– О, этот ветерок и впрямь освежает, – произнесла она, вдыхая вечерний воздух, – пододвинь-ка сюда кресло и открой еще окно в сад. Вот так, хорошо… А что, князь не вернулся из Монреаля?
– Нет еще.
– Тем лучше: я не хочу, чтобы он видел меня такой… Я, наверное, сейчас ужасно выгляжу?
– Напротив, графиня, я никогда еще не видела вас такой красивой, как сейчас. Я уверена, что во всем городе не сыскать женщины, которая бы вам не позавидовала.
– Даже маркиза де Рудини?.. А графиня де Бутера?
– Даже они.
– Знаешь что, Тереза, князь, наверное, платит тебе, чтобы ты мне льстила.
– Клянусь, госпожа, я говорю чистую правду.
– А все-таки замечательно жить в Палермо, – заметила графиня, глубоко вздохнув.
– Еще бы, вам двадцать два года, вы богаты и красивы, – продолжала, улыбаясь, Тереза.
– Ты точно читаешь мои мысли. Но я хотела бы, чтобы и вокруг меня все были счастливы… Скоро твоя свадьба?
Тереза ничего не ответила.
– Ее ведь, кажется, назначили на следующее воскресенье? – продолжала спрашивать графиня.
– Да, синьора, – ответила камеристка с тяжким вздохом.
– В чем же дело? Ты, может быть, раздумала?
– Нет.
– Тебе не нравится Гаэтано?
– Нет, нет, что вы! Я уверена, он хороший человек, и я с ним буду счастлива. К тому же, выходя за него, я все равно остаюсь при вас, а мне ничего, кроме этого, и не надо.
– Почему же тогда ты так вздыхаешь?
– Простите, синьора, я вспоминаю нашу родину.
– Нашу родину?
– Да, графиня. Вы, будучи уже в Палермо, вспомнили, что в деревне, которой владеет ваш отец, осталась я, ваша молочная сестра… Тогда вы написали мне, чтобы я приехала к вам, а я уже была невестой одного молодого человека из Баузо.
– Почему же ты раньше не сказала мне об этом? Князь по моей рекомендации взял бы его к себе в дом.
– Он бы не захотел быть слугой, он слишком горд.
– Неужели?
– Он уже отказался от места в имении князя де Гото.
– Что ж, он благородного происхождения, этот молодой человек?
– О, нет, он горец.
– Как его имя?
– Я не думаю, чтобы графиня его знала, – поспешно сказала Тереза.
– Так ты грустишь о нем?
– Право, не знаю… Я знаю только то, что если выйду замуж не за Гаэтано, а за него, то мне придется очень много работать, а это для меня будет нелегко, особенно после службы у вашего сиятельства. Мне так хорошо у вас.
– Меня нередко упрекают в излишней гордости и вспыльчивости. Разве это не правда, Тереза?
– Вы всегда были очень добры ко мне. Больше я ничего не могу сказать.
– О, на меня клевещет палермская знать… А все потому, что графы де Костель-Нуово получили дворянство при Карле V, тогда как графы де Вентимилле и де Партанна происходят, как они сами утверждают, от Танкреда и Рожера. Впрочем, женщины-то настроены против меня совсем по иным причинам. Они завидуют тому, что Родольфо меня любит, и стараются всеми силами увести его у меня. Но это им не удается, потому что я красивее их, Карини говорит мне это каждый день. Да и ты тоже, лгунья.
– В этой комнате, графиня, есть более веское доказательство вашей красоты, чем мои слова.
– Что же это такое?
– Зеркало вашего сиятельства.
– Полно тебе говорить глупости… Зажги свечи у ночного столика.
Камеристка повиновалась.
– Теперь закрой это окно и оставь меня одну, окна, выходящего в сад, вполне достаточно…
Тереза исполнила приказание и удалилась. Едва за ней закрылась дверь, как графиня устроилась у ночного столика и стала смотреться в зеркало. Она была явно довольна своим отражением.
Прелестную графиню звали Эмма, или, точнее, Джемма, как ее все привыкли называть, когда она была еще ребенком. Ее родители нарочно прибавили к имени дочери лишнюю букву, так как «Gemma» по-итальянски означает «драгоценный камень».
Графиня ошибочно приписывала свое благородное происхождение росчерку пера Карла V. Тонкая и гибкая талия обличала в ней гречанку, черные, бархатистые глаза достались ей, несомненно, от арабских предков, и, наконец, белый, матовый цвет кожи указывал на галльскую кровь. Графиня могла бы смело и с равным успехом похвастать своим происхождением от какого-нибудь афинского архонта, сарацинского эмира или нормандского вождя. Красота, подобная той, которой она обладала, встречалась лишь в Сицилии, более того, в одном только городе на всем земном шаре – в Арле, где такое смешение крови и рас, соединяющее эти три столь различных типа, не является большой редкостью.
Сначала Джемма хотела принарядиться, но, посмотревшись в зеркало, нашла, что ей очень идет эта небрежность туалета, и некоторое время в наивном восхищении любовалась собой. Так смотрится в зеркало воды цветок, наклонившись над ручьем. Ее восхищение не было горделивым, наоборот, оно было преисполнено благодарности к Творцу, которому угодно было создать такую красоту. Итак, она решила не переодеваться и осталась в чем была. И в самом деле, какая прическа была бы ей больше к лицу, чем ее роскошные распущенные волосы? Какая кисть смогла бы улучшить правильный изгиб ее бархатных бровей? Какая помада осмелилась бы соперничать с коралловым цветом ее губ, сочных, как гранат?
Графиня смотрела на себя и упивалась собственной красотой без всякой другой мысли, но мало-помалу она впала в легкую задумчивость. В зеркале, стоявшем как раз напротив открытого окна, отражалось не только ее ангельское личико, но и ночное небо. Джемма совершенно бесцельно, шутя, стала считать в зеркале зажигавшиеся на небосклоне звезды. И вдруг ей показалось, что позади нее, на фоне звездного неба, мелькнула какая-то тень. Она быстро обернулась: в окне стоял человек. Джемма вскочила и хотела закричать, но неизвестный спрыгнул в комнату и, протянув к ней руки, умоляющим голосом произнес:
– Ради бога, сударыня, не кричите… Клянусь честью, вам нечего бояться, я не сделаю вам ничего дурного.
Джемма медленно опустилась в кресло. После появления неизвестного и произнесенных им слов в комнате воцарилось молчание, продлившееся несколько мгновений. За это время графиня успела быстрым и боязливым взглядом осмотреть человека, попавшего в ее комнату столь необычным образом.
Это был молодой человек лет двадцати пяти – двадцати шести, судя по внешности – простолюдин. На нем была калабрийская шляпа с широкой лентой, спадавшей ему на плечи, бархатная куртка с серебряными пуговицами и бархатные же шаровары, также с серебряными украшениями; он был опоясан шелковым красным кушаком с вышивкой и зеленой бахромой. Такие кушаки делают по образцу восточных, в Мессине. Наконец, кожаные гетры и сапоги дополняли этот не лишенный элегантности костюм горца, подобранный будто с намерением подчеркнуть все достоинства рослой фигуры его обладателя. Лицо незнакомца носило отпечаток чего-то дикого, но было вместе с тем необыкновенно красиво: ярко выраженные черты южанина, смелый и гордый взгляд, черные волосы и такая же борода, орлиный нос и белоснежные зубы.
Все это совершенно не успокоило Джемму, и неизвестный, видя, что она протягивает руку к столику, догадался, что графиня намеревается позвонить.
– Разве вы меня не поняли, сударыня? – произнес он на мягком сицилийском наречии, придавая голосу оттенок бесконечной кротости. – Я вовсе не желаю вам зла, напротив, если вы исполните просьбу, с которой я к вам пришел, то я буду боготворить вас. Вы хороши, как Мадонна, будьте же и добры, как она.
– Чего же вы хотите? – спросила Джемма дрожащим голосом. – И почему вы пришли ко мне таким странным образом и в столь поздний час?
– Если бы я искал встречи с вами обычным путем – с вами, дамой знатной, богатой и любимой человеком, обладающим почти королевской властью, – то весьма вероятно, что вы бы не приняли меня, человека бедного и простого. Не правда ли, сударыня? Но допустим даже, что вы бы меня выслушали, – все равно ответ вы дали бы мне нескоро, а мне некогда ждать.
– Что же я могу для вас сделать? – спросила Джемма, почти успокоившись.
– Все, сударыня, так как в ваших руках находится мое счастье или мои страдания, моя жизнь или моя смерть.
– Я вас не понимаю, объяснитесь.
– У вас служит молодая девушка из Баузо.
– Тереза?
– Да, Тереза, – продолжал неизвестный дрожащим голосом. – Эта девушка должна вскоре выйти замуж за лакея князя Карини, а между тем она моя невеста.
– Ах, так это вы и есть…
– За меня она должна была выйти замуж, но тогда как раз пришло ваше письмо, вы звали ее к себе. Она обещала остаться мне верной, поговорить с вами и, если вы откажете в ее просьбе, вернуться ко мне. Я ждал ее. Целых три года прошло, я ее ни разу за это время не видел, и так как она не вернулась, то я приехал сам. Только здесь я узнал, в чем дело, и решил упасть к вашим ногам и выпросить у вас Терезу.
– Я люблю Терезу и не желаю отпускать ее. Гаэтано служит лакеем у князя, и Тереза, выйдя за него замуж, останется при мне.
