Тогда толпа девушек, уже и так обезумевшая от страха при виде наступающей темноты, окончательно потеряла голову и бросилась бежать в величайшем смятении к воротам крааля, испуская громкие крики. Паника этим не ограничилась. Сам король спасся бегством в свою хижину, и за ним поспешили его телохранители, некоторые из вождей и Гагула, удиравшая с необыкновенным проворством вслед за своим повелителем; так что в одну минуту около трупа Скрагги, на месте происшествия, остались только мы, обреченная на смерть Фулата, Инфадус да несколько вождей, приходивших к нам накануне вечером.
– Ну, вожди, – сказал я, – теперь мы вам дали знамение. Если вы довольны, поспешим в то место, о котором вы вчера говорили. Теперь уж невозможно остановить действие нашего волшебства; оно продолжится еще около часа. Так воспользуемся же наступившей темнотой.
– Идемте! – сказал Инфадус и тронулся в путь; за ним последовали испуганные вожди, мы сами и красавица Фулата, которую Гуд вел за руку. Не успели мы дойти до ворот крааля, как солнце окончательно скрылось. Мы взялись за руки и пошли ощупью среди наступившей темноты.
К счастью для нас, Инфадус и остальные вожди знали в совершенстве все ходы и переходы огромного города, так что мы быстро подвигались вперед, несмотря на совершенную темноту.
Мы шли таким образом час или дольше. Наконец затмение начало проходить, и тот самый краешек солнца, который исчез прежде всего, снова стал виден. Через пять минут стало уже настолько светло, что мы могли различать то, что нас окружало, и тут мы увидели, что находимся уже за чертой города Лоо и приближаемся к большому холму с плоской вершиной, занимающему площадь около двух миль в окружности. По строению своему этот холм был из тех, какие очень часто встречаются в Южной Африке; вышины он был незначительной, в самом высоком месте не более двухсот футов, но зато отличался особенной формой, в виде подковы, и необыкновенно крутыми склонами, усеянными камнем. Вершина у него была плоская, покрытая травой; на этой плоскости мог поместиться довольно обширный лагерь, чем и воспользовались, чтобы водворить здесь значительное военное поселение. Обыкновенно здесь стоял один отряд в три тысячи человек; но теперь, карабкаясь по склону холма при свете возрождающегося дня, мы заметили, что тут собралось гораздо больше войска.
Взобравшись наконец на вершину, мы увидели толпы воинов, теснившихся в величайшем ужасе при виде происходившего перед ними явления природы. Мы молча прошли между ними и подошли к хижине, расположенной в самом центре площадки, венчающей холм. Здесь, к удивлению, нашли мы двух воинов, ожидавших нашего прибытия со всеми пожитками и оружием, которые мы, разумеется, должны были бросить в своем поспешном бегстве.
– Я посылал за ними, – объяснил нам Инфадус, – а также вот и за этим. – И он показал на давно утраченное платье Гуда.
Гуд бросился к нему с неописуемым восторгом и немедленно начал надевать его.
– Как, неужели господин мой хочет спрятать свои прекрасные белые ноги! – воскликнул Инфадус с сожалением.
Но Гуд был неумолим, и с этих пор кукуанцы имели всего только один случай увидеть его «прекрасные белые ноги». Гуд человек не тщеславный. Отныне только его одинокая бакенбарда, прозрачный глаз да волшебные зубы должны были удовлетворять их эстетические стремления.
Затем Инфадус сообщил нам, что он приказал собраться всем нашим войскам, чтобы объяснить им подробно цель восстания, задуманного вождями, и показать им законного наследника престола, Игноси.
Через полчаса наши войска, всего около двадцати тысяч человек (в числе которых находился цвет кукуанской армии), собрались на открытой площади, куда пошли и мы. Воины выстроились по трем сторонам площади и представляли великолепное зрелище. Мы встали на той стороне, которая осталась свободной, и нас тотчас же окружили все вожди и военачальники. К ним обратился Инфадус; как и большинство знатных кукуанцев, он был оратором от природы. В сильных красноречивых выражениях изложил он историю отца Игноси, рассказал, как предательски умертвил его Твала и как жена его и маленький сын чуть не погибли от голода. Далее он напомнил, как страдает край под жестоким управлением Твалы, упомянул о происшествиях предыдущей ночи, когда благороднейшие, лучшие люди страны были преданы лютой смерти как злоумышленники. Рассказал он, как белые жители сияющих звезд воззрили на далекую страну, увидели ее тяжкое положение и решились облегчить ее участь во что бы то ни стало, и для этого протянули руку настоящему повелителю кукуанцев, Игноси, томившемуся в далеком изгнании, и привели его на родину через непроходимые горы. И возмутились белые люди злыми деяниями короля Твалы и показали свое великое чародейство: чтобы убедить малодушных и спасти жизнь прекрасной Фулаты, потушили они солнце и поразили злого змееныша, Скраггу, а теперь приготовились держать сторону возмутившихся и помогать им погубить Твалу и возвести на его место доброго и справедливого Игноси.
Он кончил свою речь среди всеобщего одобрения, после чего выступил вперед и заговорил сам Игноси. Повторив все, что сказал Инфадус, он заключил свое обращение к присутствующим следующими словами:
– Если вы примкнете ко мне в битве и я одержу победу, вы разделите вместе со мной и победу, и почести. Я одарю вас щедрыми дарами и дам вам почетные места; а если вы падете, я паду вместе с вами. А еще обещаю вам, что не будет больше кровопролития в стране, когда я сделаюсь вашим вождем. Вы перестанете напрасно взывать о правосудии, подвергаться казни; не будут колдуньи травить вас и обрекать беспричинной смерти. Только справедливый закон будет наказывать смертью. Ваших краалей не будут отнимать у вас, и всякий будет спокойно спать в своей хижине без страха. Что же вы скажете, о вожди и воины, что скажешь, народ мой? Решились ли вы стать на мою сторону?
– Решились, о король! – был ответ.
– Хорошо. Оглянитесь теперь, смотрите, как спешат во все стороны гонцы Твалы, как спешат они из великого города на восток и запад, на север и юг, чтобы созвать могучее войско на погибель мою и вашу, на погибель моих друзей и покровителей. Завтра или, быть может, еще через день он придет со всеми, кто остался ему верен. Тогда я увижу, кто не страшится умереть за правое дело; и еще повторяю вам: такие люди не будут забыты, когда настанет час торжества. Я сказал, о вожди и воины и весь народ мой. Теперь идите в свои хижины и готовьтесь к войне.
Наступила минутная пауза; затем один из вождей поднял руку, и громкий приветственный клич прогремел в рядах. Это значило, что войска признают Игноси своим вождем. Потом они зашевелились, построились и ушли, отряд за отрядом.
Через полчаса мы собрались на военный совет, в котором участвовали все предводители отрядов. Для нас было очевидно, что неприятель вскоре нападет на нас с превосходящими силами. С нашей наблюдательной позиции на холме было видно, как стягивались войска со всех концов и как из Лоо отправлялись гонцы по всем направлениям, несомненно, для того, чтобы вызвать подкрепления войскам короля. На нашей стороне было около двадцати тысяч войска, которое составилось из семи лучших полков страны. По расчету Инфадуса и других вождей, в распоряжении Твалы было по меньшей мере от тридцати до тридцати пяти тысяч войска, уже стоявшего наготове в Лоо, да, кроме того, к полудню следующего дня он мог собрать еще тысяч пять, если не больше, в подкрепление.
Между тем мы постарались укрепить, насколько возможно, нашу позицию. За эту работу принялись почти все наши наличные силы, и в те два часа, которые нам оставались до заката солнца, они сделали просто чудеса.
Наш холм был скорее санитарным лагерем, чем крепостью, и до сих пор употреблялся для стоянки тех полков, которые пострадали во время службы в нездоровых местностях страны. Все дороги и тропинки, ведущие на вершину холма, были теперь тщательно загорожены грудой камней. Во многих местах навалили огромные каменные глыбы, чтобы скатывать их вниз, на осаждающих; полкам были заранее отведены определенные места; словом, были сделаны все приготовления, какие только могла придумать наша общая изобретательность.
Перед самым закатом мы заметили небольшую толпу людей, приближавшихся к нам от города. Один из них держал в руке пальмовую ветвь, что означало, что он послан в качестве парламентера.
Когда он подошел ближе, Игноси, Инфадус, двое вождей и мы трое спустились к нему навстречу к подножию холма. Посланный был видный мужчина воинственного вида; как водится, на нем была мантия из леопардовой шкуры.
– Привет! – воскликнул он, приблизившись к нам. – Привет короля нечестивым, ведущим с ним святотатственную войну; привет царственного льва низким шакалам, завывающим вслед ему!
– Говори, – сказал я.
– Вот слова короля: покоритесь его королевской воле, чтобы не было вам хуже. Уже вырвано плечо у черного быка, и король влачит его по полю, истекающего кровью[8].
