— Да объясни ты толком. Машину загромождаешь.
— Все равно ничего не поймете.
Мы подъезжали к озеру Балтыкуль. Большое озеро, красивое, в камышах. Еще с полкилометра — и будем на месте. Но пассажир предполагает, а шофер располагает. Впереди на дороге большая грязная лужа. Савин забыл, что он не на «Волге», а на чернорабочем грузовике, которому грязь не опасна, и, не доезжая до лужи, свернул в сторону, чтобы ее по сухому месту объехать. И машина влипла в трясину. А озеро на виду. Какая досада! Мы вылезли из кузова. Не торопясь, вышел из кабины и Савин.
— Узнаете сейчас, для чего я хлам-металл подбираю… Дайте сюда цепи.
Шофер обмотал цепью задние скаты, связку цепей положил под передние колеса. Заревел мотор, полетели из-под колес жирные комья грязи.
Через несколько минут мы были у цели.
Когда разгрузились, Савин подозвал Иру.
— Надо цепи собрать и вымыть.
— Мне обед варить надо…
— Успеется. Делай, что говорят. — И девочка пошла собирать вмятые в грязь цепи…
Вода в озере полусоленая. Богатый планктон. Много пищи для водоплавающих и рыбы. В камышах раздавался шелест: в зарослях гуляло бесчисленное множество карасей.
Поставили сеть. Уже через час затрепетали осокоревые поплавки. Вынули сеть из озера. Столько попало карасей, что мы всю посуду ими заполнили.
Утром, когда геологи уточняли планы предстоящих походов, из-за озера на лодке приехал старый казах. Худощавый, загорелый до черноты.
— Здравствуй! Меня зовут Ермак. За озером огороды сторожу. Нет ли рыбы на уху?
У запасливого старика оказался мешок. Высыпали ему ведро свежих карасей.
— Зачем много? У меня денег не хватит заплатить.
— Не надо денег. Это тебе подарок.
— Спасибо. В долгу не останусь.
С той поры старик стал частым гостем лагеря. Он рассказал о себе много интересного.
Ермак в гражданскую войну партизанил, получает персональную пенсию. Сын — инженер-механизатор, дочь работает в совхозе врачом. У него восемь, внуков, — большие и маленькие.
— Почему не отдыхаешь?
— Как не отдыхаю? Огороды охраняю. Разве это не отдых? Ночью охраняю, днем сплю. Уток стреляю, внукам сказки рассказываю. Чем, не отдых! Сурков ловлю. В прошлом лете добыл восемьдесят штук.
Ермак охотится на этого пушного зверька без ружья. Обычно над норой сурка наклонно на колышке приспосабливается широкая доска или лист железа. К колышку привязывают шнур длиной метров пятьдесят. Охотник с другим концом шнура лежит в укрытии.
— Вот и ждешь, — рассказывал Ермак. — Как он, зверь, вылезет из норы, дернешь за шнурок, колышек упадет — доска прикроет нору. Подходи к нему ближе, бей палкой по голове.
— Вам, дедушка, не жаль сурков? — спросила Ира.
— А что их жалеть, девушка? Когда здесь была нетронутая степь, от тарбаганов не было большого вреда.
— Какие тарбаганы? — не удержался Илюша Смирнов. — Ты ведь о сурках рассказываешь.
— Не мешай. Слушай. В степи этого зверя по-разному называют. Где свистуном, где тарбаганом, у нас сурком… Когда появились совхозы, от сурков пошел большой вред. Они норы роют, выгребают наверх глину. Сурчина называется. На сурчине даже полынь не растет.
— На кого, дедушка, походит сурок? — спросила Ира.
Старик подумал и ответил:
— Как сказать, на кого похож сурок? Величиной больше кошки, шерстью похож вот на этого вашего механизатора. И гляделки такие же узкие, как у него.
Савин пробурчал что-то и скрылся в палатке.
Мы тоже иногда навещали старого казаха на его огороде. Угощали рыбой, а он нас кумысом.
— Почему крепок казах? Худой, копченый, а здоровый, — говорил Ермак. — Потому крепкий, что пьет кумыс. На наших степных курортах больные со всей России кумысом лечатся. Ай-ай-ай! Сколько людей он спас от чахотки и других разных болезней!
Ермак познакомил нас с бригадиром.
— Хорошие люди, — сказал он ему. — Ищут, что есть полезное в нашей земле.
— Может быть, вам овощи какие нужны? — спросил бригадир.
— Спасибо. У нас пока все есть.
— Если надо что будет, милости просим на огород. Скоро огурцы поспеют.
Прошли дожди. Дорогу от озера так развезло, что нечего было и думать ехать на машине за продуктами. Тогда мы и вспомнили про совхозный огород.
— Что же, Ирочка, — предложила Тамара Александровна, — бери посуду и поезжай на лодке. Бывала у дедушки на огороде, дорогу знаешь.
— Хорошо, но я одна боюсь. В огороде злая собака.
— Может быть, мне съездить с Ирой? — спросил Илья Смирнов.
— Нет! Я поеду на огород, — заявил Савин. — В армии не таких собак видел. Сами знаете, на военной службе был дрессировщиком.
Спустили на воду резиновую лодку. Савин сел за весла. Ира с эмалированным ведром устроилась на корме. Савин усиленно греб и рассказывал Ире случаи из своей солдатской жизни.
— Меня сам генерал хвалил за собак. Спасибо, дескать, за службу. Раз я вез собак из Воронежа. Злые — не подходи. И совсем дикие. Мне отдельный вагон дали. Даже контролеры не смели заходить в вагон. А я ничего. Так скрутил четвероногих, что они у меня руки лизали, на брюхе передо мной ползали. Честное слово. А что стоит огородная дворняжка? Котенок, по сравнению с настоящей овчаркой…
«Какой храбрый, — завидовала Ира. — Мне бы такой быть…»
Мы наблюдали за ними в бинокль. Вот они переехали озеро и на той стороне скрылись из виду.
Прошло некоторое время. Неожиданно из-за озера со стороны огорода раздался ужасающий крик. Обычно так кричат поросята на рынке.
Потом все стихло.
На озере показалась лодка. Странно: уехали вдвоем, а возвращалась одна Ира. Где же шофер Савин?
А случилось вот что.
Подойдя к огороду, они заметили, что в сторожке темно.
— Сторож, вероятно, в поселок ушел, — предположил Савин. — Мы и без него обойдемся.
— Нехорошо, — сказала Ира. — Подумают, что мы воры.
— Не возвращаться же в лагерь с пустым ведром. Пошли.
И Савин первым через калитку вошел в огород.
Зарычала собака. Савин остановился.
— Попробуй сама идти вперед, — сказал он Ире. — Тебя здешняя собака лучше знает, чем меня.
Ира послушалась. Шофер юркнул за ее спину. Из травы с лаем выскочила большая рыжая собака. Ира отпрянула. Савин остановился как вкопанный. Собака, длинной веревкой привязанная к колу, прыгала на задних лапах, рвалась и хрипела. Собачий дрессировщик Савин пытался её успокоить.
— Фу-фу!
Но она была неученая и не понимала собачьей грамоты.
Савин пятился-пятился и выбежал за калитку, чем еще больше разозлил собаку. Она сильным рывком выдернула из земли березовый кол и бросилась на девушку. Та закричала. Не от страха, как она потом рассказывала нам, а по привычке: все девчонки кричат, если видят что-нибудь непривычное. Защищаясь ведром, Ира изловчилась и надела его собаке на голову. Прибежал Ермак с берданкой, успокоил четвероногого сторожа.
— Прилег отдохнуть, — объяснил Ермак, — и слышу: Кычан заливается. Воры, думаю. Хорошо, что свои. Кычан, Кычан! Дурачок бестолковый. Это своя девчоночка.
Умный пес, хотя и неученый, дружелюбно виляя хвостом, подошел к Ире и лизнул ей руку.
Ермак помог девушке набрать огурцов, проводил до лодки. Ира подождала немного Савина, но, не дождавшись, поплыла домой одна.
На озере кипела жизнь. Из камышей доносились шумная возня и кряканье уток. Самки сзывали на ночлег своих непослушных утят. Со свистом рассекая воздух, над головой девушки проносились острокрылые чирки. В вышине в чинном порядке летели гуси. Их белые крылья горели, как огонь, под лучами уже осевшего за горизонт солнца. Смелые лыски подплывали вплотную к бортам лодки, так что их можно было веслом достать.
Полное безветрие, но камыши заметно трепетали — это от игры карасей.
Так бы вот и плыть бесконечно. И девушка не спешила, временами забывая, где она и что она. Как в сказке!
А ее нетерпеливо ждали товарищи. Сам Николай Иванович стоял на берегу с биноклем.
— Заболела она, что ли, или новая шалость? Не гребет, безрукая… Дайте сигнал.
Раздался автомобильный гудок. Ира встрепенулась и сильными ударами весел погнала лодку к своему берегу.
Первым встретил Иру Илюша Смирнов. Он ни о чем не спрашивал, только улыбался как-то странно. Помог Ире вытащить лодку на песок, взял из ее рук ведро с огурцами и зашагал к палатке.
— Где Савин? — спросил Иру Николай Иванович.
— Убежал.
— Поссорились?
— Да нет. Придет, сам объяснит, почему убежал…
Мы спали, а на кухне трудилась наша Ира. Дел у нее много-много. Надо посуду вымыть, приготовить завтрак, наносить в бачок воды. Ира вспомнила маму. Когда маму называли домашней хозяйкой, Ира даже стыдилась за нее. Но теперь сама знает, что такое домашняя работа. Спать ложишься позднее всех, утром встаешь раньше всех. Весь день вертишься как белка в колесе. И чтобы все были сыты и довольны. Хоть и называется она в отряде не домашней хозяйкой, а работницей-поварихой, но это все одно, много общего.
