Внезапно Мария все поняла. Ее любопытство было удовлетворено, Эстелла была той самой девочкой, что жила здесь со своей гувернанткой, так же как Мария сейчас живет со своей. Эстелла каталась со своей гувернанткой в коляске, запряженной пони. Эстелла скакала на Барвинке и дружила с Рольвом. Она должна была выйти замуж за сэра Бенджамина, но они поссорились, и она убежала. Мария вспомнила, что Старый Пастор, когда она с ним завтракала, сказал о мелодии, которую Мария освободила из клавикордов: «Наверно, это было последнее, что она играла перед тем, как закрыть клавикорды. Да, я помню, что она играла в тот вечер. Это был ее последний вечер в усадьбе. Это было двадцать лет тому назад».
Тогда Мария не поняла, о ком он говорит. Конечно, об Эстелле. Эстелла и сэр Бенджамин поссорились в тот вечер, и Эстелла убежала в город за холмами и вышла замуж за адвоката, отца Робина, вместо того, чтобы… А Рольв убежал в сосновый бор… Но она так любила эту долину, что когда ее муж умер, она вернулась обратно.
Но она была слишком горда, чтобы дать знать сэру Бенджамину, что вернулась, слишком горда, чтобы попытаться помириться. Из-за чего же поссорились сэр Бенджамин и Эстелла, задумалась Мария. Что бы это ни было, настало время помириться, теперь нелюбовь сэра Бенджамина и Мармадьюка к женщинам заметно ослабела из-за хорошего поведения ее самой и мисс Гелиотроп.
«Я должна их помирить», — решительно заявила сама себе Мария.
Но первым делом надо было отдать Райский Холм Богу. Это было неотложным делом. Мария сложила жилет и убрала его в шкатулку, взяла шкатулку под мышку и тихонько направилась к себе. Она должна лечь пораньше, чтобы пораньше проснуться для следующего приключения. Однако, есть еще кое-что, что надо сделать перед сном.
Положив руку на ручку двери, она сказала начальственным тоном: «Сэр Бенджамин! Сэр!»
Ее родственник поднял голову, несколько изумленный, потому что никогда раньше он не слышал в своем собственном доме таких королевских интонаций.
«Сэр Бенджамин», — повторила Мария. — «Вы не имеете права на те деньги, которые вы получаете от продажи шерсти, состригаемой с овец, пасущихся на Райском Холме».
«В самом деле, Мария?» — вырвалось у сэра Бенджамина. — «А собственно говоря, почему?»
«Сэр Рольв украл Райский Холм у Бога», — твердо сказала Мария. — «А завтра Старый Пастор, все дети и я отдадим его обратно Богу. Так что он больше не ваш».
«Ну и ну», — удивился сэр Бенджамин.
«Вы должны дать мне слово, сэр», — сказала Мария, — «что вы больше не будете брать эти деньги себе, а будете раздавать их бедным».
«Мой бюджет будет значительно подорван», — весьма сухо заявил сэр Бенджамин.
«Вы можете есть поменьше», — решила помочь ему Мария.
«Мария!» — выпалила мисс Гелиотроп в ужасе. — «Как ты разговариваешь со своим дядюшкой!»
«Я говорю это для его же блага», — заявила Мария.
Внезапно сэр Бенджамин замотал головой и даже заревел от смеха, точно так же, как Робин до этого хохотал от облегчения: «Отлично, Мария. Повинуюсь требованиям вашего высочества».
Мария отправилась в постель совершенно счастливая, зная, что сегодня ее любопытство было полностью удовлетворено. Одного она не знала — где спит Мармадьюк Алли.
Малютка Эстелла сдержала свое обещание и на следующее утро Мария проснулась от поцелуя в щеку, легкого, как прикосновение бабочкиного крыла, и открыв глаза, увидела то, что в первый момент приняла за лицо ангела. Потом она узнала это лицо и улыбнулась.
«Малютка Мама», — сказала она.
Эстелла рассмеялась: «За мою жизнь меня называли многими именами, но это лучшее из всех. Вставай скорее, Мария. Сегодня утром у тебя много дел».
Мария мгновенно выпрыгнула из кровати, так что Виггинс, который по обыкновению лежал у нее в ногах, был с силой подброшен в воздух и приземлился на пол плашмя, упав на спину не в очень хорошем расположении духа. Так он лежал, сердито ворча, болтая всеми четырьмя лапками в воздухе, пока Эстелла не взяла из коробки на камине сахарный бисквит и не положила ему на брюшко. Тогда он мгновенно перевернулся, съел бисквит и утешился.
«Ты точно знаешь, где лежат бисквиты, Малютка Мама», — сказала Мария, умываясь в серебряном тазике. — «Тебе тоже все готовил Мармадьюк Алли, когда ты была девочкой и спала в этой комнате?»
Малютка Эстелла застыла в изумлении, так и не вынув из комода костюм для верховой езды. «А почему ты думаешь, что я спала здесь, когда была девочкой?»
«Я просто догадалась», — сказала Мария, надевая нижнюю юбку. — «А кроме того, где ты еще могла спать? Сэр Бенджамин и его мать занимали комнаты в верхней башне. Твоя гувернантка Эльспет жила в большой спальне, в той самой, где теперь мисс Гелиотроп. А где ты проводила больше времени? Здесь или в гостиной? А где ты шила свое подвенечное платье? И жилет сэра Бенджамина?»
«Мария!» — в ужасе воскликнула Эстелла. — «Тебе кто-то про меня рассказывал?»
«Нет. Я просто сложила вместе два плюс два».
«Твое знание арифметики, Мария, меня пугает».
«У меня есть чутье», — сказала Мария, ласково беря костюм из рук Эстеллы и надевая его, — «и сдается мне, что я первая из Мерривезеров обладаю чутьем. Я унаследовала его от моей матери, потому что у моего отца его не было. Похоже, что у тебя и у сэра Бенджамина его нет, иначе бы вы не поссорились. А почему вы поссорились?»
«Это слишком долгая история, чтобы ее сейчас рассказывать», — поспешно заявила Эстелла.
«У тебя будет уйма времени на рассказ, пока мы дойдем до деревни через парк», — сказала Мария. — «Малютка Мама, ты должна мне рассказать. Любящие матери и дочери не имеют секретов друг от друга».
Малютка Эстелла не отвечала. Она подала Марии шляпку с перышком, накинула на плечи свою серую шаль и проскользнула через маленькую дверь, подходящую по размеру Лунным Девам и карликам, и в сопровождении Виггинса они спустились вниз.
В зале их уже ждали Рольв и Тишайка, и — что самое удивительное — Захария.
«Захария пойдет с нами?» — с изумлении спросила Мария. — «Я думала, он никогда ни с кем не ходит».
«Это великий момент в истории Лунной Долины», — объяснила Эстелла. — «И потому все звери, особо интересующиеся этим делом, собрались вокруг тебя. Барвинок ждет снаружи. Я оседлала его для тебя. Робин в церкви с остальными детьми».
Они вышли и спустились по ступеням. Барвинок терпеливо стоял у камня, с которого удобно была садиться на лошадь.
«Ты поедешь на Барвинке, а я на Рольве», — сказала Мария. — «Не важно, что ты не в костюме для верховой езды. Он пойдет очень тихо».
«Я это знаю», — мягко сказала Эстелла, умело вскакивая на пони. — «Мой дорогой Барвинок».
Барвинок негромко и радостно заржал, а потом с любовью посмотрел на Марию, чтобы та не почувствовала ревности.
«Похоже, у Мерривезеров животные живут много лет», — сказала Мария, садясь на Рольва и ухватившись за его шерсть на загривке.
«Они знают, что они нужны», — ответила Эстелла.
«Да, у них есть чутье», — задумчиво произнесла Мария. Она все лучше и лучше понимала — водительство и защита зверей совершенно необходимы полностью лишенным чутья Мерривезерам.
Было так рано, что луна еще висела в небе над кедром, как лампа, и даже слабо виднелись звезды. Но на востоке, за Райским Холмом, небо уже было розовым, а на западе, над морем, гряда жемчужно-серых облаков светилась чистым золотом. Времени было предостаточно, и две Лунные Девы медленно скакали под деревьями по поросшей мхом дороге. Ударяясь о мох, копыта Барвинка не издавали ни звука, а Рольв всегда скакал совершенно бесшумно. Тишайка, Захария и Виггинс бежали позади, переговариваясь друг с другом, но так тихо, что их беседа была почти не слышна. Это был момент особой тишины, самый подходящий для рассказа.
«Ну, давай, Малютка Мама», — сказала Мария.
«Как и ты, я не родилась в Лунной Усадьбе», — начала Эстелла. — «Я родилась в Корнуолле, где море ревет у огромных скалистых утесов и растут самые прекрасные герани в мире. Я прожила там десять лет, а потом умерли мои родители, и я приехала в Лунную Усадьбу со своей гувернанткой Эльспет на попечение жены моего дяди леди Легации Мерривезер, матери сэра Бенджамина. Она очень рано овдовела, но она была способной женщиной, хорошо воспитала своего сына и так умело вела хозяйство, что Лунная Долина процветала под ее управлением. Она была резкая и суровая, и я ее не любила, хотя я уверена, что она делала, что могла, для маленькой нищей сироты, которой я была, когда приехала в Лунную Долину, не имея в мире ничего, кроме той одежды, которая была на мне, и десяти цветочных горшков с отростками герани, той самой знаменитой розовой герани, гордости Корнуолла».
«Так вот почему в твоем доме столько герани», — пробормотала Мария.
