В пятнадцатый день десятой луны 1140 года, двадцати лет от роду, Сайге пошел на решительный шаг, требовавший большой силы воли. Он постригся в монахи, оставив вассальную службу и, по некоторым сведениям, семью: жену и маленькую дочь. Годы спустя Сайге, как рассказывают, увидел свою жену, тоже принявшую постриг, и пролил слезы.
Уходя, он сложил прощальную песню:
Жалеешь о нем...
Но сожалений не стоит
Наш суетный мир.
Себя самого отринув,
Быть может, себя спасешь.
Последние строки допускают двоякое толкование: и религиозное и житейское. Бежал ли Сайге от опасности? Пережил ли какую-то личную драму, или душный мирок придворных ему опротивел? Мы этого не знаем. Вернее всего, поэзия увлекла его в монашество.
Лирический герой "Горной хижины" - поэт-философ, влюбленный в красоту мира, добровольно избравший уединение, где он творит, "звуков и смятенья полн". Для Сайге жизнь и поэзия нераздельны. Другие могли воспевать природу и одиночество во дворце столицы, только не он.
Пятьдесят лет прожил Сайге в монашестве, но, по слухам, не пользовался особой славой как знаток священного писания и религиозный учитель. Его буддистские стихи не дидактичны. Мир для Сайге полон грустной прелести и обаяния, он не в силах отринуть прекрасное. "Неразумное сердце" поэта улетает вслед за облаком, похожим на цветущие вишни.
Среди многих рассказов о Сайге есть и такой.
Высокочтимый Монгаку, вероучитель секты Сингон, в свое время пользовавшийся большой славой, возненавидел Сайге.
"Дурной монах! - говорил он про Сайге своим ученикам. - Покинув мир, должно идти по прямому пути будды, как подобает подвижнику, он же из любви к стихам блуждает повсюду, сочиняя небылицы. Попадется мне на глаза -- разобью ему голову посохом".
Однажды весной Сайге пришел в монастырь и, полюбовавшись цветущими вишнями, попросился на ночлег. Монгаку пристально на него посматривал, к ужасу учеников, словно задумал что-то недоброе, но в конце концов, оказав ему вежливый прием, отпустил с миром.
Ученики полюбопытствовали, почему он так кротко обошелся с ненавистным Сайге.
"Глупцы! - отвечал Монгаку.- Взгляните на его лицо. Ударить такого? Как бы он сам не хватил посохом меня, Монгаку".
В легендах Сайге всегда выступает как человек, исполненный достоинства и силы. Когда феодальный вождь Минамото-но Ёритомо подарил ему серебряную курильницу в виде кошки, Сайге бросил ее детям на дороге: "Вот вам игрушка!" Он не просто бродячий монах, он ведет себя как власть имеющий, и эта власть над людьми дарована ему поэзией.
Вечным скитальцем вошел Сайге в поэзию и легенду. Так его изображает, например, знаменитый художник Сотацу (XVII в.): вот Сайге глядит на гору Фудзи, вот он бредет под осенним бесконечным дождем...
Первые лет семь после своего пострижения Сайге провел невдалеке от столицы. Хэйан (Киото) лежит в окружении гор. На горах Западных, Восточных, Северных стояли в самых живописных местах знаменитые буддийские храмы-монастыри. Сайге переходил из одного в другой, видимо, не подчиняясь монастырскому уставу, как свободный гость. Следует отметить, что во времена междоусобиц монастыри были хранителями культуры.
С миром поэзии он не порывал. Посылал стихи своим друзьям в Хэйане, не чуждался поэтических собраний, где сочиняли, по обычаю, стихи на какую-нибудь тему. Иногда сюжет подсказывала окрестная природа, другой раз картина на ширме. Стихи тут же обсуждались, такое живое общение очень важно для поэта. Вокруг признанного мастера собирались ученики и последователи. Они записывали его беседы, старались сохранить его стихи для потомства.
В "Горной хижине" немало поэтических диалогов. Сайге обменивался стихами с другими поэтами. Иногда посылалась лишь одна строфа, танка легко делилась на две: начальное трехстишие и конечное двустишие. Надо было написать другую строфу так, чтобы получилась одна танка, вполне поэтически завершенная, - нелегкая задача.
Цепь можно было продолжить: так, во время поэтических состязаний родилась новая стихотворная форма - рэнга ("сцепленные строфы" **). Строфы следовали одна за другой в переливчатой игре контрастов, переходов, двойной игре образов.
Даже в тихих монастырях было неспокойно, история то и дело давала знать о себе. Из Хэйана приходили тревожные вести одна хуже другой. Борьба за власть между феодалами разгоралась. Знатнейшие подвергались опале, и среди них многие друзья и покровители Сайге. Шатались и рушились вековые устои. Можно думать, что поэт пережил тяжелые душевные потрясения.
Сайге отправляется на Север. Это было трудное и опасное паломничество. Путь шел по узкой тропе через горы Сае (Сая)-но Накаяма. Через много лет, когда Сайге исполнится семьдесят, он вновь повторит это путешествие и сложит о нем бессмертные стихи.
Конечно, Сайге не был безродным нищим монахом и даже высшие феодалы принимали его с почетом. Но велики были тяготы пути. В горах подстерегали разбойники, и нелегко преодолеть высокие перевалы, когда идешь словно по облакам над самой бездной.
Сайге совершил еще много путешествий в самые разные области Японии. Перед ним открывалась красота родной страны и тяжелая жизнь народа. Он проникал в самую глубь отдаленных гор, но повсюду его настигали страшные и печальные слухи о мятежах и междоусобицах. Множились личные потери.
Не помечая тропы,
Все глубже и глубже в горы
Буду я уходить,
Но есть ли на свете место,
Где горьких вестей не услышу?
Нельзя было уйти от трагических событий современной ему истории, от груза прошлого, от воспоминаний, от себя самого.
Лет от тридцати до шестидесяти с лишним Сайге жил на горе Коя, священном месте для адептов секты Сингон. Заголовки к некоторым из его стихов гласят: "Написано на горе Коя". Сайге никогда не прерывал свои поэтические труды.
Борьба между юго-западным кланом феодалов под водительством рода Тайра и северо-восточным лагерем, во главе которого стоял клан Минамото, шла с переменным успехом. В середине века власть в Японии захватил Киемори из рода Тайра. Н. И. Конрад говорит о нем: "...в своем могущественном кулаке он крепко сжал дряблый, погрязший в интригах, выродившийся, всецело увлеченный обманчивым блеском чинов и церемоний хэйанский двор, скрутил некогда надменных канцлеров Фудзивара и, беспощадно сметая все со своего пути, готов был дать, - и однажды, в упоении властью, дал приказ, - остановиться солнцу".
Киемори удалось разгромить своих противников. На них обрушились жесточайшие преследования.
Сайге оставался в стороне от схватки. Последние годы своей жизни он провел в Исэ, где находятся храмы исконной японской синтоистской религии и среди них святилище богини солнца Аматэрасу. Для японца того времени характерно двоеверие: синтоизм был близок сердцу Сайге.
Великий поэт с неослабной силой продолжал дело своей жизни. Ученики записывали со слуха его стихи, его высказывания о поэзии.
В 1180 году Киемори внезапно приказал перенести столицу из Хэйана в отдаленную местность Фукухара. У исконных жителей отняли землю. Жестоко страдали и новоселы, - построить дома было нелегко.
"Восток". Сборник первый. "Литература Китая и Японии". М, "Academia", 1935, с. 242.
Вот что пишет об этом Сайге: "Когда столицу перенесли в Фукухара, я был в Исэ и слагал песни о луне:
Заоблачный чертог...
Увы! Покинутой столицей
Он сделался теперь.
Но пусть луну пятнают тучи,
Не изменился чистый свет".
Всеобщее недовольство было настолько сильным, что Киемори пришлось вернуться в Хэйан. В 1181 году он умер. Разжался железный кулак, в котором он держал Японию, и междоусобица вспыхнула снова.
"По всей стране воины встают на брань, и нет такого места, будь то на западе или востоке, на севере или юге, где не шли бы сражения. Страшно слышать, какое множество людей погибает!" - так говорит о тех временах престарелый поэт.
И в своем, казалось бы, надежном убежище - на священной для японцев земле Исэ -- Сайге создал стихи потрясающей силы о бедствиях своего времени.
Войска Тайра были разбиты наголову. В 1185 году феодалы под водительством Минамото-но Ёритомо нанесли им последний сокрушающий удар в битве при Данноура. У Сайге были многочисленные дружеские связи с людьми из рода Тайра. Теперь ему пришлось узнать о их гибели, и картина этой гибели походила на видение ада, столько в ней было нечеловеческого ужаса.
Существовало поверие, что мир живых отделяют от потустороннего мира горы Сидэ-но яма ("Ведущие в смерть"). И через эти горы, пишет Сайге в своих стихах, идут несметные вереницы убиенных воинов.
Лирика Сайге говорит о том же, что народный эпос того времени, но народный эпос широк, как море. Танка Сайге о бедствиях войны - короткие вспышки молний.
В 1190 году Сайге скончался в полнолуние весеннего месяца "кисараги", как он когда-то пожелал в одном из своих стихотворений.
