Пайди в ярости бросилась на нее и со всего размаху ударила по лицу.
Нукаламма схватила Пайди за волосы и стала тянуть к земле.
— Дрянь! Ну я тебе покажу!
— Отпусти, убью! — вопила Пайди.
— Ой, мерзавка! Перестань, стыда у тебя нет! Посмотрите, люди, она с меня сари стянуть хочет! — Нукаламма упала на землю, обеими руками стараясь удержать сари. — Помогите!
Но Пайди уже сдернула с нее сари и, размахнувшись, бросила вниз, в сточную канаву.
На мне нет сари. Мужчины, женщины — все видят меня совершенно голой.
— Шлюха! Что ты сделала?
Нукаламма укусила Пайди за руку. Пайди вскрикнула от боли. Нукаламма левой рукой трепала Пайди за волосы, а правой вцепилась в ее сари. Сари не снималось. Она изо всех сил трясла Пайди, крутила, кусала, тянула за сари.
— Кусается, как бешеная собака!.. — визжала Пайди.
Нукаламма наконец стянула с Пайди сари и, размахнувшись, бросила в сторону канавы, но сари, не долетев до сточной канавы, упало в грязь на берегу.
Пайди, как была, голая, бросилась на Нукаламму. Они сцепились, упали и стали кататься по земле. Вдруг Нукаламма ловко выскользнула из рук Пайди, вскочила и помчалась к канаве.
— Бросила мое сари в канаву, так я твое надену. А ты подыхай здесь голой, шлюха!
Нукаламма схватила сари, быстро обмотала его вокруг бедер и бросилась наутек.
Вся драка заняла несколько минут.
Пайди вскочила, хотела было бежать за Нукаламмой, но та была уже далеко…
И тогда…
Пайди вдруг осознала, что стоит у всех на виду совершенно голая. Глаза ее наполнились слезами. Зачем она встала! Лучше уж было оставаться лежать. Она прикрыла грудь руками, словно наседка, прячущая цыплят под крылья. Потом, спохватившись, быстро опустила руки ниже. Обнаженные груди были подставлены ветру. Тогда она снова подняла одну руку и постаралась прикрыться. И тут она увидела…
Люди, люди, люди, люди, куда ни глянь — люди.
Их головы, головы, головы.
Глаза, глаза, глаза…
А в сточной канаве, словно издеваясь над ней, плавало сари Нукаламмы — мятое, черное от грязи, вонючее.
Чтобы достать сари, нужно спуститься вниз, наклониться.
Сколько взглядов — сочувствующих, испуганных, возмущенных, презрительных, похотливых. Сколько глаз, разных глаз!
Все смотрят на меня. В пылу драки я обо всем забыла. И вдруг — словно хлыстом по голому телу: я, женщина, стою посреди улицы совершенно раздетая. Боже! Приди мне на помощь! Явись, чтобы спасти меня! Все эти мужчины смотрят на мое тело, на мою обнаженную грудь, в их глазах желание, похоть. Парень! Если бы твоя сестра или мать были на моем месте, смотрел бы ты так на них? Девушка! А ты могла бы выдержать это? Из-за этих жалких нескольких пайс мы потеряли свою гордость, забыли, что мы женщины. Эй, полицейский! Ты стоишь и спокойно куришь. Говорят, вы следите за порядком, защищаете людей от несправедливости. Что же ты молчишь и смотришь на меня, на меня, продажную, на меня, дающую себя напрокат, словно велосипед?
Но я осталась женщиной. Я горю от стыда и позора. Как я буду жить дальше?
Пайди хотела выкрикнуть все это так громко, чтобы раскололось небо, чтобы разверзлась земля, но не смогла: в горле комом стояли рыдания.
Вдруг, будто посланный богами, из-за поворота выехал автобус. Словно рыба, беспомощно бьющаяся на берегу и вдруг отчаянным рывком прыгающая в воду, Пайди бросилась под колеса автобуса.
Крики ужаса, изумления.
Как вода из разбившегося стакана, кровь Пайди была бессмысленно разбрызгана по земле.
О каком горе могла рассказать земле эта кровь, какие мысли таил этот безжизненный теперь мозг, какой путь указывала автобусу исковерканная рука, кого проклинали остановившиеся глаза?
Может, об этом знают нежный ветерок, цветущие деревья, теплое солнце, ревущее вдалеке море или небо, саваном прикрывшее тело Пайди.
А может, и они не знают.
Он скрылся из виду. Я вздохнул. Слова его еще звучали у меня в ушах.
Ко мне подошла племянница:
— Ты что, плачешь?
Я торопливо вытер глаза.
* * *
Я никогда не смеялся. Наверное, смеяться умеют лишь те, кто вырос в атмосфере родительской любви и ласки. На мою долю не выпало такого счастья. За все время, которое я прожил в доме старшего брата, мне не случалось даже улыбаться.
Соседи с одобрением наблюдали за тем, как растит меня брат. Жену его тоже хвалили: перед людьми они ловко прикидывались, что любят меня.
Прежде моя старшая сестра тоже жила в их доме. Как она страдала от их грубости и равнодушия! А когда она решилась выйти замуж по своему выбору, брат взашей вытолкал ее из дома.
Я был мал и слаб, иначе не потерпел бы такого издевательства над сестрой. Никогда не забуду чувство беспомощности, охватившее меня.
После того как сестра моя выбралась из этого ада, заботы, лежащие на моих плечах, удвоились. Мне одному приходилось делать всю грязную работу по дому. Жена брата вечно жаловалась на здоровье. Чуть что, она ложилась в постель на целый день, и на меня сваливались все домашние дела: бежать за лекарствами, готовить обед, кормить брата. Вздохнуть, бывало, некогда.
Брат и его жена постоянно бранили мою стряпню, а заодно и меня. Тем не менее готовил обычно я. Накормив всех, я проглатывал что-нибудь наспех и бежал в школу. А когда возвращался, то снова начинались попреки.
Как я мечтал выучиться и выйти в люди! Но брату это было ни к чему. Когда я не сдал один экзамен, он сказал, что больше не пустит меня в школу. Я молчал, пока были каникулы; выслушивал придирки брата и невестки и прятал обиду глубоко в сердце. Но перед началом занятий я решился.
— Пусти меня в школу! — попросил я.
Брат разозлился, а его жена закричала:
— Мы тебя вечно содержать должны? Что у нас, золотые горы? Мало нам твоей сестры, теперь ты семью позорить будешь?
— Я не сдал экзамен потому, что целый день на вас работаю, весь дом на себе тащу! — не выдержал я.
Брат набросился на меня с побоями. Невестка заплакала: конечно, не потому, что жалела меня, а с досады на мою строптивость.
С тех пор мне стало совсем худо. Я подумывал о том, чтобы убежать из дома и пойти просить милостыню, ведь найти работу было мне не под силу.
Так шло время. И вот неожиданно судьба улыбнулась мне. Из Хайдарабада пришло письмо от моего дяди, богатого, преуспевающего человека. Он обещал найти мне работу. «Присылай его немедленно», — писал он брату.
Я не верил своему счастью. Все мои мечты воскресли вновь. Я уже видел себя взрослым и образованным.
В белой рубашке, с аккуратно причесанными волосами, с портфелем в руках я важно вышагивал на вокзал рядом с братом. Внезапно я остановился.
Сестра! Как я мог забыть о ней! Я не мог заступиться за нее, когда брат выгонял ее из дома, но я выучусь и непременно отыщу ее. Я стану ее верным помощником и защитником на всю жизнь.
Я стоял, прижимая к груди письмо дяди — залог моего будущего счастья. Подошел брат:
— Опять мечтаешь о чем-то? Так обрадовался, словно тебе у нас плохо жилось, — сказал он обиженно.
Но я видел, как рад он был избавиться от меня. Хорошо иметь безгласного слугу, но терпеть дерзкого мальчишку… Расставаясь, я напрасно искал в глазах брата добрые чувства или сожаление.
С трепетом входил я в роскошный дом дяди в Хайдарабаде. Как вести себя, как достойно принять от него помощь? Но дядя встретил меня ласковой улыбкой, словно желая ободрить меня и дать почувствовать, что я у себя дома. Тетушка мало говорила со мной, зато их дети, Вену и Сугунамма, сразу приняли меня как родного.
Они оба были такие умные и образованные, не чета мне. Вену уже получил высшее образование, а Сугунамма училась в колледже. Но я не чувствовал разницы между нами, настолько они были приветливы. Мысленно я благодарил бога за удачу.
Прошло два месяца. Дядюшка был по горло занят какими-то своими делами, и я боялся подойти к нему и напомнить о его обещании найти мне работу. Как-то Вену сказал мне:
— Ты прекрасно сварил кофе.
Я смущенно молчал.
— Да-да! Где ты научился так прекрасно готовить? Баклажаны, которые ты приготовил вчера, были просто замечательные. Даже у мамы не получается так вкусно.
— В доме брата стряпал. Но они никогда не хвалили меня.
— Да что они понимают!
Я был горд собой. Вероятно, поэтому я решился сказать:
— Дядя обещал устроить меня на работу, может быть, ты напомнишь ему? Я сам боюсь.
— Чего тут бояться? Съест он тебя, что ли? Да уж ладно, я спрошу.
Я пошел на кухню. Проходя мимо комнаты Сугунаммы, я услышал доносящийся оттуда смех. Сугунамма позвала меня. У нее сидели две ее подруги.
— Вот, познакомьтесь. Это он сварил кофе, который вы так нахваливали. Он мой кузен. Но я не могу выйти за него замуж, потому что он младше меня, да и по образованию мне не подходит, — шутливо представила меня Сугунамма.
