заботилась о водителях, делала им подарки – итальянские галстуки и английские носки Иппэя – и высокопарно поясняла, где они произведены.
Когда приходило время отправлять новую партию, Кодзи охватывала грусть. Ему было жаль расставаться с растениями, которые он заботливо выращивал. Цимбидиум с листьями, похожими на пампасную траву [26], отличался изяществом, свойственным «болезненной красоте», благодаря особой, характерной для орхидей форме цветков – они словно парили в воздухе, как внезапное видение, – а также бледно-лиловым лепесткам и похожей на приоткрытые губы сердцевине с разбросанными на желтом фоне фиолетовыми крапинами. Европейские орхидеи в той или иной степени производят такое же впечатление.
Бледно-красные соцветия дендробиума даже не пытались прикрыть свое темно-пурпурное нутро – наоборот, без всякого стеснения выставляли его напоказ. Антуриумы с Гавайских островов, ярко-алые, как синтетическая смола, вытягивали вверх шершавые кошачьи языки. Тигровый хвост, чьи блестящие твердые листья, темные в крапинку и с бледно-желтой окантовкой по краям, формой напоминали морскую капусту. Сортовой каучуконосный фикус с крупными овальными листьями, ананас, ощетинившийся грозными жесткими листьями с поперечными черными полосками, веерная пальма, усыпанная глянцевыми листьями на тонких волосатых стволиках…
Все они лишились опеки Кодзи и теперь выстроились рядами в грязном кузове, чем-то похожие на стайку замерзших, притихших проституток, которых арестовала полиция. Кодзи фантазировал о местах, куда судьба забросит эти цветы и листья. Он представил себе ошеломляюще необъятное и причудливое, беспросветно-темное пространство, где все эти цветы и листья свисают, как маленькие ленточки, прикрепленные там и сям. Цветы в нем – не более чем карикатура. Вместе с листьями они, подобно микробам, растворяются в пространстве, проникая повсюду без разбора и касаясь всего: прагматичной чувствительности, лицемерия, мира и порядка, тщеславия, смерти, болезни…
Заполнив грузовик, Кодзи сложил упакованные глоксинии на тележку и поспешил в порт, чтобы успеть к последнему катеру. Небо постепенно затягивалось облаками, поднялся ветер.
Кодзи отнес растения на катер и понаблюдал, как тот отчаливает. Он заметил, что канаты пришвартованных неподалеку рыбацких баркасов скрипят пронзительнее и громче обычного. Причал, где стоял Кодзи, был залит солнечным светом. На западе лучи пробивались сквозь узкую бледно-голубую расщелину в плотных облаках. Вдалеке, в небольшом окне чистого неба, безмятежно проплывали сияющие облака. Кодзи как будто смотрел на картину в раме. Формой облака напоминали наполненные светом плетеные корзины.
Вернувшись в оранжерею, Кодзи застал там встревоженного Тэйдзиро. Тот услышал по радио, что тайфун приближается гораздо быстрее, чем ожидалось. Решив работать всю ночь, они приступили к сложной задаче: закрепили на оконных рамах теплиц заранее подготовленные большие листы фанеры, а затем дополнительно защитили стекла, повесив сверху соломенные циновки.
После того, что произошло ночью, Юко избегала Кодзи и старалась с ним не разговаривать. Это мешало делу, но Кодзи продолжал усердно трудиться, не жалуясь, как брошенный без присмотра ребенок, полностью поглощенный поставленной перед ним задачей.
Такое отстраненное состояние было необходимо Кодзи, чтобы он мог видеть в своей работе какую-то пользу. Подгоняемый ветром, который к вечеру еще окреп и приносил с собой капли дождя, он находил удовольствие в честном молчаливом труде. Такая работа была даром свыше; в тюрьме она спасала заключенных от мыслей об их тяжкой доле.
Ночь шла своим чередом. Продвигаясь быстрее, чем ожидал, Кодзи принялся за крышу последней теплицы. Взобравшись наверх по лестнице, он уселся на конек крыши, чтобы не раздавить стекла, и взялся за длинный фанерный щит, который передал ему снизу Тэйдзиро.
Чтобы легче было работать, в теплицах зажгли все флуоресцентные лампы, и их яркий свет придавал саду потусторонний вид. В небе, сталкиваясь друг с другом, громоздились густые тучи. Глядя себе между ног, Кодзи рассматривал цветы в теплице. Там было светло и тихо, закрытая дверь не пропускала внутрь ветер. Кодзи показалось, что прежде он ни разу не видел таких независимых цветов – они тихо дышали ночным воздухом и не замечали пристального взгляда человека. Более того, своими яркими красками цветы и листья, неподвижно теснившиеся в безлюдной теплице, создавали ощущение опасности.
Ловко балансируя под порывами ветра пополам с дождем, как моряк на верхушке мачты, Кодзи отточенными ударами вбивал один гвоздь за другим, затем менял позицию и приколачивал к раме следующий лист фанеры. Теплый ветер разносил по округе звонкий стук молотка. Кодзи подумал, что сейчас порыв ветра бросит ему в лицо гроздь дождевых капель, но дождь поредел и падал теперь на верхушки мимоз. Кодзи чувствовал, как мрачное, бурное небо давит на него сверху. Ветер наделял сознание Кодзи невероятной эмоциональной свободой и словно уносил в безбрежную даль все его слова. На манер профессионального плотника он зажал губами несколько гвоздей. Неописуемо сладкий вкус стали. Чувство свободы почти ужасало.
Кодзи заметил, что с веранды в сад спускается одетая в свободные брюки Юко. При виде пребывавшей в дурном настроении хозяйки чувство свободы вмиг улетучилось. Было за полночь, и обычно в это время они с Иппэем уже ложились спать. В руках Юко держала по бутылке кока-колы. Похоже, она хотела наградить работников за усердный труд. С Кодзи она по-прежнему не хотела разговаривать, поэтому обратилась к Тэйдзиро, но ее громкие слова подхватил и унес ветер, так что до Кодзи долетели лишь обрывки:
– Спасибо за работу. Может, прервешься ненадолго? Чем-нибудь помочь?
При этих словах внезапный порыв ветра сорвал с ее головы небрежно накинутый шарф и, подняв его высоко в воздух, забросил на угол стеклянной крыши прямо перед Кодзи. С непокрытой головой и развевающимися, как языки пламени, спутанными волосами, Юко напомнила ему красивого зверя.
Она не смогла удержать шарф, потому что держала бутылки с колой. Поставив их у входа в теплицу, Юко подняла руки. В свете из теплицы половина ее лица казалась бледной. Юко запрокинула голову и впервые обратила неулыбчивый взгляд на Кодзи, будто в молитве.
Кодзи протянул руку и взял шарф. Тончайший черный жоржет был вручную расписан золотыми узорами в виде плюща. Он выплюнул гвозди, завернул их в шарф и крикнул:
– Я сейчас брошу! Внутри груз, отойди!
Юко кивнула – она внимательно следила за действиями Кодзи. С легким восхищением она смотрела, как на фоне взбудораженного ночного серого неба сидящий на крыше теплицы юноша приготовился к броску и ветер треплет его одежду.
Шарф свернулся черным комком и упал на бетон перед теплицей. Юко подошла и осторожно, точно к незнакомому предмету, протянула к комку руку. Вытряхнула гвозди, провела рукой по волосам и теперь уже крепко завязала концы шарфа под бледным подбородком. Потом выпрямилась, помахала рукой оседлавшему крышу Кодзи и впервые с прошлого вечера улыбнулась
