Бенедикт Спиноза - Этика

Ознакомительная версия.

ПОЛОЖЕНИЕ XIII

Когда душа воображает то, что уменьшает или задерживает способность тела к деятельности, то она стремится, сколько может, вспоминать те вещи, которые исключают существование этого.

Пока душа воображает что-нибудь подобное, до тех пор уменьшается или задерживается сила души и тела (как мы доказали в пред. пол.), и тем не менее она до тех пор будет воображать это, пока она не вообразит что-либо другое, что исключает настоящее существование этой вещи (по пол. 17 части), т. е. (как мы сейчас показали) сила души и тела уменьшается и задерживается до тех пор, пока душа не вообразит что-нибудь другое, что исключает существование этой вещи, и что, следовательно, душа (по пол. 9 этой части), насколько может, будет стремиться вообразить или вспомнить, – что и требовалось доказать.

Отсюда следует, что душа не любит воображать то, что уменьшает или задерживает силу ее и тела.

Из этого мы ясно понимаем, что такое любовь и что такое ненависть. Именно любовь есть не что иное, как радость, сопровождаемая идеей внешней причины, а ненависть – не что иное, как печаль, сопровождаемая идеей внешней причины. Поэтому мы видим, что тот, кто любит, обязательно стремится иметь при себе и сохранять ту вещь, которую любит, а, напротив, кто ненавидит, тот стремится удалить и разрушить ту вещь, которую ненавидит. Но обо всем этом подробнее будет говориться далее.

Если душа одновременно подверглась действию двух аффектов, то, когда она впоследствии подвергается действию одного из них, подвергнется также и действию другого.

Если человеческое тело одновременно подверглось действию двух тел, то, когда душа вообразит впоследствии одно из них, она сразу же вспомнит и о другом (по пол. 18 части 2). Но воображения души скорее показывают аффект нашего тела, чем природу внешних тел (по короля. 2 пол. 16 части 2) поэтому если тело, а следовательно, и душа подверглась одновременно действию двух аффектов (см. опр. 3 этой части), то, когда впоследствии она подвергается действию одного из них, подвергнется также и действию другого, – что и требовалось доказать.

Каждая вещь может быть случайно причиной радости, печали или желания.

Предположим, что душа подвергается одновременно действию двух аффектов, из которых один не увеличивает и не уменьшает ее способности к деятельности, а другой увеличивает или уменьшает (см. пост. 1 этой части). Из предыдущего положения следует, что когда душа впоследствии подвергнется действию первого аффекта как своей истинной причины, которая (по предположению) сама собой не увеличивает и не уменьшает ее способности мышления, то сразу же подвергнется действию и другого, который увеличивает или уменьшает способность ее мышления, т. е. (по схолии пол. 2 этой части) почувствует радость или печаль; и потому та вещь не сама по себе, но только случайно будет причиной радости или печали. Этим же самым способом легко показать, что та же вещь может быть случайно и причиной пожелания, – что и требовалось доказать.

Только на основании того, что мы созерцаем какую-нибудь вещь с аффектом радости или печали, действующей причиной которого она не является, мы можем ее любить или ненавидеть.

Ибо из одного этого происходит то (по пол. 14 этой части), что душа, воображая эту вещь впоследствии, испытывает действие аффекта радости или печали, т. е. (по схолии пол. 11 этой части) то, что сила души и тела увеличивается или уменьшается, и т. д. и, следовательно (по пол. 12 этой части), то, что душа желает воображать вещь или (по короля, пол. 13 этой части) отвращается от нее; т. е. (прим. пол. 13) что она любит или ненавидит ее, – что и требовалось доказать.

Отсюда мы видим, каким образом случается, что мы любим или ненавидим что-нибудь без всякой известной нам причины, но только по симпатии (как говорят) и антипатии. Сюда относятся также и те предметы, которые возбуждают в нас радость или печаль только потому, что они имеют нечто сходное с теми предметами, которые обычно возбуждают в нас такие же аффекты, как я покажу дальше. Я знаю, правда, что авторы, которые первыми стали употреблять термины симпатии и антипатии, хотели обозначить ими какие-то скрытые качества вещей; но тем не менее я думаю, что мы можем разуметь под ними также известные или явные качества.

Только на том основании, что мы воображаем, будто какая-нибудь вещь имеет нечто сходное с предметом, который обычно возбуждает в других радость или печаль, мы будем любить или ненавидеть эту вещь, хотя то, в чем она сходна с предметом, не есть действующая причина этих аффектов.

То, что сходно с предметом, мы созерцали в самом предмете (по предположению) с аффектом радости или печали; поэтому когда в душе возбуждается его образ (по пол. 14 этой части), то сразу же возбуждается тот или другой аффект, и, следовательно, вещь, которая представляется нам имеющей то же самое, будет (по пол. 15 этой части) случайно причиной радости или печали. Поэтому хотя то, в чем она сходна с предметом, и не есть действующая причина этих аффектов, мы все-таки будем ее любить или ненавидеть, – что и требовалось доказать.

Если мы воображаем, что вещь, которая обычно вызывает у нас печаль, имеет в себе нечто сходное с другой вещью, которая равным образом обыкновенно вызывает у нас большую радость, то мы будем ненавидеть ее и в то же время любить.

Ибо эта вещь (по предположению) есть сама по себе причина печали, и (по схолии пол. 13 этой части), поскольку мы воображаем ее с этим аффектом, мы ненавидим ее; но, кроме того, поскольку мы воображаем, что она имеет нечто подобное другой вещи, которая равным образом обычно вызывает в нас большой аффект радости, мы будем любить ее с большим напряжением радости (по пред. пол.). И, следовательно, мы будем ее ненавидеть и в то же время любить, – что и требовалось доказать.

Это состояние души, происходящее от двух противоположных аффектов, называется колебанием души, которое так относится к аффекту, как сомнение к воображению (см. схол. пол. 44 части 2), а колебание и сомнение различаются между собой только по степени. Но нужно заметить, что в предыдущем положении я вывел эти колебания души из причин, которые сами по себе бывают причиной одного аффекта, а случайно – другого. Это я сделал потому, что их легче было вывести из предыдущего, а не потому, что я отрицаю, что колебания души большей частью происходят от предмета, который бывает действующей причиной обоих аффектов. Ибо человеческое тело (по пост. 1 части 2) состоит из многих индивидуумов различной природы, и потому (по акс. 1 после леммы 3, след, за пол. 13 части 2) может испытывать на себе действие одного и того же тела различными способами; и наоборот, так как на одну и ту же вещь можно действовать многими способами, то на одну и ту же часть тела тоже можно действовать разными способами. Из этого мы легко можем понять, что один и тот же предмет может быть причиной многих и противоположных аффектов.

Человек посредством образа вещи минувшей или будущей возбуждается таким же аффектом радости и печали, как и посредством образа вещи настоящей.

Пока человек испытывает впечатление образа какой-нибудь вещи, он будет представлять вещь присутствующей, даже если бы она не существовала (по пол. 17 части 2 с его короля.), и он воображает ее минувшей или будущей только тогда, когда ее образ соединен с образом прошедшего или будущего времени (см. схол. пол. 44 части 2). Поэтому образ вещи, рассматриваемый сам по себе, бывает одинаков, относится ли он к будущему или прошедшему времени, или к настоящему, т. е. (по короля. 2 пол. 16 части 2) состояние тела, или аффект, бывает одинаков, будет ли это образ прошедшей или будущей вещи, или настоящей; а следовательно, и аффект радости и печали бывает одинаков, будет ли это образ вещи минувшей или будущей, или настоящей, – что и требовалось доказать.

Ознакомительная версия.