Ознакомительная версия.
Ещё стали ходить с Сёмгой в студию пантомимы. Прямо в нашем институте. Один старшекурсник ведёт. У него необычная внешность. Длинный, худой, очень смуглый, с чёрными, какими-то отрешёнными глазами. То ли видит тебя, то ли нет, хотя смотрит очень внимательно. И пластика у него необычная: какая-то резкая, угловатая. И очень выразительная.
Сёмга сказала мне шёпотом:
– Представляешь, Арсен – курд!
– И что? Почему ты об этом говоришь шёпотом?
– Ну… Арсен не хотел бы это афишировать.
– Почему?
– Потому что курды как бы несуществующая национальность.
– Как это?
– Ну, так. Их как бы нет в природе.
– Так вот почему он такой отрешённый… он – здесь, и его – как бы нет…
Эта студия просуществовала, к сожалению, только один семестр.
Потом Арсен «ушёл на диплом», и ему стало не до пантомимы.
Но кое-каким пантомимическим штучкам он нас успел научить.
Например, идти против ветра…
Везде и повсюду у Игоря Борисовича Дюшена – его бывшие ученики. В цирке на Цветном – тоже. И ни кто не будь, а заместитель главного режиссёра – Владимир Крымко.
К нему-то меня и послал Игорь Борисович, когда у меня клоунад накопилось на целую тетрадку (читай: на целый вечер в манеже). Он позвонил ему и сказал: «Володя, тут одна девушка окончательно заболела цирком. Ты ей можешь чем-нибудь помочь?»
И вот я пришла со своей драгоценной тетрадкой к Крымко, которого звали Владимир Ильич, как Ленина, и он этого очень стеснялся. Не знаю, по какой причине, по этой или по другой, но у него были очень грустные глаза, и он совсем не был похож на циркового человека. Невысокого роста, худой, грустный. Между прочим, ровесник Енгибарова. Оказывается, цирковое училище вместе заканчивали, оказывается, Владимир Ильич тоже хотел быть клоуном. Но – почему-то не сложилось. То ли имя вождя не позволило сделать клоунскую карьеру, то ли грусть в глазах.
Странно… многие невесёлые люди мечтают стать клоунами. Может, таким способом они хотят вылечиться от грусти?…
Но, не став клоуном, Владимир Ильич стал цирковым режиссёром и поставил много хороших номеров.
И вот он прочёл мою тетрадку. И удивлённо посмотрел на меня своими печальными глазами. И тихо спросил:
– Вы хотите, чтобы зритель рыдал?
– Я хочу, чтобы зритель думал.
– Понимаю, вы насмотрелись Енгибарова… Но, по-моему, вы не понимаете специфики жанра. Между прочим, у Енгибарова всё смешно.
– Не бойтесь, у меня тоже будет очень смешно.
– Я-то не боюсь… но кто же вас выпустит с такими номерами?…
Он грустно задумался.
– Игорь Борисович просил помочь вам. Я бы и рад… – сказал он со вздохом. – Только что же я могу для вас сделать?…
– Не знаю. Да вы не переживайте. Спасибо, что прочли.
– Минуточку… постойте! А хотите, я вам выпишу пропуск на репетиции?
– А это разве можно? мне – постороннему человеку?
– А мы напишем, что вы – студентка циркового училища!
…И вот я держу в руках маленький синий пропуск. В левом верхнем углу – моя собственная фотография, скреплённая печатью, внизу – подпись Крымко, всё как полагается.
– Можете приходить в любой день, – говорит Владимир Ильич. – Можете присутствовать на всех репетициях. Смотрите. Учитесь. Если вы уж так заболели этим…
О, какое это было счастье! Сказочный, волшебный день в моей жизни…
Люди, я могу заходить в цирк СО СЛУЖЕБНОГО ВХОДА!!! Отныне я здесь – не чужая.
И я тут же отправилась в зал, где царил полумрак, а на манеже, в мятом, неярком свете шла репетиция эквилибристов…
Я нашла в зале уютное местечко – не слишком близко к манежу, но и не далеко – и с этой минуты у меня началась новая жизнь…
Колотит в купол дождь осенний…
Колонн разломанные тени
Чернеют на пустых рядах.
Бранятся конюхи, зевая.
Уборщицы в пустынном зале
Метут вчерашней сказки прах…
Короткое сгорело лето.
Медведи завтракают в клетках,
На клетках – ржавые замки.
А на манеже, в мятом свете,
Уже натягивают сетку,
Ругая дождь и сквозняки.
Они?… Без париков и грима,
В рубахах плотных, в клубах дыма –
Рабочий, незнакомый люд.
Ни музыки, ни ярких блёсток.
Всё слишком буднично и просто.
Здесь не играют – здесь живут.
Для вечера – всё в звёздах платье…
А по турам – трико в заплатах
И пыль рабочего ковра.
Мозолей кровь. И боль в затылке.
И тут же – в золотых опилках –
Играет в цирк их детвора…
* * *
Прощай, Садовое кольцо! Прощайте, холодные троллейбусы!
Прощай, кольцевая в метро! Прощай, телеграф на Арбате!
Теперь у меня есть дом, куда я могу прийти в любую минуту, и никто не удивится, и не прогонит.
И этот дом – ЦИРК НА ЦВЕТНОМ БУЛЬВАРЕ!
Есть счастье в жизни!
* * *
Бесконечные репетиции…
На репетициях пишу стихи. Оказывается, в полумраке утреннего амфитеатра стихи пишутся не хуже, чем в кольцевом троллейбусе, в вагоне метро или на телеграфе…
. Стихов незавершённый цикл…
. Маниакальной стал любовью
. Цветной бульвар,
. сутулый цирк…
. И, неподвижен и безмолвен,
. как статуя, –
. в снегу швейцар…
. В потёртых джинсах
. и плешив,
. пьёт пиво из щербатой кружки
. и по бульварам кружит, кружит
. никем не узнанный
. Пьеро…
. Манеж задымлен,
. занесён
. июньской
. тополиной вьюгой…
. По заколдованному кругу
. летит Пегас –
. гривастый конь…
. В плаще, поднявши воротник,
. в лиловом сумраке оркестра
. наигрывает Грига песню,
. волнуясь,
. старый пианист…
. А по пустующим рядам
. чуть освещённого партера
. гуляет юная пантера,
. не подпуская никого…
. Софиты,
. как улитки, спят…
. И сальто крутит
. мальчик-конюх.
. Войду
. и осторожно трону
. дурман портьеры –
. как мираж…
* * *
На репетициях бывало и страшное…
Не могу забыть Юрочку Дурова, бьющего слонов…
А ещё – смерть Дурова-старшего. Ещё вчера работал, а после спектакля зашёл в свою гримёрную – и умер…
Прихожу утром на репетицию, а там – гроб в манеже, поминальные речи, тихо и печально в цирке… и цирковой оркестр играет похоронный марш Шопена…
Володя-конюх говорит:
– А чего ты удивляешься? У циркача вся жизнь – в манеже. И свадьбы тут играют… и отпевают…
…А вечером – как всегда – представление: смех… праздник… огни… бравурная музыка… И никто из зрителей даже не подозревает, что утром на этом манеже происходило совершенно другое действо…
* * *
…Я не могла забыть слонов. И как толстый Юрочка Дуров бил их железной палкой с острым наконечником…
. Слоны, недоумённо морща лбы,
. Под зычный барабан…
. чихая пылью,
. Из-за кулис, как привиденья, плыли –
. Едва передвигая ног столбы.
. Так напряжённо – будто по ножу –
. Шли по барьеру с напускною ленью…
. Он бил их палкой
. и кричал: «Ажну!» –
. Что значит: «На колени,
. на колени!»
. Слоны стонали, на манеж валясь, –
. Как горы серые, нелепо и неловко.
. А балерина танцевала вальс
. На тучных спинах –
. развивая локон…
. По странам их везут, по городам –
. На суд зевак, на смех и удивленье…
. Какие сны им снятся –
. тем слонам,
. Что научились падать на колени?…
* * *
Торчу в цирке целыми днями. Смотрю все репетиции, ничего не пропуская. Читаю все книжки о цирке, которые могу достать.
В полутёмном фойе Володя-конюх учит меня жонглировать. Купила для этого в спортивном магазине теннисные мячики. Володя говорит: у меня способности. Трёмя шариками жонглирую уже трёмя разными способами…
Ознакомительная версия.
