрительно решив, что это лучше, чем сидеть как истукан, она согласилась. Легким шагом капитан любезно поводил Кэтрин по площадке и отвел ее обратно. В этот момент она почувствовала на себе взгляд Мэддена. До этого он танцевал с Нэнси, но теперь встал и пригласил ее на следующий танец.
В течение секунды, показавшейся Кэтрин вечностью, она не могла оторвать глаз от стола, тогда как ее сердце учащенно стучало.
– Я не очень-то умею, – сказала она наконец.
– О, это не так, – ответил он. – Я только что видел, как вы танцуете.
Нэнси перегнулась через стол, зажав сигарету в пальцах с ярко-алыми наманикюренными ногтями. На ней было черное платье, подчеркивавшее светлый блеск ее волос и серебристый цвет туфель на высоких каблуках. Она выглядела более совершенной, чем когда-либо, и удивительно молодой.
– Давай, Кэтрин. Потерпи его ради меня, – самодовольно улыбнулась она.
Спасения не было. Кэтрин встала и вместе с Мэдденом вышла на танцевальную площадку. Он обнял ее левой рукой за талию и повел в танце. Он держал ее легко и, хотя у него явно не было большого опыта, не сбивался с музыкального ритма.
– Почему вы не хотели танцевать со мной? – спросил он наконец.
Его тихий голос прозвучал очень естественно.
Теперь, когда все пути отступления были отрезаны и она находилась в его руках, странная вибрация этого голоса волнами отдалась у нее в ушах. Она прикусила губу, призывая на помощь все свое мужество, и выдавила бледную улыбку.
– Я слишком стара для такого рода занятий.
– Что за чепуха! – заявил он со своей спокойной улыбкой. – Я бы сказал, что вы слишком молоды.
– Ну, скажем так, мысли заняты другими вещами. Завтрашним прибытием, моими делами и планами на будущее.
На несколько мгновений повисло молчание. Музыка продолжалась в медленном, настойчивом ритме. Кэтрин почувствовала его взгляд на своем лице.
– А мои планы, похоже, вас не очень-то интересуют, – сказал он наконец.
– Интересуют, конечно. – Она постаралась придать своему тону нужный в данный момент оттенок некоторой формальности. – Вы задержитесь в Нью-Йорке?
– Да, я рассчитывал провести там несколько дней с вами и Нэнси, показать вам кое-что из окрестностей. Потом я надеялся, что вы обе съездите в Вермонт повидаться с моей матерью и некоторыми из наших родственников. Там, в Грейсвилле.
Лицо Кэтрин стало озабоченным.
– Не знаю, получится ли у меня.
– Вашу матушку я навещал, – живо напомнил он ей со странной улыбкой.
Они снова помолчали. Она остро ощущала щекотливость своего положения.
– Ну что ж, – сказала она неловко. – Я постараюсь приехать.
– Вот и славно, – быстро ответил он. – Мне бы хотелось, чтобы вы увидели наш сельский Вермонт. Как мне там нравилось, когда я еще ребенком ездил туда на каникулы! Честно сказать, мне и сейчас там нравится!
Он снова сделал паузу, затем, не меняя тона, тихо продолжил:
– Кстати, Кэтрин, что произошло между нами? Раньше все было так здорово, а теперь что-то не очень. Вы от меня отгораживаетесь. Другие этого не чувствуют, но я чувствую. Я же вот что хочу сказать – вы удивительная, Кэтрин. Я очень ценю нашу дружбу, не только потому, что женюсь на Нэнси, но и ради себя самого. Разве нельзя снова наладить наши отношения?
Несмотря на все ее мужество, Кэтрин охватила паника. Ради Нэнси она намеревалась любой ценой держаться подальше от Мэддена. Но теперь вдруг осознала, что перемена в ее поведении слишком очевидна и неразумна. Она была в замешательстве, не понимая, какую линию поведения выбрать.
– Вы глубоко ошибаетесь, – с запинкой ответила она. – Смею сказать, что в последнее время я была довольно нервной, но это потому, что неважно себя чувствовала. У меня и в мыслях не было прекращать нашу дружбу.
– Вы хотите сказать, что ничего не заметили?
Она покачала головой.
– Понятно, – произнес он и замолчал. Затем чуть ли не с удивленной улыбкой добавил: – Что ж, в таком случае ничего и делать не надо.
Музыка смолкла, и они вернулись к своему столику. Кто-то снова наполнил бокал Кэтрин. Она быстро выпила. Колющие пузырьки шампанского вернули ей силы. Когда она подняла глаза, Мэдден опять танцевал с Нэнси, а к ней подошел доктор и заявил, что теперь его очередь. После этого она танцевала с мистером Пимом, который никогда не упускал случая уделить ей внимание, и еще раз с капитаном. Затем, когда из-за некоторых столов люди стали уходить, она извинилась и тоже пошла в свою каюту.
Читать она не могла, и такой же нереальной представлялась возможность уснуть. Она лежала, борясь с торопливой чередой мыслей, которые безжалостно атаковали ее, заставляя судорожно ворочаться с боку на бок. Однако ближе к утру она погрузилась в глубокий сон; и когда стюардесса разбудила ее, «Пиндарик» тихо двигался по гавани, а на горизонте за портовыми строениями медленно проплывала панорама Нью-Йорка. Этот вид, сулящий скорое завершение путешествия, высадку на твердую землю и надежду положить конец испытаниям, вернул Кэтрин толику уверенности в себе. Она быстро оделась и вышла на палубу. Самое главное – она была полна решимости ничем себя не выдавать, ничего не уступать и довести до конца то, ради чего она сюда приехала.
