Я шагал по бульвару Сульт, вдоль цепочки домов. Порой то на одном, то на другом фасаде появлялось солнечное пятно. Время от времени я замечал их и на тротуаре. Эти контрасты тени и света, когда заходит солнце, эта жара и этот пустынный бульвар... Касабланка. Да, я шел по одному из главных проспектов Касабланки. Стемнело. Из раскрытых окон до меня долетало буйство телевизоров. Это снова был Париж. Я вошел в телефонную будку и пролистал справочник в поисках фамилии Риго. Целая колонка Риго с разными именами. Но как звали моего - я не помнил.
И, однако же, у меня было ощущение, что Риго жив, что он где-то на окраине Парижа, в одном из отдаленных кварталов. Сколько мужчин и женщин, которых считают мертвыми или пропавшими, живут в этих кварталах на дальних границах Парижа... Я уже приметил таких людей, двоих или троих, у заставы Доре, с печатью прошлого на лице. Они бы могли многое рассказать, но будут хранить молчание до самого конца, и им совершенно наплевать, что мир забыл о них.
В своей комнате в гостинице "Доддс" я думал о том, что обычно одно лето не отличается от другого. Июньские дожди, жаркие дни, 14 июля, когда мы с Аннет принимали друзей на нашей террасе в Сите-Верон... Но то лето, когда я познакомился с Ингрид и Риго, было совсем другого свойства. Какая-то легкость еще оставалась в воздухе.
В какой же момент моей жизни исчезло это ощущение однообразия? Установить это было бы трудно. Точной границы нет. Лето самоубийства Ингрид в Милане? Оно казалось мне совершенно таким же, как и все другие. Это сейчас, вспоминая пустынные под палящим солнцем улицы и удушающую жару в желтом такси, я испытываю ту же тревогу, что и сегодня в Париже, в июле.
Уже довольно давно - и на этот раз сильнее, чем обычно, - лето вызывает у меня ощущение пустоты и отсутствия и уносит в прошлое. Может, тому причиной слишком резкий свет, уличная тишина, эти контрасты лучей заходящего солнца и тени на фасадах домов по бульвару Сульт в тот вечер? Прошлое и настоящее сплавляются в моей голове в результате какого-то двойного наложения, и тревога моя, несомненно, происходит именно от этого. Я ее ощущал не только в состоянии одиночества, как сегодня, а каждый раз, когда мы отмечали 14 июля на террасе в Сите-Верон. И всегда Ветцель и Кавано говорили мне: "Жан, что-нибудь не так? Тебе надо выпить бокал шампанского..." Или Аннет прижималась ко мне, ласково проводила пальчиком по моим губам и шептала на ухо со своим датским акцентом: "О чем ты задумался, Жанно? Скажи, ты все еще любишь меня?" А вокруг взрывы смеха, перешептывание, музыка.
В то лето еще не было тревог и этого странного наложения прошлого на настоящее. Мне было двадцать лет. Я возвращался на поезде из Вены и вышел в Сен-Рафаэле. Девять часов утра. Я собирался сесть в автобус, который отвез бы меня в Сен-Тропез. Но, сунув руку в карман куртки, понял, что у меня украли все деньги, которые еще оставались: триста франков. В тот момент я решил не задумываться о будущем. День был ясный, жара стояла почти такая же, как сегодня, но тогда я не видел в этом ничего ужасного.
У выезда из Сен-Рафаэля я встал на дороге, идущей вдоль берега моря, надеясь доехать автостопом. Ждать пришлось около получаса, но вот черная машина остановилась возле меня. Первое, что меня удивило, - женщина за рулем, а мужчина сидит на заднем сиденье. Она выглянула в открытое окошко. На ней были темные солнечные очки.
- Вам куда?
- В сторону Сен-Тропеза.
Кивком головы она дала понять, что я могу сесть в машину.
Они ничего не говорили. Я подыскивал фразу, годящуюся для начала разговора.
- Вы на отдыхе?
- Да...
Она ответила мне рассеянно. А мужчина на заднем сиденье изучал какую-то карту, которая была намного больше, чем карты путеводителей Мишлен. Я хорошо видел его в зеркальце.
- Скоро будем в Иссамбре...
Она смотрела на дорожные указатели. Потом повернулась ко мне:
- Ничего, если мы на минутку остановимся в Иссамбре?
Она сказала это так естественно, будто мы были знакомы очень давно.
- Мы остановимся, а потом поедем дальше, в Сен-Тропез, - улыбнувшись, сказал мне он.
Свернув карту, он положил ее на сиденье рядом с собой. На мой взгляд, им было лет по тридцать пять. Она брюнетка со светлыми глазами. У него зачесанные назад короткие волосы, массивное лицо со слегка приплюснутым носом. На нем была замшевая куртка.
- Это, должно быть, там... Тот человек ждет нас. - Он наклонился к ней и положил руку ей на плечо.
Человек в летнем костюме с тяжелым темным портфелем ходил взад-вперед перед воротами какой-то виллы. Она поставила машину на тротуар, за несколько метров до ворот.
- Мы на минуту, - сказала она. - Вы не могли бы подождать нас в машине?
Он вышел первым и открыл ей. Когда она вышла, он закрыл за ней дверцу. Потом заглянул ко мне в открытое окошко:
- Если заскучаете, можно закурить... Сигареты в ящичке для перчаток.
Они двинулись к человеку с портфелем. Я заметил, что мой спутник немного подволакивает ногу, но держится очень прямо, заботливо и покровительственно обнимая женщину за плечи. Они пожали руку человеку с портфелем, тот открыл ворота и пропустил их вперед.
Из ящичка для перчаток, когда я искал там сигареты, выпал паспорт. Прежде чем положить на место, я открыл его: не могу сказать, сделал ли я это машинально или из простого любопытства. Французский паспорт на имя Ингрид Теирсен, в замужестве Риго. Меня удивило, что она родилась в Австрии, в Вене, городе, где я прожил несколько месяцев. Я закурил, но после первой же затяжки меня затошнило: сегодня ночью в поезде я совсем не спал и ничего не ел со вчерашнего обеда.
Я не вышел из машины. Пытался бороться с усталостью, но время от времени проваливался в какой-то полусон. Услышав шепот, я открыл глаза. Они оба и человек с темным портфелем стояли возле машины. Они пожали ему руку, и человек с портфелем, широко шагая, удалился.
Открыв дверцу, я вышел из машины.
- Вы не хотите сесть впереди? - спросил я у мужчины.
- Нет-нет... Я вынужден сидеть сзади из-за ноги... Я еще не могу согнуть ее до конца... Старая рана в колене...
Казалось, он хотел меня успокоить... Улыбался мне. Риго ли это, упомянутый в паспорте?
- Можете садиться, - сказала мне она, очаровательно нахмурив брови.
Открыв бардачок, взяла сигарету и тронула машину довольно резко. Он по-прежнему оставался сзади, положив на сиденье вытянутую ногу.
Она вела машину очень медленно, и мне стоило больших усилий держать глаза открытыми.
- Вы сюда на каникулы? - спросила она меня.
Я боялся, как бы они не задали других вопросов, более конкретных: "Где вы живете? Где вы учитесь?"
- Не совсем... - ответил я. - Я не уверен, что останусь здесь.
- Мы живем в маленьком домике возле пляжа Памплон, - сказала она. - Но хотим подыскать себе что-нибудь другое... Пока вы ждали нас, мы посмотрели одну виллу... Обидно... Мне кажется, она слишком большая...
Он по-прежнему молчал за нашими спинами. Одной рукой он все время массировал свое колено.
- Что мне понравилось, так это название: "Иссамбр". Правда ведь, красивое? - И она посмотрела на меня сквозь свои темные очки.
При въезде в Сен-Тропез мы повернули вправо, на дорогу к пляжам.
- Вот, начиная отсюда я всегда путаюсь, - сказала она.
- Дальше все время прямо.
Его столичный выговор навел меня на мысль спросить, не в Париже ли они живут.
- Да, но, может, окончательно обоснуемся здесь, - ответила она.
- А вы сами живете в Париже?
Я обернулся к нему. Нога его по-прежнему лежала на сиденье. Мне показалось, что он с иронией оглядывает меня.
- Да, в Париже.
- С родителями?
- Нет.
- Оставь его в покое, - сказала она. - Мы же не из полиции.
Показалось море, далеко впереди, немного внизу, за виноградниками и сосновой рощицей, занимавшими довольно большое пространство.
- Ты опять проехала слишком далеко, - сказал он. - Надо было взять левее.
Она развернулась и едва не столкнулась с машиной, ехавшей навстречу.
- Вам не страшно? - спросил он меня. - Ингрид очень плохо водит. Через несколько дней, когда моя нога будет получше, я смогу сесть за руль.
Мы свернули на дорогу, в начале которой был указатель: "ТАИТИ МООРЕА".
- У вас права при себе? - спросила она меня.
- Да.
- Тогда вы можете вести машину вместо меня. Так будет разумнее.
Она остановилась у перекрестка, и я уже был готов сменить ее за рулем, но она сказала:
- Нет-нет... Не сейчас... Попозже...
- Теперь налево, - сказал он и показал ей еще одну табличку "ТАИТИ МООРЕА".
Теперь мы ехали по дороге, обсаженной розовыми кустами, вдоль каменной ограды, в которой оказалась темно-синяя дверь. Здесь машина остановилась.
- Я предпочитаю вернуться по пляжу, - сказал он.
Мы поехали дальше, пока не очутились на пустыре перед рестораном "Моореа", где была устроена автостоянка. Поставив машину, мы прошли по пустой террасе ресторана и оказались на пляже.
